«Вы увидели мое лицо при свете фонаря, – обратился я к нему, – и оно напомнило вам маску смерти».
Он с трудом разлепил губы, но не сумел выдавить ни звука, только кивнул, оцепенело глядя на меня.
«Уходите отсюда! – приказал я ему. – Быстро!»
Вампир замолчал ненадолго, потом вдруг шевельнулся, словно собираясь продолжить рассказ, но вместо этого откинулся в кресле, вытянул под столом длинные ноги и сжал виски, точно хотел унять боль.
Юноша медленно распрямился, расправил плечи. Проверил кассету и взглянул на собеседника.
– Но вы все же убили кого-то в ту ночь? – спросил он.
– Да, как и во все другие ночи.
– Почему же вы позволили ему уйти?
– Не знаю, – отозвался вампир, но его ответ прозвучал как «оставим это». Он добавил: – Я вижу, вы замерзли и устали.
– Это не важно, – поспешно сказал парень. – Здесь и правда немного холодно, но мне все равно. Вы ведь не мерзнете?
– Нет, – вампир улыбнулся. Его плечи вздрогнули от беззвучного смеха.
На минуту он, казалось, погрузился в свои мысли, а юноша внимательно изучал его лицо. Затем вампир посмотрел на часы на руке собеседника.
– Ей не удалось осуществить задуманное? – тихо спросил тот.
– А вы как думаете? – Луи выпрямился в кресле и пытливо глядел на него.
– Я думаю, что он ее… как вы сказали сами, уничтожил, – ответил молодой человек и судорожно глотнул воздух. – Я прав?
– Вы думаете, она не смогла справиться с Лестатом?
– Но он был так силен… вы говорили, что не знаете, что в его власти, какие тайны он хранит.
Вампир ответил ему долгим, загадочным взглядом. Молодой человек не выдержал и отвернулся – так горели глаза напротив.
– Почему бы вам не выпить, ведь у вас в кармане бутылка, – сказал вампир. – Это поможет согреться.
– Я как раз собирался… Просто подумал… – Юноша замялся.
– Что это невежливо? – рассмеялся Луи и вдруг хлопнул себя ладонью по колену.
– Да, – пожал плечами тот, смущенно улыбаясь. Он вытащил из кармана плоскую бутылку, открутил желтую крышку и сделал глоток, после чего вопросительно посмотрел на вампира.
– Нет, спасибо, – отмахнулся тот. Его лицо посерьезнело, он глубоко вздохнул и продолжил рассказ.
– Незадолго до того у Лестата появился друг – музыкант. Он жил на Рю-Дюмейн. Мы видели его на концерте в доме мадам Ле Клэр, на той же, в то время очень престижной и фешенебельной, улице. Собственно говоря, именно мадам Ле Клэр, чей салон частенько посещал Лестат, нашла бедному юноше комнату в особняке по соседству. Лестат познакомилсяс ними и стал наносить регулярные визиты. Я уже говорил, что он любил играть со своими жертвами, входил к ним в доверие, заводил с ними дружбу, заставлял себя полюбить. Но кончалось все одинаково, и я не сомневался, что он всего лишь забавляется с молодым музыкантом, хотя их дружба длилась дольше, чем любое другое из его знакомств на моей памяти. Юноша писал действительно хорошую музыку; Лестат нередко приносил домой ноты с отрывками из его новых вещей и играл их на большом рояле у нас в гостиной. У молодого человека был несомненный талант, но музыка приносила ему сущие гроши, желающих платить за нее находилось немного – это была странная, беспокойная музыка. Лестат встречался с ним чуть не каждый вечер, помогал ему деньгами, водил по ресторанам, которые были юноше не по карману, и даже покупал ему бумагу и перья.
Их знакомство, повторюсь, длилось необычайно долго для Лестата. Я силился понять, то ли он действительно нашел человека, сумевшего ему понравиться, вопреки всем его предубеждениям против смертных, то ли просто задумал особенно изощренную и жестокую подлость. Неоднократно он говорил мне и Клодии, что собирается убить юношу, но всякий раз ему что-то мешало. Естественно, я ни о чем его не спрашивал, не хотел, чтобы на мою голову обрушилась буря ярости. Только подумать: Лестата приворожил какой-то там смертный! Да скажи я ему такое, и он бы разнес на части всю мебель в гостиной.
На следующий вечер, после того как Клодия сообщила мне, что хочет убить Лестата, он вдруг ни с того ни с сего принялся уговаривать меня пойти вместе с ним на квартиру к его другу. Он вел себя весьма дружелюбно, как всегда, когда хотел, чтобы я составил ему компанию. Собираясь в театр или оперу, он всегда упрашивал меня пойти вместе. Только на «Макбет» я ходил с ним по меньшей мере раз пятнадцать. Мы видели все постановки этой трагедии в Новом Орлеане, включая даже любительские. Возвращаясь из театра домой, Лестат вслух повторял отдельные, особенно понравившиеся ему строки и иногда даже кричал, обращаясь к поздним прохожим, угрожающе вытянув указательный палец: «Завтра, завтра, завтра!», пока они не переходили на другую сторону улицы, сочтя его пьяным. Но все его благодушие улетучивалось бесследно, стоило мне всего лишь намекнуть, что мне тоже приятно его общество, и следующего подобного случая приходилось ждать месяцами, а то и годами. В тот вечер он даже снизошел до того, что положил руку мне на плечо. Я скучно и вяло выдумывал самые жалкие отговорки, звучавшие совершенно неправдоподобно, поскольку мои мысли были целиком заняты Клодией, нашим планом и грядущими несчастиями. Меня до глубины души поражало, как он умудряется не замечать этого. В конце концов он понял, что напрасно теряет время, в раздражении поднял с полу какую-то книгу и швырнул ею в меня:
«Ну и читай свои чертовы книги! Крыса!» – И с оскорбленным видом вышел из комнаты.
Это встревожило меня до крайности. Я предпочел бы, чтобы он встретил мой отказ, по обыкновению, холодно и презрительно. Я решил еще раз попробовать отговорить Клодию, хотя у меня уже не было сил и я знал, что ничего не смогу поделать. Но дверь в ее комнату была заперта, она еще не вернулась. За весь вечер я видел ее лишь мельком, когда говорил с Лестатом. Она одевалась перед зеркалом в прихожей. На ней было платье с буфами и лиловой ленточкой на груди, из-под него выглядывали кружевные чулочки и ослепительно белые туфельки. Уходя, она бросила на меня холодный взгляд.
Я проголодался и тоже отправился на улицу. Я вернулся домой через пару часов, сытый и слишком ленивый, чтобы предаваться унылым размышлениям. Но едва переступил порог, во мне появилось и начало расти чувство, что Клодия задумала сделать это сегодня.
Не знаю, как я это понял. Скорее всего, меня встревожило что-то в доме. Я слышал шаги Клодии во второй гостиной. Дверь туда была заперта. И мне показалось, что ей отвечает другой голос, тихо, шепотом. Еще ни разу ни я, ни Клодия не приводили людей сюда, только Лестат время от времени таскал в дом уличных женщин. Скоро я уже был твердо уверен, что там кто-то есть, хотя не мог уловить ни отчетливого запаха, ни громких слов. Но потом я почувствовал аромат изысканной пищи и вина. В хрустальной вазе на рояле стоял букет хризантем. Для Клодии эти цветы символизировали смерть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
