— Отстань! — крикнула Ладошина. Она двинула Маршева локтем в грудь и, спускаясь по лестнице, сказала уже тихо: — Целуйся со своей Круглой Отличницей! Со своей Лялечкой!
Похоже, что слово «отстань» прозвучало как приказание, потому что Родя сразу остановился, но потребности целоваться с Круглой Отличницей он не почувствовал.
Он поплелся назад по коридору и вдруг услышал, как один мальчишка кому-то сказал:
— Слыхал? В фотолаборатории какую-то штуковину сперли.
Родя вздрогнул и сразу покрылся испариной. Да ведь это же… Это же говорят о нем! Это же он «спер штуковину»! Он быстро зашагал в сторону лаборатории и снова услышал обрывок разговора:
— Там у них экспонометр украли…
— Какой сонометр?
— Не спонометр, а экспонометр.
Подойдя к лаборатории, Родя увидел перед се дверью возбужденную толпу. Тут были фотолюбители, были и просто любопытные. Над толпой возвышался Иван Иванович. Он говорил:
— Ну вы же помните, как было дело: я положил «Ленинград» на стол и взял с полки экспонометр для печати, затем мы ушли в лабораторию. Может, вы вспомните, остался кто-нибудь в это время в ателье или нет?
Фотолюбители молчали.
— Никто не помнит? Возможен, конечно, и другой вариант: кто-то зашел сюда, когда мы были в лаборатории, и взял прибор.
— А чего стесняться! — пробасил Столбов. (Он по-прежнему держал свою банку с толчеными гусеницами.) — Поставить у выхода несколько человек и обыскать каждого!
— Ха! — отозвался еще кто-то из толпы. — Так он и станет дожидаться обыска! Его небось и во дворце давно нет.
Родя повернулся и очень медленно, стараясь ступать абсолютно бесшумно, пошел прочь от толпы. Никогда еще он себя не чувствовал в таком идиотском, таком ужасном положении.
Глава двадцать пятая
Теперь надо вернуться к тому, что произошло несколько минут назад у взрослых.
Расставшись с Надеждой Сергеевной, по-прежнему держа комочки «Слип камли» в руках, Яков Дмитриевич торопливо спускался по лестнице. Лицо у него было испуганное. Снизу поднимался Тигровский. Они встретились на площадке между этажами.
— Альфред Павлович, я вас ищу, — быстро сказал директор. — А вы предупредили ученых, что встреча отменяется?
Теперь у Тигровского сделалось испуганное лицо.
— Не… не предупредил, — ответил он очень тихо.
Оба долго молча смотрели друг на друга. На сегодня в «Разведчике» была назначена встреча учеников девятых и десятых классов с двумя крупными учеными — доктором исторических наук Кукушкиным и профессором психологии Троеградовым.
Яков Дмитриевич взглянул на часы.
— Альфред Павлович! Ведь они же с минуты на минуту… Альфред Павлович, ну как же это так — взять и не предупредить!
— Моя вина. Ничего не говорю. Замотался с этой суматохой…
— Альфред Павлович, но вы поймите, что это для них оскорбление! Они отложили другие дела, собирались, тратили время на дорогу, а мы им что скажем? «Встреча отменяется, только вас забыли предупредить. Поворачивайте оглобли назад!» Это же… это же скандал, это же хуже пощечины!
Маленький Тигровский молчал, опустив голову, поджав губы. Вдруг он резко вскинул голову.
— Выход один, — сказал он коротко.
— Какой выход? Ну какой еще выход?
— Объяснить им, что встречу не отменили сознательно, что мы просим их побеседовать с детьми более младшего возраста, но с детьми очень развитыми и одаренными.
— Да они нас пошлют к черту с нашими «развитыми и одаренными»!
— Пусть посылают, это будет для них не так оскорбительно, чем если мы скажем, что просто забыли их предупредить.
Яков Дмитриевич подумал и понял, что это и правда единственный выход. В этот момент сквозь окно на лестничной клетке он увидел, как к воротам дворца подкатила черная машина.
— Пойдемте! Это, кажется, они. Пойдемте их встретим! — быстро проговорил он.
Оба спустились в вестибюль и остановились напротив входной двери.
В вестибюле было пусто. Только возле раздевалки стояла Круглая Отличница, ожидая, когда гардеробщица даст ей пальто. Яков Дмитриевич машинально сунул комочки «Слип камли» в карман пиджака. И тут в вестибюль спустилась Зоя. Она спустилась, громко стуча туфлями по ступенькам лестницы, спустилась, громко сопя от возбуждения и злости, но ни директор, ни Тигровский не заметили ее появления, потому что в этот момент дверь открылась и вошли два профессора.
Увидев Лялю, надевавшую пальто, Зоя подошла к ней.
— Слушай, Круглая, — сказала она негромко, но властно, — вернись наверх, отыщи своего Родечку и дай ему кулаком по носу!
— Ладошина, ты что с ума сходишь? — спокойно спросила Ляля, но та уже отвернулась от нее.
Круглая Отличница постояла, подумала и, не сняв пальто, пошла наверх. А Зоя, одеваясь, стала прислушиваться к разговору взрослых.
Троеградов был рослый, представительный мужчина с черными, зачесанными назад волосами, с черными усиками, в хорошо сшитом черном пальто. Кукушкин выглядел намного старше. У него под синим плащом выпирало брюшко, он был курнос, и седые волосы его походили на пух, сквозь который просвечивала розовая лысина. Увидев их, директор и руководитель «Разведчика» заулыбались изо всех сил.
— Здравствуйте, Виктор Евгеньевич, уважаемый! — заговорили они быстро и одновременно. — Здравствуйте, Пантелей Карпович, дорогой! Здравствуйте, уважаемый Пантелей Карпович! Здравствуйте, дорогой Виктор Евгеньевич! Мы чрезвычайно вам благодарны за приезд! Да-да! Очень признательны!..
Затем долго и крепко пожимали руки, а потом наступила некоторая пауза, после которой Яков Дмитриевич сказал:
— Только… вот какое дело, товарищи уважаемые… гм! Не удивляйтесь, что возрастной состав сегодняшней аудитории будет несколько иным, чем вы предполагали.
— Это в каком смысле иным? — спросил Кукушкин.
— Видите ли, Пантелей Карпович… сегодня здесь собрались юные, так сказать, исследователи, изобретатели, но не из старших классов, а… а более младшего возраста.
— Позвольте! — пробасил Троеградов. — А что вы подразумеваете под более младшим возрастом?
— Н-ну.. шестые классы… кое-кто из пятых…
На некоторое время воцарилось молчание. Потом Кукушкин развел руками.
— Товарищи! Ну… ну, а почему же вы не предупредили?
Директор посмотрел на Тигровского.
— Альфред Павлович, может, вы объясните…
Альфред Павлович покашлял и заговорил о том, что маститых ученых будут слушать дети исключительно одаренные, способные разобраться в очень сложных вопросах современной науки.
— И поверьте, товарищи, — добавил Яков Дмитриевич, — они будут очень огорчены, если вы откажетесь. Чрезвычайно огорчены!
— Короче говоря, вы хотите сказать, чтобы я выступал перед вот такими клопами! — сказал на весь вестибюль Троеградов и указал на Зою, стоявшую возле гардероба. — По-моему, это издевательство! Идемте, Пантелей Карпович! — И он направился к двери.
— Ну, Виктор Евгеньевич, зачем уж так резко! — пробормотал Кукушкин и обратился к директору с Тигровским: — И вместе с тем я тоже… я не смогу выступать перед детьми такого возраста. Я просто не найду с ними общего языка. Так что извините, но… Всего хорошего!
И он вышел вслед за Троеградовым, а за ним бесшумными шагами проследовала Зоя. Альфред Павлович и Яков Дмитриевич продолжали стоять неподвижно. Директор был так огорчен, что даже, увидев Зою, не вспомнил о «Слип камли».
Оба ученых были соседями по дому, и Троеградов привез Пантелея Карповича на своей «Волге». Выйдя с Кукушкиным на тротуар перед дворцом, он достал из кармана ключи от машины, и в этот момент перед ним возникла Зоя.
— Это я клоп, да? — спросила она с расстановкой. — Это, значит, я клоп?
Троеградов сдвинул брови.
— В чем дело? Что тебе надо?
Зоя уперлась кулаками в бока и повысила голос:
— А вот мне то надо, чтобы вы сейчас пошли и выступили перед ребятами. Идите и выступайте! — Она повернулась к Кукушкину: — И вы идите выступайте! Всё! — И, заложив руки за спину, даже не оглянувшись на ученых, она зашагала прочь.
Троеградов и Кукушкин помолчали, посмотрели ей вслед.
— Пантелей Карпович! А ведь в самом деле, — вдруг проговорил Троеградов. — Ну чего ради мы с вами в бутылку полезли? Почему бы нам с вами действительно не выступить?
— Н-нда… можно… можно и выступить, — как-то очень уж вяло ответил Кукушкин.
— Нет, вы что, не согласны со мной?
— Ну почему же… Согласен… Вполне согласен…
— Ну так пойдемте, дорогой! — Троеградов бодро зашагал назад к подъезду, а Кукушкин, растерянно озираясь, поплелся за ним.
Директор дворца и руководитель научного общества все еще стояли в вестибюле на прежнем месте. Троеградов хлопнул Якова Дмитриевича по плечу:
— Извините, старина! Мы погорячились, а в общем-то, вы правы, конечно.
Тигровский просиял:
— Вот и прекрасно! Большое вам спасибо, товарищи! Яков Дмитриевич, давайте проводим наших гостей к вам в кабинет, пусть они отдохнут с дороги, а сами пойдем подготовим аудиторию.
