— Что же дальше? — забеспокоился Юрка.
— Любому растущему организму требуется питание. Поэтому последствия могут быть самыми трагическими… Поймите, ребята, мы не вправе рисковать. Я считаю, что мы должны передать попавшие в наши руки документы компетентный людям.
— Что же, комитетчикам, что ли? — воскликнул Андрей.
— Нет, зачем же? На прудах работают ученые. Вот им, я полагаю, для окончательных выводов и потребуются дополнительные факты… Так что, ребята, нам придётся нанести нашему Существу последний визит. Надеюсь, вы не откажетесь меня сопровождать?
— Конечно, учитель! Ведь это наше общее дело, — произнёс Андрей. — В нынешних условиях, мы, по-моему, и не можем поступить иначе. А потом…
— А потом… — продолжил Папа Карло. — Да, видимо, будет принято решение об уничтожении Существа. Увы, но это так. Жаль, конечно. Ведь это уникальный шанс изучить жизнь иную, отличную от нашей… Но ничего не поделаешь, приходится выбирать из двух зол меньшее.
26. Максим. Кириллово-ЛТО «Бригантина»
При прощании на автобусной остановке Ксюша сказала Максиму:
— Здесь недалеко, буду приезжать по возможности. А знаешь, ведь мильтон хотел устроить тебя в Преображенку, к маразматикам и шизикам... Хорошо, что врач не дал в обиду. Ну, ладно, не кисни, отдыхай. Все будет в порядке. Я побежала.
На остановке было несколько парней, Максиму не знакомых, но явно «трудного» облика, да две всклокоченные, с темными кругами под глазами, девочки. Сопровождала их Надежда Семёновна из милиции, видимо, для того, чтобы этот «контингент» не разбежался.
Первой неожиданностью для Максима было то, что среди едущих в лагерь с хозяйским видом расхаживал Лёха, подошедший к автобусу позже всех. И вот, увидев Максима, тот сразу же подошел к нему и сказал:
— Ну, привет, ханурик. Здесь мы с тобой незнакомы, ни я тебя в упор не знаю, ни ты меня. Так надо! Понял? Ну, бывай. Не чихай и не кашляй.
В Кириллове всех устроили в одноэтажном здании барачного типа, но с гордой табличкой на входе: «Правление колхоза «Верный путь» и обязательным плакатом, изображающим великого вождя, улыбающегося и напутствующего: «Верной дорогой идёте, товарищи!» Собрали ребят в Ленинской комнате, если судить по табличке на двери. Было всего человек тридцать. Представили начальника трудового лагеря, астматичную багроволицую женщину, и четырёх воспитательниц, видимо, практиканток из пединститута, а может, из какого-нибудь училища. Коротенько, минут на пятнадцать, выступила милиционерша с напутствиями и пожеланиями, затем что-то невнятное прогундел председатель колхоза, как его представили, половина речи которого состояла из «ну, то есть, это самое», а потом встала начальница. Её представила милиционерша: «Валентина Валентиновна, заслуженный учитель…» Но тут голос из задних рядов перебил:
— Валь-Валь! А пора бы и пожрать, а то на душе паскудно.
Это был Лёха. Начальница застыла с открытым ртом, ещё больше побагровела, нерешительно оглядываясь на милиционершу. Та встала.
— Ванюхин, опять в колонию хочешь? Ещё одно замечание…
Из угла раздалось:
— Ванюха-Ванюха, зелёная лягуха…
Лёха вскочил и, раскидывая стулья, чуть ли не по головам сидящих ринулся в угол. Но драке разгореться не дали. Что-то верещали птичьими голосами воспитательницы, что-то бухала сквозь кашель начальница, что-то хотел сказать председатель колхоза: «Ну, что вы, то есть, это самое!» Но всех решительнее действовала милиционерша. Она мигом оказалась возле возмутителя спокойствия, схватила его за шкирку и рывком усадила на место.
— Последнее предупреждение, Ванюхин, или завтра же сядешь! Понял?!
— А что они?..
— Я ко всем обращаюсь, их это тоже касается! Вы будете под контролем. Или я, или ещё кто из районного управления внутренних дел будет здесь каждый день. Будем действовать решительно, по всей строгости закона. Всем всё ясно? Вот так!
Потом ребят построили на площадке перед бараком. Это называлось торжественной линейкой. Объявили распорядок дня, разбили по отрядам, снова построили, представили воспитательниц. Отряду Максима досталась белобрысенькая конопатенькая Нина Николаевна.
— Ни-Ник, Ниник, — сразу же объявил Ванюхин. Он тоже попал в этот отряд и сразу же встал на правый фланг, конечно же, по праву. Был он по крайней мере на полголовы выше любого из третьего отряда. Максим стоял в конце шеренги предпоследним. А последним пристроился мальчик такого же примерно роста, но, скорее всего, даже ещё тощее и, казалось, на год-два младше остальных. Было заметно, что ему все это очень не нравилось, выглядел он каким-то растерянным, замкнувшимся. Для того чтобы ободрить его, Максим сказал:
— Давай знакомиться, меня зовут Максим.
Тот открыто и благодарно посмотрел на соседа, по губам скользнула слабая улыбка.
— А я — Гришка.
Максим подал ему руку, и тот тоже протянул узенькую ладошку с длинными тонкими пальчиками. Почему-то хмарь, которая окутывала Максима в последние дни, начала потихоньку рассеиваться.
Начальница объявила:
— Первую смену в лагере труда и отдыха «Бригантина» объявляю открытой! Знамя лагеря поднять! Под знамя — смирно!
Две девочки в черных юбках, белых блузках, с повязанными пионерскими галстуками подошли к жердине, врытой посреди площадки, и начали тянуть за бечёвку, на которой был закреплен флаг синего цвета с белым парусным корабликом по центру. Флаг медленно пополз вверх, но на середине подъема за что-то зацепился. Девочки подергали за бечёвку, затем смущенно оглянулись на начальницу. Та подошла, потянула, дернула сильнее, бечёвка лопнула, и знамя лагеря косо затрепыхалось на флагштоке. В это время из динамика, поставленного на подоконник раскрытого окна, послышались начальные аккорды гимна, скоро перешедшие в хрипение и щёлканье. Потом и эти звуки смолкли. В наступившей тишине отчетливо послышалось кряканье начальницы, скомандовавшей:
— Всем помыть руки перед входом в столовую, и на обед!
Ревущая толпа, толкаясь и матерясь, рванула в столовую.
Только несколько человек, и Максим с Гришкой в том числе, подошли к металлической лоханке, поставленной на сбитые доски, с гвоздями, вставленными в дырки, оттуда потекла мутная водичка с резким запахом хлора. Максим сказал:
— Надо, Гриша, надо! Кругом и дизентерия и, говорят, даже холера бродит.
Вытерев руки о брюки, они вошли в столовую. Там творилось что-то невероятное, рев был такой, как будто ребята очутились на стадионе во время матча московского «Спартака» с киевским «Динамо». Кто заталкивал в карманы куски хлеба, кто бросался им, кто щедро раздавал затрещины, кто драл за уши младших, кто бегал по скамейкам, а кто даже по столам. Но, надо сказать, что в этом буйном вихре сумасшествия участвовали не все. Меньшинство прижалось к стенкам, взирая на происходящее широко открытыми глазами, разинув рот.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
