Он обогнал какого-то резвого парня на «БМВ» и спросил:
– А ты случайно не в курсе, чьи это дела были?
Я подумал, что раз Стилета похоронили, то скрывать вроде как и нечего, и сказал:
– Случайно в курсе.
– Да ну? – оживился Бурлак. – И кому же это он так помешал?
– Стилета знаешь?
– Это питерского? Так его вроде самого грохнули недавно. Я по телевизору видел, как его «мерседес» пионеры на металлолом разбирают.
– Вот-вот. А про то, как незадолго до этого в Питере трех авторитетов завалили, слышал?
– Как не слышать, конечно, слышал! И что?
– А то, что это Стилет заказал и авторитетов этих, и Железного.
– Во дела! – восхитился Бурлак, обходя очередного шоссейного гонщика. – Ну вы там в Питере, я вижу, зря времени не теряете.
– Да уж, – согласился я, – все-таки колыбель трех революций, мать их так!
– И что же ему нужно было, Стилету этому вашему?
Я еще раз прикинул, что можно рассказать Бурлаку, а чего нельзя, и, решив, что можно почти все, ответил:
– Те трое должны были проголосовать на сход-няке за мою коронацию, а…
– Не понял, – перебил меня Бурлак. – Я слышал, что он сам голосовал за тебя, так в чем же дело?
– Ну, тут есть нюансы, о которых я тебе рассказать не могу. Но то, что он сначала завалил этих, чтобы лишить меня поддержки, о потом вдруг сам встал за меня чуть ли не грудью – факт. Выглядит странно, но, поверь мне, я знаю, в чем дело. А вот рассказать не могу.
– Ладно, понимаю, – кивнул Бурлак. – А Железный-то ему на хрена сдался? И главное – из вертолета, будто ему нельзя было просто заточку между ребер сунуть по-тихому
– Значит, не хотел, чтобы хоть какие-то концы оставались. Ведь при желании тому, кто его завалил бы на зоне, можно было яйца в тиски зажать, и он бы рассказал все, что знал, и дальше, сам понимаешь, по цепочке. А так – хлоп с вертолета, и хрен чего найдешь.
– Ну, это понятно. Ну а чем же все-таки Железный Стилету не угодил?
– Вопрос, конечно, интересный. Но и ответ найдется. Помнишь, когда я сам на зону пришел по делам разным?
– Конечно, помню, братва рассказывала, как ты там в яме у Железного сидел, пока он малявы слал, и как потом тебе уважуху оказали.
– Ага, уважуху, – саркастически усмехнулся я. – Стилет послал Железному две малявы. Одну – про то, какой хороший и надежный парень этот Знахарь и как его нужно приветить и как помочь ему. А другую – про то, что этого хорошего да пригожего Знахаря надо завалить втихую. И Железный послал за мной в тайгу Таксиста.
– Таксиста? – изумился Бурлак. – Так его в тот же день, как ты отвалил, в бегах объявили!
– Вот именно, – подтвердил я, – его Железный за мной вдогонку послал. И заточку ему дал, чтобы он меня завалил. Да вот только ничего у него не получилось, и теперь от него там, наверное, и косточек не осталось.
– Ты его – это?
– Да, я его – это.
– Интересную историю ты рассказал, – сказал Бурлак, притормаживая и съезжая с трассы на подъездную дорогу, в конце которой светился небольшой трехэтажный дом добротной сталинской постройки.
Внешне этот домик смахивал на здание какого-нибудь провинциального театра, потому что был украшен гипсовыми масками, мордами каких-то небывалых зверей и сатиров и вообще имел на себе много архитектурных и художественных излишеств. По обе стороны от широкого крыльца с белыми колоннами стояли яркие фонари, исполненные в старинном стиле, и все это вместе производило весьма приятное и успокаивающее впечатление.
Бурлак остановил «линкольн» напротив крыльца, и я увидел на стене у двери скромную табличку, на которой было написано «Дом депутата «Княжна»».
Хотел бы я увидеть этого депутата, подумал я.
– Все, приехали, – сказал Бурлак и вылез из машины.
Мы с Наташей последовали его примеру, и тут же тяжелая дубовая дверь медленно открылась, и на крыльцо вышел натуральный дворецкий в ливрее. Он выглядел настолько внушительно, что я почувствовал себя ничтожным крепостным, пришедшим с челобитной к барину. Дворецкий слегка поклонился Бурлаку и сказал:
– Добро пожаловать, Михаил Юрьевич.
Наташа хихикнула, я тоже, а Бурлак, оглянувшись на меня, спросил:
– А ты что, не знал, что мы с Лермонтовым тезки?
– Нет, – ответил я, – откуда?
– Ну вот, теперь знаешь.
И, повернувшись, сказал дворецкому:
– Митрофаныч, это – мои друзья. Они будут жить здесь столько, сколько им потребуется. Счет – мне.
– Э-э… – открыл было я рот, собираясь возразить, но Бурлак оборвал меня:
– И слышать не желаю. Будет так, как я сказал. Я пожал плечами и сдался.
– Как прикажете, – ответил Митрофаныч, еще раз поклонился и плавно повел рукой в сторону входа.
Голос у него был, как у Левитана, а седые бакенбарды тяжело лежали на украшенных позументами плечах. Наташа взяла меня под руку и мы, сопровождаемые Бурлаком и Митрофанычем, торжественно вошли в холл, освещенный множеством настоящих свечей, стоявших в настенных канделябрах.
Навстречу нам поспешил благообразный господин, выглядевший так, что величественный Митрофаныч смотрелся рядом с ним, как полковник рядом с Римским Папой, и сказал:
– Рад видеть вас, Михаил Юрьевич, – он повернулся к нам с Наташей, – и ваших друзей. Прошу вас следовать за мной.
Он взял рукой, обтянутой белой перчаткой, стоявший на небольшом столике подсвечник и, высоко подняв его над собой, стал неторопливо подниматься по изогнутой мраморной лестнице.
Мы последовали за ним. И Бурлак, взглянув на меня, подмигнул и заговорщическим шепотом спросил:
– Понял?
– Понял, – так же, шепотом, ответил я ему. Наташа держалась за мой локоть и молчала. Но она, по всей видимости, тоже поняла.
* * *
Зал ресторана, принадлежавшего «Дому депутата», располагался на втором этаже и был совсем небольшим. Я насчитал всего шесть столиков. Однако обслуживание и кухня здесь были на такой высоте, что о лучшем могла мечтать только неблагодарная свинья.
После того как мы отдали должное легким закускам и приняли на грудь по паре рюмочек отличной водки, Бурлак с Наташей закурили, а я, откинувшись на спинку мягкого и удобного кресла, еще раз оглядел небольшой, но очень уютный зал ресторана и обратился к Бурлаку:
– Слушай, Миша, у меня есть проблема. Когда я ехал сюда, то рассчитывал объявиться местным авторитетам и попросить помощи. Не хотелось бы привлекать людей, которых я не знаю лично, больно уж щекотливый это вопрос, но другого выхода у меня не было. И то, что мы с тобой встретились в аэропорту, – большая для меня удача. Я могу на тебя рассчитывать?
– Конечно, можешь, – ответил Бурлак и выпустил дым в потолок.
– Очень хорошо, – сказал я, – сейчас я расскажу тебе кое о чем, а пока давай еще по одной.
Бурлак кивнул и, взяв бутылку, стал разливать водку по маленьким хрустальным рюмкам. Я следил за его точными движениями и думал о том, что неплохо было бы, если бы он оказался так же точен и надежен в том, о чем я хотел его попросить. Пока мы ехали из аэропорта, в моей голове созрел небольшой план, и теперь я был готов изложить его Бурлаку.
– Ну, за удачу, – сказал Бурлак голосом генерала из фильма «Особенности национальной охоты» и поднял рюмку.
Мы выпили и закусили. Лично я выбрал для этого отличный соленый огурчик, а Бурлак сказал:
– Огурчики эти, между прочим, Митрофаныч делает. Нормально, правда?
– Да, огурчики что надо, – согласился я. Бурлак снова закурил, а я, прожевав и проглотив огурец, приступил к изложению своего плана.
– Ну вот, Миша, слушай. Я не буду рассказывать тебе всей истории, потому что для этого понадобится целая неделя и четыре ящика водки. А кроме того, как тебе известно, меньше знаешь, дольше живешь.
Бурлак кивнул, и я продолжил.
– В этой истории слишком много действующих лиц и приключений. Если я доживу до пенсии, то научусь печатать на машинке и напишу обо всем книгу. И заработаю на ней кучу денег размером с этот самый дом депутата. А книга будет называться «Жизнь и необыкновенные приключения Знахаря». Все будет путем – обложка из свиной кожи, золотой обрез и портрет автора на титульном листе.
– Ага, портрет, – засмеялся Бурлак, – в фас и в профиль, и отпечатки пальцев.
– Отличная мысль, – оживился я, – именно так и сделаю!
– А про меня напишешь? – поинтересовался Бурлак.
– А как же! Обязательно! И про зону, и про то, что нам предстоит сделать в ближайшие дни. И это, я думаю, будет весьма интересная глава.
– Ну-ну! – улыбнулся Бурлак. – Давай, пиши, дело хорошее. Только для начала нужно до этой самой пенсии дожить. А жизнь у нас у всех, сам знаешь – какая.
– Да уж знаю, – кивнул я. – Ладно, это все лирика, перехожу к делу.
Мы хлопнули еще по рюмахе, и я перешел к делу.
