«Да входи, входи!» — махнул я ей рукой, подталкивая к действиям. И Нина вошла. Медленно потянула скрипучую дверь на себя, осторожно заглянула внутрь и сделала шаг вперед. Дверь закрылась сама по себе. Мы затаили дыхание, а потом сообразили: конечно же там никого нет! Она бы ни за что не вошла внутрь, если бы кого-то увидела. Хотя стоп, перебор. Как говорится, если бы знать, что в «прикупе» лежит! Девка — не наша подельщица, а мы рассуждаем так, словно она «шпилит» с нами на одну руку. От нее можно ждать чего угодно, бабы — они и в Африке бабы. Нина задерживалась непонятно почему, а мы напряженно ждали ее появления.
— Что-то долговато она там крутится, — недовольно промычал Граф, не понимая, что можно рассматривать так долго.
— Дура уже забыла о нас. Зашла и забыла. Пошли, — сказал я, расшифровав ее задержку по-своему. Мы встали и направились к будке. Как раз в это самое время девка нарисовалась на пороге и махнула нам рукой.
— Все в порядке. Идите, — крикнула она и снова скрылась за дверью. Я даже не успел спросить ее, что она там делала целых десять минут, причем в темноте. Окон в будке я не приметил, а дверь закрылась за ней сама собой. Но противоположную стену домика мы не видели, возможно маленькое окошко все же было. Мы находились уже в считаных метрах от домика, как дверь резко распахнулась от удара ногой и из него выскочила наша «пленница».
— Стоять! — заорала она как сумасшедшая и направила на нас охотничье ружье-двустволку. Водила и подполковник замерли на месте и ошалело смотрели на Нину, мы, словно по инерции, продолжали двигаться еще некоторое время вперед.
— В сторону! — Она резко повернула ружье, давая понять тем двоим, чтобы они открыли нас. Открыли для стрельбы. Те с ходу бросили сумку и отскочили от нее в разные стороны, будто ошпаренные.
— Стоять! — еще раз крикнула стерва и, взметнув стволы, прицелилась.
Пригнуться или рвануть в сторону у нас уже не было времени. «Конец!» — пронеслось в моем мозгу; тело и нервы напряглись до невероятия, ожидая страшной боли и смерти, смерти от заряда дроби. «В упор, — все же успел подумать я, глядя прямо на девку, — в упор!»
Но выстрела не последовало. Жизнь еще теплилась в моем сознании, а надежда пронзила даже пятки и позвоночник, дошла до самого копчика и ударила в голову: «Жив!» Ни о Графе, ни о других в тот момент я не думал, их как бы не существовало, я находился в другом измерении и думал только о себе. Но вот, убедившись в том, что мы стоим не шевелясь и не предпринимаем никаких ответных действий, девка малость расслабилась и перевела дух. Она велела нам закинуть руки за голову и повернуться к ней спиной. Медленно и без каких бы то ни было резких движений. Это предупреждение она произнесла четко и по слогам, ни на секунду не спуская с нас глаз. Мы молча выполнили ее требование, стараясь не поворачивать голов и не смотреть друг на друга раньше времени. Сейчас это было более чем опасно, мы оба хорошо понимали ситуацию, прочухались. Стояли и ждали следующего приказа. Но понимала ситуацию и она: не давая нам как следует прийти в себя, девка с ходу велела водиле отобрать у нас оружие.
— Встань сбоку от них и осторожно отбери автоматы и все что есть! — не поворачивая головы, крикнула она Гене. — Живее! Ну же!
Тот бросился к нам и без всяких извинений во взгляде стал изымать у нас стволы. Нож и гранату не забыл тоже. Скотина!
— Отшвырни все мне, а сам как следует прощупай их еще раз, — приказала ему Нина.
Он аккуратно исполнил ее требования: прошмонал нас еще раз и вытряхнул оставшиеся в карманах обоймы.
— Все! — довольным тоном произнес водила, радуясь неожиданному освобождению. Но его радость была преждевременной и слишком скорой, цевка распорядилась иначе — подобрав «стволы» и обоймы, она забросила их за будку, затем приказала водиле и полковнику встать рядом с нами, на шаг от нас. Те в недоумении разинули рты: мол, что это значит?
— Да ты что, Нина?! — изумился Гена, явно не понимая, зачем ей это нужно.
— Я сказала, сойдитесь и встаньте рядом с этими ублюдками! — заорала она, добавив к сказанному несколько крепких словечек из лексикона «сопливых». Да, что ни говори, а «стволы», вообще власть над другими, буквально преображают человека — овца в мгновение ока превратилась в тигрицу, чувствующую свою силу. Она еще не насытилась этой властью, но уже предвкушала дальнейшую ее сладость, которая будет возрастать и возрастать по мере того, как быстро и четко будут выполняться ее приказы, исполняться мечты. Но что она задумала и почему поставила бывших пленников, бывших своих товарищей по несчастью рядом с нами? Откуда взялось это долбаное ружье? В будке никого нет, факт. Был бы там хотя бы один человек, он бы непременно вышел к нам. Такое впечатление, будто все это мне привиделось. Мы стояли рядом друг с другом, но одни стояли лицом к этой стерве, другим она смотрела в спину. Признаться честно, я даже порадовался в душе, что вышло именно так. Не мог простить «лояльному» к нам Генаше его радостного взора. Если бы она не поставила их рядом, он бы сейчас командовал и торжествовал, вовсю изливая на нас скрытую злость. На мента и на Нинку я не злился, они были такими с самого начала, но от Гены не ожидал. Вот шакал!
— Долго ты будешь нас так держать? — спросил я у Нинки, желая знать, чего она добивается.
— Сколько захочу. Вы же меня не спрашивали, когда тащили в этот проклятый лес. Стойте и не рыпайтесь, мне надо подумать, — ответила гадюка, но уже спокойнее. Она действительно над чем-то думала, размышляла. Подполковник и водила молчали, словно воды в рот набрали. Я было подумал, что она что-то «пишет» им знаками, но ошибся. Тогда что это за комедия и над чем она ломает голову? Ведь может расстрелять нас в любое время, и никто не помешает ей сделать это. Все оружие теперь у нее, она — хозяйка положения.
Граф незаметно подвинул свою ногу и легонько коснулся ботинком моего ботинка. Я чуть скосил глаза вправо, но не расшифровал его гримасы. Да нет, рыпаться не было резона. Уж лучше стоять и ждать развязки, которая вот-вот наступит. Убить человека в спокойном состоянии она не сможет, духу не хватит. Навредить себе можем только мы, мы сами… Пусть думает сколько угодно, плевать, что бы она ни придумала, безвыходных положений нет. Придумаем что-нибудь и мы. Постояв еще несколько минут в полном молчании, мы услышали следующее: «Вы все стойте на месте, а вы, товарищ военный, свяжите им крепко руки. Гене не нужно, им», — уточнила она. Я не рискнул повернуться к ней лицом, хотя мне очень хотелось сделать это. Решила опутать! Вот тварь! Полковник между тем не спешил выполнять ее приказание: то ли не хотел, то ли просто считал ниже своего достоинства вязать кому-то руки.
— Чего вы ждете?! — нервно вскрикнула сучка, заметив его медлительность.
Подполковник ничего не ответил, стоял и молчал.
— Я-ясно, — процедила Нина сквозь зубы, явно расстроенно и обиженно. — Ясно…
Что ей стало ясно, я так и не понял, ибо и сам до конца не понимал логики подполковника. Странный тип, вроде бы не дурак, но все же…
— А ты? Ты тоже будешь валять ваньку, как этот? — Она уже обращалась к Гене, и тон ее был иным, потаенно-решительным и нечто обещающим: не хотите, мол, как хотите. Примерно таким. Как бы потом пожалеть не пришлось.
Гена живо откликнулся на ее вопрос, но сказал совсем не то, что я ожидал от него услышать.
— Валяем ваньку не мы, а ты, — сказал он. — Что это за фокусы, Нина? Почему ты держишь нас под прицелом, будто мы бандиты?
Он сделал шаг вперед, я услышал:
— На место! Не подходи! Делай, что я велела, или… — Она не договорила.
— Что «или»? Договаривай! — Водила встал на свое место. — Пристрелишь, да? Тогда вяжи им руки сама. Тоже мне де-я-тельница выискалась! — Он смачно выругался и зло сплюнул на землю.
Я не удержался и таки подколол его:
— Не у Кати за столом, Гена. Еще неизвестно, кто из нас хуже, мы или она. Так-то, браток.
— Заткнись! — взвизгнула сука. — Мудак недобитый!
— Да пошла ты, коза! — Я осмелел. — Что ты без нас будешь делать и куда пойдешь? Здесь ведь ни единого человека на сотни километров! Сдохнешь по дороге, заплутаешь как миленькая. А если наткнешься сдуру на беглых, не поможет и твое долбаное ружье, отдерут во все щели и повесят на дереве. Ты этого хочешь? Патроны хоть есть или так, на понт берешь? — поинтересовался я и таки повернулся к ней вполоборота.
— На тебя хватит, не волнуйся. Повернись, больше говорить не буду, — предупредила меня девка.
— Ну-ну, гони коней дальше, — буркнул я и повернулся. Граф снова толкнул меня бедром. «Молчи». Но я не хотел молчать, просто не мог, меня распирало от злости на эту сопливую суку, надумавшую неизвестно что. Тем, кого хотят пристрелить, не связывают рук, ясно как день. Чего же тогда бояться? До «кипения» я ее не доведу, а сломить морально можно попробовать. Я рассуждал именно так, и, мне казалось, рассуждал правильно. Пауза меж тем затягивалась, возможно на нее подействовали мои слова. Но что заставило ее отгородиться от водилы и подполковника? Невероятно! Так может поступить только свихнувшийся или тот, кто твердо знает, что он делает. Зачем? Разгадка наверняка кроется в будке, до порога которой мы так и не дошли. Что она там увидела? Слава богу, что эти два штемпа обиделись и не стали выполнять ее требование, — руки пока еще свободны, а это кое-что. И тут девка опомнилась, точнее, что-то для себя решила. Она стала медленно отходить от нас — я понял это по хрусту веток под ее ногами, и, когда отдалилась на некоторое расстояние, неожиданно окликнула меня: «Повернись, Михей!» — услышал я. Она стояла теперь гораздо дальше от будки и чуть в стороне от нее. «Стволы» по-прежнему смотрели на нас.
