То, что вообще половой аппетит может значительно усилиться под влиянием внешних случайных впечатлений, в особенности пребывания на улицах большого города, не подлежит никакому сомнению. Вид красивых и импонирующих женских фигур, как в реальности, так и в изображении, действуют сильно возбуждающим образом. Для человека, отмеченного печатью мазохизма, по крайней мере на время приступа, все внешние явления жизни играют роль поводов мазохистского характера. Пощечина, данная хозяйкой ученику, удар бичом возницы — все это оставляет в мазохисте глубокие следы, тогда как вне приступа он прошел бы мимо таких явлений равнодушно или даже почувствовал бы отвращение.
IV. Уже при чтении произведений Захер-Мазоха мое внимание обращено было на то, что представления у мазохиста время от времени сплетаются с садистскими ощущениями. У себя я также мог открыть возникающие иногда спорадические ощущения садизма. Должен, однако, заметить, что иногда последние по своей яркости и выраженности далеко уступают мазохистским и что они, не говоря уже о редкости и, так сказать, побочном характере их появления, никогда не выходят из пределов мира абстрактных чувств и не принимают форму конкретных и логически связанных между собой представлений. На половое влечение, однако, и те и другие действуют одинаково.
Если этот случай примечателен тем, что он в деталях раскрывает нам картину полного развития психического состояния, составляющего сущность мазохизма, то следующее наблюдение представляет большой интерес из-за причудливости поступков, вытекающих из данного извращения. И этот случай также довольно наглядно показывает момент порабощения мазохиста женщиной и самоуничижения перед ней, проливая в то же время свет на своеобразную половую окраску вытекающих отсюда ситуаций.
Наблюдение 58. Ц., чиновник, 50 лет, высокого роста, мускулистый, здоровый, имеет здоровых, по его словам, родителей; отец, впрочем, был старше матери на 30 лет. Сестра Ц., двумя годами старше его, страдает бредом преследования. Больной внешне не представляет ничего выдающегося. Скелет безусловно мужского типа, большая борода, но на туловище ни следа растительности. Он утверждает, что отличается мягким, добрым характером, решительно не в состоянии ответить отказом на обращенную к нему просьбу; в то же время он горяч и вспыльчив, но эти припадки моментально проходят, оставляя в нем чувство глубокого раскаяния.
Ц., как он уверяет, никогда не онанировал. С юных лет страдает ночными поллюциями, ни разу, однако, не связанными с представлением о половом акте, но только с представлением о женщине вообще. Так, например, ему снилось, что симпатичная ему женщина крепко прижалась к нему или что он лежит в дремоте на траве, а она шутя взлезает ему на спину. Акт совокупления с женщиной издавна внушал ему отвращение. Акт этот ему казался всегда животным. Тем не менее его сильно влекло к женскому полу. Чувствовал он себя хорошо и уютно только в обществе красивых женщин и девиц. Это был очень галантный и при всем том нисколько не назойливый кавалер.
Хорошенькая женщина с пышными формами и в особенности с красивой ногой в состоянии была, когда она сидела, привести его в сильнейшее возбуждение. Его неудержимо влекло предложить себя в качестве сиденья; его восхищала мысль, что ему позволено будет «держать такую массу чудных красот». Наступи она на него ногой, дай ему пощечину, большего блаженства он не знал бы. Мысль о возможности полового общения с ней он с ужасом отгонял от себя. Он чувствовал потребность служить женщине. Ему пришло в голову, что дамы охотно ездят верхом, и вот воображение рисовало ему, как было бы чудесно изнемочь под тяжестью красивой женщины, лишь бы доставить ей удовольствие. Он воспроизводил мысленно все детали этой ситуации, представлял себе красивую ногу со шпорами, пышные икры, полные упругие бедра. Всякая статная дама, любая изящная женская ножка с силой возбуждала его фантазию, но ни разу не выдал он никому своих своеобразных, ему самому казавшихся ненормальными ощущений и отлично умел владеть собой. С другой стороны, он не явствовал никакой потребности бороться с ними, преодолеть их; напротив, ему было бы бесконечно жаль расстаться с представлениями, ставшими ему столь дорогими.
32 лет Ц. случайно познакомился с 27-летней женщиной, разошедшейся с мужем и находившейся в крайне бедственном положении. Она произвела на него благоприятное впечатление, и он принял в ней живейшее участие, работая для нее месяцами совершенно бескорыстно, руководимый исключительно добрым чувством. Однажды, уступая бурным, настойчивым ее требованиям, он совершил с ней половой акт, который имел последствия. Ц. переселил эту женщину к себе на квартиру стал жить с ней по-супружески, но был умерен в половых сношениях, так как акт совокупления не только не доставлял ему удовольствия, но, напротив, был в тягость; очевидно, под влиянием этого психического воздействия эрекции стали слабы, подруга его под конец заявила ему, что она отказывается от сношений с ним, так как он только раздражал ее, но не удовлетворял. Бесконечно любя ее, он тем не менее не в состоянии был отделаться от своих своеобразных фантазий. С этого времени отношения его к подруге приняли исключительно дружеский характер.
Он не переставал глубоко сожалеть, что не может служить ей так, как он хотел бы, повинуясь своим влечениям. Боязнь того, как она примет соответствующее предложение, и чувство стыда заставляли его упорно не открывать своей тайны. И вот он нашел суррогат неудовлетворенных желаний в своих сновидениях. Так, ему снилось, что он превратился в благородного, пышущего огнем скакуна, на котором несется красавица. Он чувствовал тяжесть ее тела, поводья, которым он должен был повиноваться, сжатие боков бедрами, он слышал ее звонкий, радостный голос. От воображаемого напряжения он обливался потом, ощущение мнимого пришпоривания довершало остальное, и в результате каждый раз наступала поллюция, сопровождавшаяся сильным сладострастным ощущением.
Под влиянием подобных снов Ц. 7 лет назад удалось побороть робость, удерживавшую его от решения пережить в действительности испытываемые им ощущения. «Подходящий» для этого случай не замедлил представиться, и вот как описывает он проделывавшиеся им манипуляции.
«Я всегда умел устроить так, чтобы она так или иначе сама вскочила ко мне на спину. Это положение я старался сделать ей возможно более приятным и легко достиг того, что при ближайшем поводе она уже по собственной инициативе обращалась ко мне с просьбой: «Дай мне немножко покататься верхом!» Высокий рост мой позволял мне, упираясь обеими руками в стул, придавать своей спине горизонтальное положение, так что она могла удобно устроиться верхом, сидя по-мужски. Я подражал по возможности всем движениям и аллюрам лошади, и мне очень нравилось, когда она обращалась со мной как с лошадью, тренируя без всякой жалости. Она могла бить меня, колоть, ругать — словом, делать все, что ей только угодно было. В подобной позе я мог выдерживать на спине женщин весом 60–80 кг непрерывно в течение 1/2 — 3/4 часа. После того я обычно выпрашивал себе небольшой отдых, во время которого беседа между мной и «госпожой» велась в самом приличном тоне, на самые невинные темы и о предшествовавшем не упоминалось ни звука. Спустя 1/4 часа я совершенно оправлялся и снова с готовностью предоставлял себя в распоряжение «госпожи». Процедуру эту, если позволяли время и обстоятельства, я проделывал, с указанными промежутками, 3–4 раза подряд. Случалось, что я разыгрывал роль верховой лошади и до, и после обеда. Я не чувствовал потом никакого утомления, не испытывал никакого неприятного ощущения, в эти дни я только замечал почти полное отсутствие аппетита. Особое удовольствие доставляло мне, если я мог обнажать при верховой езде верхнюю часть туловища, чтобы таким образом сделать более чувствительными удары бича. Но сама «госпожа» должна была выглядеть прилично и держаться пристойно. Всего более мне нравился такой ее костюм: изящные башмаки, красивые чулки, короткие, до колен, закрытые панталоны, платье, застегнутое доверху и закрывающее руки, шляпка, перчатки».
