— Что случилось? — спросил Эрик.
— Нет ли у съемочной группы молотка и лома? — неожиданно спросил Сполдинг.
— Молоток есть, а насчет лома не знаю, — ответил Эрик.
— Длинная железная труба тоже подойдет… — Голос охранника звучал печально.
— Что-нибудь произошло? — снова спросил Эрик. Его немного раздражало, что Сполдинг говорит таким неразборчивым тихим голосом.
— Видите ли, с мистером Алексоном что-то не так. — Охранник говорил, упорно глядя на носки своих ботинок.
— Что значит «не так»?
— Да вот… — Он замолк. Потом приблизил лицо к Эрику, и его стало лучше слышно. — Мы стучим, но он не отвечает. Конечно, может быть, он спит, но никакого храпа не доносится. Стало темнеть, а керосиновую лампу в комнате не зажигали.
— Может быть, он крепко уснул? А раз спит, то и свет не зажигает.
— Уже пять вечера. С тех пор как мы ходили его будить утром, прошло уже шесть часов. Даже если он крепко уснул, это слишком долго.
— Это правда, но…
Бернар, работа которого проходила отнюдь не по размеренному графику, не сразу согласился с сомнениями охранника. У него самого часто бывало, что, проработав всю ночь, он не просыпался даже в пять вечера.
— Совершенно непонятно, почему он не отзывается, когда мы его зовем. Не знаем, что делать, как горничная у тугоухой старушки, — самоуничижительно сказал он. — Но ведь нельзя оставить все как есть.
— Поэтому вы хотите взломать дверь молотком и ломом? Если мистер Алексон прекрасно себя чувствует, то он здорово разозлится.
— Тогда что же делать? Ждать до утра, ничего не предпринимая?
— Может быть, он принял снотворное и спит?
Когда Эрик говорил это, силуэт черной каменной башни отчетливо вырисовался на фоне заката. Никакого света в окне на седьмом этаже действительно не было. На винтовой лестнице у седьмого этажа виднелись сидящие фигуры двоих подчиненных Сполдинга.
— Ладно, представим, что он все еще спит, но ведь если попросить Леону позвать его, то он может и проснуться, — сказал Эрик с шутливой интонацией.
Поднявшись на нижнюю площадку винтовой лестницы, он стал неторопливо подниматься наверх рядом с Рикки Сполдингом.
С каждым витком лестницы вокруг башни они оказывались все выше. Когда они удалялись от каменной кладки пирамиды, их взглядам открывалось розовое небо на западе и колыхавшиеся в темноте воды Мексиканского залива. Неподалеку в море виднелся черный силуэт буя с колоколом. А потом за спиной снова, но теперь уже ниже, появлялось сложенное из камней строение.
По мере того как они поднимались, солнце уходило за горизонт, и морской ветер становился все прохладнее. Ветер, казалось, усиливался. Вместе с ним и волны становились выше, временами позванивал колокол на буе. Появился шум от набегавших на остров волн. В нем тонули доносившиеся из пирамиды звуки современной ритмичной музыки и топот сотни танцевавших в такт людей. Над головами Эрика и Рикки через верхнюю стеклянную часть пирамиды пробивались отсветы оранжевого света, заполнившего все помещение.
Наконец они добрались до места, где с удрученным видом сидели на ступенях и поручнях двое охранников.
— Ну как, ничего нового? — спросил Эрик.
— Ничего, — ответил один из них, помотав головой.
Протиснувшись между ними, Эрик Бернар подошел к железной двери седьмого этажа и дважды сильно стукнул по ней кулаком. Удары отозвались глухим звуком. Эрик подумал, что так звучал бы проржавевший гонг.
— Мистер Алексон! — несколько раз громко позвал он.
Ответа не было. Эрик обернулся на Сполдинга, стоявшего у него за спиной. В сумерках было видно, как здоровенный охранник пожал плечами.
— Мистер Алексон, мистер Алексон! — крикнул он снова еще громче. Еще раз сильно постучал кулаком по железной двери. Пока они так стояли, солнце все глубже пряталось в Мексиканский залив, и окрестности на глазах скрывались под ночным покрывалом.
На винтовой лестнице не было света. Но через стеклянный верх стоявшей рядом пирамиды проникали отблески освещавшего танцоров на первом этаже яркого света, который окрашивал в желтый видневшуюся под прозрачным колпаком вершину скалы и всю четырехгранную стеклянную конструкцию. Этот свет достигал и до лестницы и подсвечивал дверь в комнату Алексона.
— Вот, разве не странно? — сказал Рикки Сполдинг. Эрик, не говоря ни слова, дважды кивнул, выражая свое согласие.
Он взялся за круглую ручку двери и попытался ее повернуть. Ручка легко повернулась, но дверь не шелохнулась, будто ее приварили.
— Закрыта на задвижку изнутри, — сказал Сполдинг, — поэтому не открывается. Когда вчера вечером я проводил мистера Алексона до этого места, то попросил разрешения осмотреть комнату, и все хорошо помню. На двери был огромный засов.
— А как мистер Алексон выглядел вечером? Не заметили в нем чего-то необычного?
— Да все было нормально. Не в настроении немного, это да, но не слишком. В общем, как всегда.
— Который был час?
— Он перед этим все смотрел, как снимают кино, так что ближе к двум.
— Вы все втроем его провожали?
— Втроем. Двое держали над его головой виниловую пленку, с зонтиком здесь неудобно.
— Два часа, говорите? Самый разгар урагана…
— Да уж, лило как из ведра. Я такой жуткой бури в жизни не видал. Даже эта каменная башня дрожала.
— Точно, ураган был что надо. И вы тогда не договаривались, во сколько его разбудить утром?
— Шел вроде разговор, что съемочная группа собирается вставать часов в десять. И мы, и мистер Алексон это слышали, и само собой получилось, что назначили это время. Мистер Алексон сам так и сказал.
— Ясно… До чего прочная дверь! Как в банке, — сказал Эрик.
Из пирамиды время от времени доносилась веселая музыка.
— А в комнатах, где вы ночевали, такие же надежные двери?
— Нет, только в его комнате. На всякий случай, наверное.
— Уж очень толстая. И нигде ни щели, куда бы хоть отвертка пролезла… Дело непростое. Чтобы сломать ее, придется попотеть, — поделился Эрик своими впечатлениями после того, как обстукал и ощупал всю дверь сверху донизу. — Так просто ее не взломаешь. Но Алексон действительно там внутри? Вы не ошибаетесь? Может быть, он сейчас где-нибудь там, идет в нашу сторону и машет рукой? — сказал он, показывая пальцем в темноту у основания башни.
— Не ошибаемся. Куда ему идти? Это точно, мистер Алексон там внутри.
— Тогда почему не реагирует? — спросил Эрик.
Охранники не ответили.
Поведение Рикки Сполдинга стало странно ленивым и заторможенным. Это означало, что он был действительно расстроен. Этот человек хорошо знал темные стороны американской жизни — и предполагал самые непростые возможности развития ситуации. Но Эрик, привыкший к мирному течению жизни, с сомнением относился к возможности того, что за этой ситуацией, когда Алексон уже целый день как находится в запертой изнутри спальне и не отвечает зовущим его людям, таится что-то кроме шутки или глубокого сна.
— Так что, молот и лом?.. Не выйдет; чтобы взломать эту дверь, нужен газовый резак. У нас нет ничего подобного. Придется поехать в город и одолжить в какой-нибудь авторемонтной мастерской. А окно? Хотя бы внутрь заглянуть…
— Окно выходит в сторону моря, футах в пятнадцати над лестницей. Даже жираф не сможет туда заглянуть, — сказал Сполдинг, поднявшийся по лестнице чуть выше.
Эрик изо всех сил ударил по двери.
— Как же это меня бесит! Узнать бы только, внутри мистер Алексон или нет…
Музыка в пирамиде прекратилась. Сейчас танцовщики переоденутся в костюмы, готовясь к съемке. Но перед генеральной репетицией должен быть еще ужин.
— И нам тоже, мистер Бернар. Да только уже ничего не выйдет. Солнце зашло, и в комнате полная темнота.
— Да, это верно. — Эрик Бернар скрестил руки на груди и подумал, что в любом случае об этом надо рассказать Тофлеру. * * *
Обеденный стол был впечатляющим и шумным, как толпа на Манхэттене. Ведь к съемочной группе присоединилась сотня танцовщиков. Количество ужинающих сразу же увеличилось втрое. Танцоры — видимо, по профессиональной привычке — вели себя очень оживленно и шумно. Они то пели, то покатывались от смеха, громко шутили, аплодировали шуткам коллег, топали ногами. Шуму было вдвое больше обычного, словно пространство внутри пирамиды разом превратилось в актовый зал школы.
