Где-то вдалеке хлопают выстрелы.
– Это карабин Сергея! – на слух определяет Озеров. – Пытается взять второго, которого вы упустили! Что-то я устал сегодня! Присяду.
Дубравин постоял немного. И тоже присел рядом. Краем глаза он смотрит на Озерова. И только сейчас видит, как он измотан, как осунулось его лицо. Тяжело, ходуном ходят тощие с ребрами бока.
«Достаются ему эти погони! – с жалостью и любовью думает он о друге. – Попробуй поносись вот так по лесам!»
Где-то через час приезжает машина. Пока грузят кабанчика, уже слегка остывший Аксентов рассказывает, как взял второго – того, что ушел от них:
– Он драл вдоль дороги. Я увидел – и за ним! Бегу, на ходу прикладываюсь. Раз, другой, третий! А он, гад, все бежит и бежит! Вижу, что попадаю. Но куда? В зад. После очередного заряда он дернул ногой. И как подкошенный упал…
– Ну, вот тебе и отрежем эту ногу, нашпигованную свинцом! – ржет Митрич в белую бороду. – Мотри, зубы не переломай!
Так, перекидываясь прибаутками, доезжают они до места, где остались черный тонированный джип и «буханка».
Здесь прощаются с Шекуновым. Перед тем как ему укатить, выпивают по маленькой. И «неандерталец» значительно произносит вместо тоста:
– Ну вот, ребята! С почином нас! Кооператив заработал! На следующей неделе ждите первых гостей. Приедут мои друзья из Москвы. Не оплошайте!
* * *
Вечером дома у Володьки Надежда подает черное лесное кабанье мясо.
– И как ты его сумела сделать таким мягким? – спрашивает Александр. – Я думал, его не укусишь.
Явно польщенная, она отвечает не сразу. Но с гордостью:
– Я его вымачиваю в специальном растворе. Секрет еще из Кургальдшино привезла.
– Дай мне рецептик! А то мне тоже ногу отрезали. А что с ней делать – ни я, ни Танька не знаем!
– Напишу обязательно!
– Точно не укусишь, – подает голос сам хозяин. И звякает об тарелку круглой восьмимиллиметровой картечиной. – Поздравляю! – обращается он к Сашке. – Ты тоже в него попал!
Все как диковинку разглядывают лежащий на белой фарфоровой тарелке мятый свинцовый шарик.
Весь этот ужин у Дубравина не выходит из головы разговор с Шекуновым о заводском кооперативе и идущей приватизации народного добра: «Все сейчас стремятся ухватить свою долю. Торопятся. Один я, как идиот, вкалываю за двести долларов. И мечтаю черт знает о чем! Надо мне поговорить с ребятами. Они-то являются учредителями, совладельцами агентства «Завтра». Я для этого агентства делаю хренову тучу разных дел. А отдачи никакой!»
– Давайте выпьем за Россию, за нашу историческую Родину! За нашу землю! Отсюда нас уже никто не сможет вытеснить! – произносит очередной неожиданный тост Володька Озеров. И тянется тяжеленьким хрустальным стопариком к нему.
Разговор, как водится, течет об охоте, о приметах. Каких-то не до конца понятных для того же Дубравина вещах.
– Ты понимаешь, – упрямо гнет свое захмелевший и зарозовевший Вовуля. – Если бы леший меня не просветил, не повел правильным путем, не быть бы нам с добычей. А я перед тем, как идти в лес, принес ему жертву. И попросил вывести нас на зверя. Потому что прошлый раз он, чур меня, гад такой, не дал нам добычи…
«Это он всерьез, что ли? Или придуряется?» – не зная, как реагировать на Вовулины слова, думает Александр. Но чем больше он вслушивается в его монолог, тем больше всерьез верит во всю эту чертовщину. А дальнейший разговор показывает, что Озеров знает, кроме лешего, еще множество загадочных персонажей, на которые то и дело ссылается.
– Корову хотим завести! – рассказывает о своих делах Надежда. – Молоко из магазина стало невозможно пить!
А Вовуля поддакивает:
– Да, да! Только надо спросить у Волоса. Волос, он покровительствует животным домашним.
– Н-е-ет! – замечает, отрезая еще кусочек ноги гостю, жена. – Это дело домового.
– Домовому это неподвластно! Каждый отвечает за свой участок, – пьяно упирается хозяин. – Берегини, например, отвечают за свое…
И Дубравин, наконец, соображает, что жизнь в лесу, привычка наблюдать за его обитателями в какой-то момент привела Озерова к попытке понять, объяснить, увидеть по-новому мир, в котором он живет.
И тут на помощь ему пришла деревня. Здесь еще много чего осталось: оборотни, домовые, лешие, колдуны. Такая колдунья и просветила его, подтолкнула.
Выросла у Вовки на руке большая бородавка. А бабушка божий одуванчик обвязала эту штуку ниточкой. Завязала узелком. Да и пошептала над нею. А когда взяла денежку, сказала:
– Поноси, милый, с недельку этот узелок!
Он неделю поносил. А эта штуковина возьми да и отсохни! И отпала сама собою. Осталось на руке только белое пятнышко.
Стал Вовуля захаживать к старушке. Поговорить, побеседовать со столетней подружкой о том о сем. Узнал он от нее много нового о Перуне, о Хорсе, о навьях и русалках…
И стал с тех пор Вовуля верить в чур, как в детстве. И в случае необходимости оберегаться повторял присказку:
– Чур меня! Чур меня!
И надеется он теперь не на советскую власть, не на демократию, а на Перуна, Даждьбога, Мокошь, Волоса, Сварога…
V
Коробка была большая и красивая. Ее принес кучерявый мальчик в спецовке, приехавший на фургончике с рекламой на кузове в виде надкушенного яблока.
Он осторожно занес ее в кабинет директора и поставил на стол:
– Распишитесь в получении!
– А что здесь? – уткнувшись в помятую квитанцию взглядом, спросила глухим, грубым голосом бой-баба Варька Чугункина – ныне директор представительства молодежной газеты.
– Это компьютер фирмы «Макинтош». Прислали из Московского представительства для вас, – тоненьким голоском ответил мальчик. – Да вы расписывайтесь! Мне ехать надо по другим заказам! – нетерпеливо добавил он.
Вздохнув, директор расписалась.
Галина Шушункина, сидевшая рядом за соседним столом, так и подскочила с места, когда Варвара, наконец, освободила красавец монитор, а затем и принтер из бумажных объятий.
Это было изделие!
Подруги с некоторой долей изумления и одновременно страха смотрели на чудо техники двадцатого века.
– И как же это все работает? – задумчиво спросила саму себя директор.
– Я разберусь! – ответила ей Галинка, открывая красивую блестящую книжку с инструкциями, напечатанными на пяти языках. – А вот и на русском есть! Здесь еще должны быть клавиатура и какая-то «мышка». Что за мышка? Что за чушь? – сама себя спросила Шушункина и, присев снова на свое рабочее место, углубилась в чтение.
– И куда его теперь девать? – задумчиво осмотрев свой маленький кабинетик, задала вопрос директор.
– Поставить ко мне на стол! – отозвалась Галинка.
– Ну так и быть! Забирай!
Уже через неделю Галина освоила основные функции чудо машины. И ей, как человеку и художнику, открылись новые горизонты. Потому что «Макинтош» мог делать буквально все: печатать и выводить тексты, верстать полосы, делать графику и рисовать.
В старых типографиях еще звенели, отливая строки в металл, линотипы. Еще стояли с шилом в руках, исправляя ошибки, чумазые верстальщики, а здесь в чистоте и на самой современной базе делали новые полосы, загоняя рекламу в цвет, а нетленные строки журналистов в электронный мозг машины.
Поднималась где-то далеко на Западе волна новой технологической революции, но молодежка не отставала, а намного опережала все отечественные издания в деле технического перевооружения.
Галинка с головою окунулась в это новое для себя дело. Талант и чутье художника оказались востребованными на все сто процентов. А компьютер позволил ей реализовать самые смелые фантазии и находки в оформлении.
Жизнь начала налаживаться на новой основе. Если бы не одно но…
С детьми у них с Владом, как говорится на новом жаргоне, была напряженка. Их, попросту говоря, не было. И не намечалось.
Но не такой она человек, чтобы отказаться от своей мечты. Женщина может казаться наивной, расслабленной и инфантильной, когда дело касается многих вещей, значимых для мужчины. Но если уж дело касается ее коренных интересов, то она «в узел завяжется», чтобы их отстоять. И острый, пронырливый женский ум всегда найдет лазейку, даже в самой безвыходной ситуации.
Нашлась она и здесь. «Непорочное зачатие» – так про себя окрестила Галинка новый, только что изобретенный учеными метод получения детей – «из пробирки». О нем она прочитала в журнале. И вдохновленная такой славной перспективой, решила отправиться в Москву в только что открывающуюся поликлинику.
Испросив у начальства командировку «в центр» для повышения дизайнерской квалификации, она ранним весенним утром уселась на автостанции в автобус, направляющийся в столицу.
Уже на выезде из города дорогу им преградил солдат в черном комбинезоне и белой каске, в крагах и с полосатой палочкой в руках. Он по-хозяйски стоял посреди дороги и указывал старенькому коричневому «Икарусу» путь к обочине.
