Проработала моя жена с ней ещё несколько лет, прежде, чем убедилась, что слова её и дела далеко не одно и тоже, а я понял это ещё позже, потому как до последнего поверить не мог где собака зарыта.
Открытие это произошло летом 2002…
Последний мой экипаж
А полёты продолжались. Уж и не знаю точно, какая причина была, но только началось лето 2002, и меня переводят в другой экипаж, Командиром которого был Владимир Николаевич К. Новость эту, я принял без энтузиазма, не потому, что не нравился мне Владимир Николаевич, а потому, что привык и любил свой старый экипаж.
Владимиру Николаевичу, было за пятьдесят, он до Ту-134 был инструктором в Сасово, потом прошёл путь от второго пилота до Командира и стал пилотом — инструктором на нашем лайнере.
Стремительный, как пуля на земле, он никогда не дёргался и не спешил в небе, и никогда я не слышал, чтобы он повышал голос или имел дурное настроение. Всегда отличало его благоразумие и остроумие.
В общем, Владимир Николаевич, сразу произвёл на меня очень хорошее впечатление и чем больше мы с ним летали, тем больше он мне нравился своим умением и желанием считаться с другими и всегда доказывать истину, даже если, кто-то считал себя правым. Правд много, а истина одна! Он относился с подчёркнутым уважением ко всем, и к птенцам желторотым, и людям, уже умудрённым опытом.
Нашим бортовым механиком был Александр С. С Александром мы были уже знакомы более 10 лет.
Кстати, ещё в 91, когда мы с Никитичем дней 5 летали по Украине и залетели, потом в Таллинн, (извините, если по незлому умыслу, какую букву не дописал) мы с ним даже сигареты делили по-братски.
Потом, именно с ним мы летели, когда у нас аккумулятор хотел закипеть, а потом именно Александр, меня прославлял в отряде.
Ещё у Александра была любимая собака, сеттер, которую иначе, как мой Мальчик он не звал. Как-то приехал он ко мне со своим Мальчиком, Люда нам кофе сварила. Мальчик по квартире носится, а Саша его усаживает на пол, и на лапы ему по кусочку сыра кладёт и пока мы кофе не выпили, не разрешил он своему Мальчику это лакомство съесть.
С фотоаппаратом Александр не расставался никогда. Всегда что-то интересное находил. То знаменитость какая к нам в кабину зайдёт, половить кайфа, то самолёт рядом пролетит, то кто-нибудь из экипажа притомиться — Саша тут как тут! Когда жара, я всегда вентилятор включал с турбо наддувом и рубашку снимал, так Сашу это очень всегда забавляло, и несколько таких фото у меня есть, а один самый большой, Ольга над столом у себя повесила.
Экипаж у нас был инструкторским, поэтому вторые пилоты у нас менялись. Летали мы, может и не очень красиво, но очень надёжно, приходилось делать запас по времени на молодых вторых пилотов.
Первый, кто пришёл к нам учиться был Олег Ч. Он закончил военное Оренбургское училище. В первом же, зачётном полёте на Л-39, отказал двигатель, и Олег успешно посадил самолёт прямо перед собой.
Потом, когда субмарина “Комсомолец“ в бедствии была, Олег, пилотируя бомбардировщик Ту-16 на 15–20 метрах от воды, ту лодку нашёл, за что и получил Орден Боевого Красного Знамени.
Летал он и на других типах, но пришли ельциноиды, которые в услугах ВВС более не нуждались и Олега, как и друга, моего Колю, с которым они даже в одном полку служили, выперли. Олег работал на развозке хлеба. Всё бы хорошо, да неба нет, только начал Олег заболевать, стандартной авиационной болезнью, как в Пулково место нашлось, и болезнь ушла.
Мы летим в первый раз в командировку в Домодедово, и Олег волнуется, сигарету закурил. Я не волнуюсь, приятно, что человек отмучался. Олег идёт и смолит сигарету. Я не выдерживаю и делаю ему замечание — нельзя на перроне курить. Рядом сателлит, у которого наши Ил-86 стоят. Но улетели Ил-86, а танки, с виду похожие на люки, остались. С этих люков-танков Ил-86 и заправлялись. Так Олег, не зная этого, туда свой, правда, загашенный окурок бросил! (Не суйте окурки в танки! Всё равно, ничего плохого не будет!)
Как кофе приносили, так всегда у нас болтанка начиналась, и тот кофе, обычно, первое время Олег себе на костюм выливал “Опять обляпался!“ — сокрушался он. Я до этого ни разу не промахивался (в смысле рта)! А тут, как-то, ЗА ОДИН ПОЛЁТ, ТРИЖДЫ!!!
Подружились мы с Олегом. Приятной для меня личностью он оказался. Сидим как-то с ним, пьём, и я ему говорю: боюсь я, схватят меня какие-нибудь фашисты, пытать начнут, руки выворачивать, иголки под ногти совать — не выдержу и наших сдам. А Олег мне и говорит, что больно будет только первые 5 минут, потом будет тебе уже всё равно! Успокоил малость!
Тогда, в той командировке я и почувствовал приближение своей болезни, но думал, что просто устал.
Так где-то с полгода и летали, пока Олег не оперился.
Александр П. был командиром эскадрильи во Ржевке, вторым нашем аэропортом в Питере.
Демократические ветры перемен сбрасывают не только с моста президентов, но и закрывают предприятия, тем более небольшие аэропорты. И стал Александр безработным пенсионером, уже и не думал, что полетает. Но повезло, полетал ещё, взяли на работу в Пулково. Летал он здорово, поэтому и не долго был с нами. Расставаться было жаль.
Скоро он сам стал Командиром, но уже без меня.
Потом пришёл Серёга. Серёга совсем ещё молодой был и очень старался. Всё у него и всегда было Отлично! Куда бы мы не летели, какая бы погода не была, всё и всегда у него было ОТЛИЧНО!
Как-то мы летим в Ереван. Настроение радостное, вечером будем пить самый лучший в мире коньяк!
Уже сели и Александр, наш механик, меня и просит, мол, раз ты коньяк брать будешь, то и мне купи пару членов. Я, конечно, ему пообещал. В Звартноце, было несколько магазинов, где настоящим коньяком торговали, а в нескольких торговали какой-то коньячной жидкостью. Торговали “Саблями” и это была коньячная жидкость, поэтому я не брал эти Сабли никогда. Взял я себе несколько бутылок и Саше пару Сабель.
Летим уже обратно, и Саше захотелось посмотреть, что я ему купил, потому, как заказов много, и Саше надо было упаковаться. Выходим мы в багажник, и я ему отдаю Сабли. Удивился моей абсолютной бестолковости. Александр и говорит мне: “Ты, что член от Сабли отличить не можешь?”
Не знал я, что Армянские Мастера-стеклодувы, приступили к массовому производству бутылок-членов, для разливки коньячной жидкости в них! Члены те, вероятно, были срисованы с членов-статуй древнегреческих Богов без фиговых листков!
Потом к нам пришла Ниночка! Да, да пилотесса. В СССР я встречал в воздухе только две-три! Много женщин летает в Air France, SAS, British Air Ways, наконец, и у нас! Уже летает в Газпроме девушка-штурман. Она училась летать в первой эскадрилье!
Я помню, ещё летая на Ан-24, собрались мы весёлой компанией немного выпить, у наших стюардесс, и стол был уже накрыт, и приходит одна стюардесса с полётов. Она очень устала и конечно, никаких полупьяных рож видеть не хотела. Истерика с ней была, и, понимая, что нет у неё личной жизни, а вся её жизнь это только полёты, собрали мы свою выпивку и ушли. Молча и без упрёков.
А тут пилотесса! Обыкновенная хрупкая женщина, с семьёй, маленьким ребёнком и, безусловно стальным характером. Мало того, что она летала на спортивных самолётах в ДОСААФ, так ЕДИНСТВЕННАЯ пробилась в большую авиацию. У неё в шкафу парашют лежит — сама мне говорила!
Тяжело ей на первых порах было, но не думаю, что была в обиде на кого-то из нас — все мы старались, всё ей показать и научить!
Женщина есть женщина. Не полетит, пока внешность свою в порядок не приведёт.
А я всё удивлялся, от куда у неё силы берутся удержать наш лайнер в болтанку на посадке!
Как сядем, приведёт себя в порядок, губы намажет, волосы расчешет, туфельки наденет и вперёд.
Если в аэропорту магазинчик был, мы ей шоколад и мороженое покупали — потому, что Ниночка любит сладкое!
В общем, жизнь налаживалась. У нас был отличный экипаж, к власти приходили отличные ребята.
