— А ты бы не испортил… Мне было хорошо.
— Наверное, вино ударило в голову. Я не слишком…
— Совсем нет. Правда, ты был немного нетерпелив. Вот, порвал бретельку.
Он равнодушно наблюдал, как она старается воспроизвести интимную атмосферу вчерашнего вечера. Мирелла вскоре поняла его состояние и решительно поднялась:
— Я успею приготовить кофе?
Джеорджеску-Салчия сделал притворный жест, словно пытаясь удержать ее:
— Куда ты так торопишься?
— Я? Это ты торопишься, — сказала она, завязывая пижаму на талии, словно передник.
— Очень сожалею, что мы не сможем и сегодня провести день вместе…
— И мне жаль, но бедняжка Лили не простит меня, если я и сегодня не появлюсь. Она хорошая добрая девушка, и мне бы не хотелось ее обижать. Ну, так как с кофе?
— Думаю, что успеешь, тем более что ты сама вызвалась его варить. А я пойду пока побреюсь. Все необходимое на кухне. Поставь кофейник на большую конфорку — быстрее сварится.
— Приложу все усилия, — засмеялась она и, грациозно покачивая бедрами, пошла на кухню.
Джеорджеску-Салчия резким движением сбросил одеяло, решительно поднялся и подошел к туалетному столику. Посмотрел в зеркало — на шее выделялся красновато-синий след. На кухне Мирелла профессионально пела «О, соле мио». Нет, не такая женщина ему нужна.
Глава 14
Старший лейтенант Стере держал в ладонях чашку, пытаясь согреть руки.
— Пью чай пополам с дождевой водой, — засмеялся он. — Третий выход в море, и третий раз скверная погода. Вам не везет. Боюсь, как бы это не испортило ваших впечатлений о жизни на корабле.
Нуку отмахнулся, продолжая смотреть вперед. Он сидел справа на откидном стуле командира. Сквозило здесь сильнее, а потоки воды, стекавшие по ветровому стеклу, затрудняли обзор, да и глаза уставали быстрее.
— Плохой погодой меня не испугаешь, — ответил он. — Во время первого выхода в море на учебном бриге «Мирча» мы попали в такой шторм, что я думал, мачты сорвет.
— Слышал я об этом шторме, — кивнул Стере. — Мы через год после вас выходили на этом паруснике в море, и члены экипажа нам о том шторме рассказывали.
— Фантастический шторм! — улыбнулся рулевой, военный мастер Бурча. — Я испытал его на себе. Хотел даже написать заметку в газету, но не получилось. Настоящий шторм описать невозможно.
Нуку согласно кивнул. Это были спокойные минуты похода, когда люди находят время поговорить, рассказать друг другу о своих увлечениях, разных случаях из жизни. Так он узнал, что Бурча увлекается литературой. Нуку об этом и не догадывался, ведь рулевой был заядлым спортсменом. По воскресеньям Нуку не раз видел, как азартно играет он в волейбол, игнорируя начертанное на больших голубых щитах предупреждение о том, что игры в мяч на песке запрещены.
— Держитесь крепче! — крикнул военный мастер. Огромная волна выросла прямо перед носом корабля.
Ловкий маневр рулевого — и корабль отскочил влево. Водяной вал с силой обрушился на правый борт и перекатился через палубу. Волны, дробясь, достигли ходового мостика, и брызги смешались с дождем. Нуку почувствовал привкус соленой морской воды на губах. Он взглянул на главную палубу и увидел, как широкие языки гены устремляются в сторону кормы.
— Добавить десять оборотов двигателю! — приказал Нуку механику. — Волны снижают скорость.
— Десять оборотов плюс! — продублировал механик.
Ветер то рвал на клочья, то вновь сбивал в кучу свинцовые тучи, перекрывая мощный гул двигателей, многоголосо завывал в мачтовых опорах. Нуку посмотрел на тахометры, на гирокомпас. «Существуют какие-то пределы, какая-то граница между тем, что можно сделать, и тем, что нужно сделать», — подумал он. Он мог, например, скомандовать: «Полные обороты» — и механик выполнил бы его приказ не задумываясь и ни о чем не спрашивая. Воля командира и исполнение его команд подчиненными — все это объединено одной целью и взаимосвязано как в математической формуле, которую раз и навсегда объяснили и заучили, чтобы не тратить время и силы на абстрактные рассуждения. Но никакие теории не помогут, если командир сделает ошибочный шаг. Ты можешь что-то забыть, чему-то не придать значения, но когда командуешь людьми, то не имеешь права на ошибку, иначе она, распространившись на подчиненных, сделает их соучастниками твоей неудачи.
— Достигли южной границы квадрата Е-4! — крикнул лейтенант Пэдурару из двери штурманской рубки. — Через минуту надо менять курс.
— Хорошо, — сказал Нуку. — Ты учел в расчетах ветер?
— Безусловно. Курс — сто сорок два градуса, и мы выйдем точно на красный буй. Поставить в известность командира?
— Пусть поспит. Не прошло и часа, как он лег. Почти всю ночь провел на мостике. Надо сработать точно, чтобы потом не было стыдно. Машины, половину оборотов!
— Половину скорости! — повторил механик и вернул в исходное положение рычаги машинного телеграфа.
— Переходим на курс один-четыре-два…
— Понял, один-четыре-два, — повторил рулевой.
Скорость упала, но корабль продолжал двигаться по инерции. Палуба сильно накренилась вправо. Ветер, казалось, изменил направление и теперь дул с другой стороны. В какое-то мгновение корабль почти лег на волну. Палуба продолжала крениться. Люди на мостике хватались друг за друга, ища точку опоры. Где-то внизу раздался звон бьющейся посуды. В следующее мгновение корабль выпрямился и люди вздохнули о облегчением. Бледность с их лиц исчезла.
— Такое случается, когда делаешь поворот, — извиняющимся тоном произнес рулевой. — Немного перебрал крен…
Лейтенант Пэдурару вышел из штурманской рубки и крикнул наверх, на мостик:
— Крен — тридцать пять градусов! Я зарегистрировал в бортовом журнале. Такое бывает не каждый день…
— Ничего страшного, — возразил рулевой. — Однажды крен был и сорок градусов. У нашего корабля метацентр очень низко… Хотя, конечно, душа в пятки ушла… Мы легли на курс один-четыре-два.
— Хорошо, так держать! — приказал Нуку. — Впередсмотрящий, будь повнимательнее! Прямо по курсу должен показаться красный буй.
— Понял, — отозвался матрос и приложил бинокль к глазам.
Нуку постепенно успокаивался. Эти тридцать пять градусов были достаточно ощутимы. При таком крене каждый незакрепленный предмет может стать чем-то вроде снаряда с непредсказуемой траекторией полета. Нуку испытывал острое желание пройти по отсекам, посмотреть, как там дела, но должен был оставаться на мостике, чтобы руководить непосредственно действиями корабля, борющегося со штормом. Он взял микрофон:
— Экипажу проверить состояние отсеков и доложить.
И опять стал вглядываться в даль, туда, где едва просматривалась линия горизонта. Море казалось бесцветным и пустынным. Только в промежутках между волнами метались уродливые тени.
— Ветер крепчает, — заметил рулевой. — С трудом удерживаю корабль на курсе. Постоянно тянет вправо. Обычно корабль подчиняется каждому движению рулевого колеса, но из-за этого урагана…
Лейтенант Пэдурару вышел из рубки, держа в руке бумагу, которую трепал ветер.
— Радиограмма с базы! — крикнул он. — Я расшифровал ее и нанес обстановку на карту.
— Держи крепче, чтобы ветер не унес, — посоветовал Нуку. — Что там?
— Приказ стать на якорь в точке, отмеченной красным буем, и ждать новых распоряжений.
— У нас же планировались стрельбы, — пробормотал Нуку.
— Думаю, не смогли доставить мишень из порта, — высказал предположение лейтенант.
— Возможно. Смотри, промокнешь. Что, нечего надеть?
Пэдурару усмехнулся, стряхивая капли воды с рукава:
— Моряк воды не боится!
В ту же минуту волна ударила в нос корабля и гроздья брызг разлетелись во все стороны — лейтенант едва успел захлопнуть дверь рубки. Рулевой закашлялся, вытирая ладонью мокрое лицо, и повернулся к Нуку:
— Я служил на буксире и знаю, что такое доставить мишень в заданный район в такую погоду. Однажды мы не смогли даже в порт вернуться и три дня болтались в море с мишенью на хвосте. Сидели на бисквитах и сыре — это все, что оставалось на борту. Уже начали выдавать экипажу питьевую воду порциями: не знали, сколько еще придется болтаться.
— Прямо по курсу красный буй, дистанция — шесть кабельтовых! — выкрикнул впередсмотрящий.
— Отлично! — обрадовался Нуку. — На таком расстоянии увидел — хорошее у тебя зрение.
— И бинокль тоже, товарищ старший лейтенант, — ответил матрос, польщенный похвалой.
— Станем на якорь рядом с буем, — решил Нуку, — и будем ждать новых распоряжений.
— Теперь и я его вижу, — подхватил рулевой. — Когда волны поднимают буй, он хорошо заметен.
— Хорошо рассчитал наш Пэдурару.
— Ничего не скажешь, ас, — вставил рулевой.
