Я лежал на прежнем месте, продолжая наблюдать за лагерем. Хотя у меня не было военного опыта, я считал, что правильно интерпретировал действия врага.
Озокана поместили в фургон Майлин, его опекун и страж спрятался там же. Остальные притаились в других фургонах или под ними. Один человек поил и кормил казов. Ещё один, посовещавшись с офицером, исчез в западном направлении — разведчик, как мне показалось.
Я передал Симле:
«Оставайся здесь, следи…»
Её губы поднялись над клыками:
«Останься… следи…»
Её первое возражение погасло, она заворчала.
«Не сражаться, следить… Майлин идёт».
Её согласие было смазанным, нечётким, не таким, какое я мог получить от Майлин, от Малика или другого человека. Мне оставалось только надеяться, что она останется в том же настроении, когда я уйду.
Моим первым объектом был разведчик. Я выполз из укрытия — надо было далеко обогнуть лагерь. Те, кто спрятался там, наверняка недоумевали, что случилось со сбежавшими животными, и, надо думать, наблюдали как за двуногими, таки за четвероногими путешественниками.
Я не заметил у банды отверженных никаких собак и считал, что никому из нас ничего не грозит, если только мы сами по глупости не обнаружим себя. Так что, когда между мной и лагерем лёг порядочный кусок лесной местности, я понёсся так, как было естественно для моего длинного тела, взяв курс на запад. Я рассчитывал пробежать по холмам и пересечь дорогу тому разведчику, чтобы напасть неожиданно и довольно далеко от лагеря, скрыв это от банды.
Дважды я встретился с животными труппы Майлин и спрашивал их о разведчике, но оба раза получал отрицательный ответ. Однако я задерживался достаточно долго, Чтобы внушить им необходимость скрываться, пока не Встретят хозяйку.
Малика убили около полудня. Майлин должна была вернуться в лучшем случае через два дня. И я надеялся, что тем, кто устроил засаду, надоест пребывание в лагере. Стратегия, с помощью которой я поставил животных вне опасности, могла сработать, лишь бы только они не потеряли терпение и не вернулись в лагерь.
Захват разведчика может иметь двойную выгоду, размышлял я, продолжая свой поиск. Если человек не вернётся, они могут послать другого — ещё одна моя добыча — или подумают, что им тут грозит опасность, и уйдут.
Я спустился к реке и увидел там следы, оставленные бандой, когда они ехали к нам. Я вволю напился и, перевернув носом один из камней, достал тамошнего жителя из норки и перекусил. На настоящую охоту не было времени, хотя тело требовало топлива.
Начало смеркаться, а я всё ещё бегал туда-сюда, пытаясь улавливать запахи и что-либо разглядеть или расслышать глазами и ушами. Ход вражеского отряда легко прослеживался, хотя с тех пор прошло много часов. Но я до сих пор не нашёл следов разведчика. Затем я вспомнил, что среди всех запахов один возникал снова и снова — запах каза. Я ошибочно связал его со старым следом, а ведь он был совсем свежим. Я решил исследовать его поближе, и пятно на влажной почве объяснило мне всё. Оно сильно пахло казом, но отпечаток не был сделан копытом каза и вообще не походил на след какого-либо животного. Я в отчаянии сунул в него нос и глубоко втянул запах. Он был так силён, что почти забивал все остальные, потому что там подмешивались ещё два запаха. Я снова принюхался. Сквозь зловонный запах каза пробивался запах какой-то травы — словно человек, желающий избежать тех, кому нюх служит сильным помощником, натёрся травой, чтобы отбить собственный запах, а затем надел сверху что-то, пахнущее казом. Это могло быть ответом на загадку, и я принял такой ответ. Значит, следовать за этим «казом»…
Всё ещё сомневаясь в своих способностях пользоваться инстинктом барска, я, тем не менее, двинулся дальше в своих рассуждениях. Возможно, животных нашей труппы можно таким образом одурачить. За этим стоял Озокан или офицер, принявший теперь командование. Они были умны и использовали этот способ как раз против того, что делал я, — против преследования. Я побежал по следу, шедшему от этого неясного отпечатка. Запах был мучительно сильным, но время от времени я различал в нём другие запахи и не рисковал бежать за «казом» по прямой, потому что он то и дело пересекал ранние следы настоящих казов, очевидно, тех, на которых ехали отверженные.
Сумерки сгущались. След «каза» по-прежнему вёл на запад, теперь уже по более открытой местности, где было мало укрытий и преследователя легко увидеть. Я сел и послал мысленный зов.
Первым пришёл ответ с севера — либо Борба, либо Ворса. Я попытался спросить:
«Существо, пахнет казом, но не каз. Где?»
«Не каз?» — ответили вопросом.
«Пахнет казом, но не каз», — повторил я.
«Нет», — последовал выразительный ответ.
Я снова послал зов и получил слабый ответ.
«Каз, но не каз?»
«Каз… да…»
Я повернул на юг. Может, это был фальшивый след, но требовалось проверить. И тут я открыл, что объект моей охоты был мастером в этой игре, потому что снова наткнулся на свежую и резкую вонь от следов каза. Я так обрадовался, найдя искомое, что подбежал и глубоко втянул в себя воздух, прежде чем понял опасность.
Резкая боль заполнила мой нос, и лапы прямо-таки подбросили меня вверх. Я сунул нос в землю, а потом долго тёр его лапами. Гнусный запах так пристал ко всей голове, что мои глаза наполнились слезами.
Я катался по земле, снова и снова зарывая в неё нос, пока тупыми когтями не порвал кожу. Я не чувствовал более никакого запаха, кроме этой вони, которая, казалось, стала частью моей плоти. И меня так тошнило, что я крутился и тёрся мордой о землю, пока, наконец, не заставил себя вспомнить подходящее средство. Я встал, и Меня сразу вырвало.
Ум заработал не сразу. Либо тот, кого я выслеживал, подозревал, что за ним идут, либо он принял предосторожности на всякий случай, но его путь был залит какой-то тошнотворной жидкостью, которая убила такое важное для меня чувство, как обоняние. Мои глаза продолжали слезиться, но всё-таки видели, в носу болезненно пульсировало. Но у меня оставались ещё глаза и уши и, возможно, помощь других животных.
Я снова послал зов. Откликнулись трое — с близкого расстояния. Я сообщил:
«Каз — не каз — человек, злой запах…»
Быстрое согласие всех троих, видимо, запах дошёл и до них. Издалека ответила Борба:
«Человек идёт…»
Я ещё раз обтёр голову о землю. Глаза слезились, но видели. Ночь создана для активности барска, для меня тени не были густыми, как для человека. Я остановился за скалой, прислушался и ждал, забыв о своём злосчастном носе. Конечно, настоящий барск или другое животное удрали бы от такого оружия. Несчастье разведчика заключалось в том, что ему встретился не настоящий барск. Он шёл медленно. По виду походил не на человека, а на какой-то бесформенный тюк, скрывающая его шкура каза свободно болталась на нём. Я приготовился…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
