На третьем этаже было всего лишь три коридора, четвертый заменял просторный зал с высокими окнами. Выглянув в окно, Мегэн, поняла, что зал построен над рекой и ведет в другую такую же башню. Под ними блестела темная вода.
— Выгляни с другой стороны, — сказала Хан’дерин. Мегэн повиновалась. Она увидела, что река вытекает из маленького озера, очень похожего на то, что было в ее долине. Когда-то в его воде отражались Башни, но теперь их почти скрыл лес. Сквозь густые ветви местами проглядывало закатное небо.
— Какая это Башня? — спросила она, когда они начали подниматься по другой винтовой лестнице.
— Не знаю, — нахмурившись, ответила Хан’дерин. — Я не думаю, что одна из них была Башней Роз, а другая — Шипов.
Поднявшись, наконец, на последний этаж, Хан’дерин открыла дверь в восточный коридор и отступила, пропуская Мегэн вперед. Сначала ей показалось, что комната заполнена лентами из серебряного шелка, которые мерцают и переливаются от колдовского огня. Присмотревшись, она разглядела в середине комнаты гнездо, свитое из шелковых лент.
— Она спит, — сказала Хан’дерин, подбирая ленты, выбившиеся из гнезда. — Не волнуйся, ты ее не разбудишь.
Собрав все свое мужество, Мегэн шагнула в комнату. Пробравшись через шелковые ленты, она заглянула в гнездо. Внутри спала Ишбель. Ее хрупкое тело было закутано в серебристый кокон, свитый из собственных волос. На глазах Мегэн навернулись слезы. Хан’дерин, взяв ее за руку, вывела в зал.
— Пойдем в мои комнаты, я заварю тебе чаю, — холодно произнесла вторая Изабо. Она привела Мегэн в свою комнату — точно такую же, как та, в которой спала Ишбель. Взмахнув рукой, она зажгла толстенные восковые свечи и пристально посмотрела на колдунью.
— Спящая колдунья была тебе дорога? — спросила она наконец. Это был первый вопрос, с которым она обратилась к Мегэн.
— Много лет назад я любила ее, как дочь, — сказала Мегэн. — Она была моей ученицей. Я не видела ее шестнадцать лет и только несколько дней назад узнала, что она жива. Я считала ее погибшей.
До чего же угрюмая девушка , заметил Гита, который присев на задние лапки, грыз корочку.
Мегэн не обратила на него никакого внимания.
— Видишь ли, она действительно твоя мать.
— Да, я догадалась. Но почему она спит? Восемь лет я заботилась о ней, и она просыпалась только один раз.
— Я не знаю, почему она спит. Магия Ишбель всегда была странной и непостижимой. Может быть, ее душа и тело нуждались в исцеляющем сне. Это было ужасно — День Предательства, гибель тех, кого мы любили. Это произошло так неожиданно.
— Разве твои сны не сказали тебе, что он приближается?
— Я не владею даром предвидения, — вздохнула Мегэн. — Если бы я им владела, мы сохранили бы многое из того, чем владели. Понимаешь, солдаты напали на все Башни сразу, ну, по крайней мере, на те, которые еще стояли.
— На Башни Роз и Шипов никто не нападал.
— Все считали, что они давным-давно исчезли. К тому же, они находятся далеко в горах и до них так трудно добраться.
— Да, Фельд говорил, что потратил почти год, чтобы прийти сюда.
— Фельд? — воскликнула Мегэн. — Здесь есть волшебник по имени Фельд?
— Верно. Это он научил меня говорить на твоем языке, читать и пользоваться Единой Силой. — Хан’дерин помахала рукой, и пламя свечи взметнулось вверх, но Мегэн уже была на ногах.
— Мой старый друг Фельд здесь! Благодарение Пряхам! Могу ли я увидеть его?
Они нашли старого колдуна в библиотеке. Водрузив очки на кончик крючковатого носа, он листал фолианты размером с него самого. Увидев Мегэн, он разразился смехом, перешедшим в сухой кашель.
— Значит, слухи, которые дошли до меня, были правдой! Ты пережила Сожжение.
— О, я крепкий старый орешек, — усмехнулась Мегэн. — Не верю своим глазам! Что ты здесь делаешь?
Рассказ занял несколько часов, ибо Фельд не умел говорить коротко. Он пространно описал огромную библиотеку Башен Роз и Шипов, но, в конце концов, Мегэн удалось узнать то, что ее интересовало.
В День Предательства Фельд спасся, буквально, чудом — его не было в Башне Двух Лун, когда на нее напали Красные Стражи. Возвращаясь из книжной лавки, он услышал крики и увидел поднимающийся над Башней дым. Старому хитрецу удалось ускользнуть, но он отчаянно волновался о своем ученике Хан’гараде и прочих друзьях и коллегах. С помощью друзей он скрылся в Белых горах и долго блуждал там, мучимый горем и холодом. В конце концов, он вспомнил истории своего ученика, который прилетел в Башню Двух Лун на драконе, — первый человек после Эйдана Белочубого, которому было дозволено оседлать дракона. Хан’гарад Повелитель Драконов рассказывал ему, что спас от неминуемой смерти принцессу драконов и заслужил благодарность огромной королевы. И Фельд, посвятивший свою жизнь изучению драконов, отправился к Драконьему Когтю, где попросил у драконов убежища. Так он и попал в Башни Роз и Шипов, где прожил пятнадцать лет, заботясь о спящей Ишбель и занимаясь науками.
— Вряд ли они позволили бы мне остаться, если бы не сочли, что я могу заботиться о Ишбель, которая попала сюда после Сожжения. Близнецы появились на свет в Зале Драконов, и странные же это были роды: мать была вне себя от горя и ужаса, а повивальными бабками были драконы.
— Выходит, она прилетела прямо сюда. Не понимаю, как она вообще смогла подняться в воздух, ведь она должна была родить с минуты на минуту!
— Должно быть, лишь сила духа удержала ее в мире живых: Как только родились близнецы, она заснула и продолжала спать все эти годы.
— Значит, Ишбель проспала последние шестнадцать лет?
— Несколько лет назад, когда сюда пришла Хан’дерин, она ворочалась, но проснулась только на прошлой неделе, когда Драконья Звезда снова появилась на небосклоне. Я, как обычно, расчесывал ее волосы, когда она внезапно заворочалась и открыла глаза. Это была радостная неожиданность! Пятнадцать лет я ухаживал за ней, и все это время она спала как младенец.
— Как она чувствовала себя, когда проснулась?
— Ужасно. Понимаешь, я забыл, что она проспала целых шестнадцать лет. Все, что она помнила, были кровь, огонь и предательство Ри, которому мы верно служили. И, разумеется, смерть Хан’гарада. Гибель возлюбленного, это последнее, что она запомнила.
Мегэн почувствовала, как в ее душе пробуждается старая боль. По ее морщинистым щекам заструились слезы. Закрыв лицо руками, она попыталась успокоиться, но долго сдерживаемое горе в конце концов, прорвало плотину.
Через некоторое время она почувствовала, что Фельд гладит ее по плечу, и услышала его неуклюжие утешения.
— Ну, полно, полно, ты намочишь мою книгу, а она слишком редкая и ценная, чтобы поливать ее слезами. Я знаю, что ты сделала, но разве у тебя был выбор? Ты спасла себя и Ишбель, а если бы тебе немножко повезло, ты уничтожила бы Банри. Это было бы добрым делом, хоть мне и больно говорить, что убийство может быть добрым делом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
