Эта теория впервые была предложена господином де ля Марром в 1737 году в связи с делом, которое взбудоражило весь Париж. Молодая девушка девятнадцати лет – Тереза ля Вуазен, носящая ту же фамилию, что и известная отравительница, сожженная в 1680 году, – была арестована за серию убийств. Ее родители были угольщиками, живущими в лесу Шантильи. Она не умела ни читать, ни писать. Росла она обыкновенной девочкой и до шестнадцати лет ничем не отличалась от других детей. И тут по соседству была совершена серия из восьми убийств. Любопытная деталь: у изголовья или под покрывалом каждого покойного находили шнурок – из волос или из пеньки – с девятью узелками.
Девять, как известно, магическое число, тройное умножение трех, которое постоянно встречают во всех мистических обрядах. Шнурок, завязанный девять раз, приводит жертву в полную зависимость от колдуна.
Когда власти сделали судебный выезд, они обнаружили ля Вуазен в лесной чаще, совершенно нагую и с «глазами, похожими на глаза волчицы». Привезенная в Париж и допрошенная, она сделала письменное заявление и в то же время вопила при виде огня. Хотя, по утверждению родителей, она не была обучена читать и писать, и то и другое она делала великолепно, изъясняясь, к тому же, весьма изысканно. Она признала, что совершила убийство. На вопрос о завязанных шнурках, она ответила: «Теперь они составляют часть наших. Нас так мало, что мы нуждаемся в пополнении. В действительности они не мертвые и оживут. Если вы мне не верите, можете открыть их гробы и увидите, что они пусты. Один из них уже был на Великом Шабаше прошлой ночью».
Кажется, гробы и в самом деле оказались пустыми. Другая странная деталь касается алиби, которое родители подтверждали для дочери. Оно заключалось в том, что ей необходимо было в кратчайшее время преодолеть два километра и проникнуть в заколоченный дом. Ля Вуазен объяснила это так: «Это нетрудно. Я пошла в кусты, намазала мазью тело и оделась в платье, которое было на мне раньше. И тогда все стало совсем просто».
На вопрос, что она подразумевает под платьем, которое было на ней раньше, ля Вуазен ответила:
«У меня было несколько платьев. Это было очень красивым, но я не надела его, когда взошла на костер…» Произнеся слово «костер», она опомнилась и разразилась рыданиями…».
– Довольно, – сказал Бреннан, проведя по лицу рукой, словно бы удостоверяясь, что он все еще здесь. – Простите меня, мисс Деспард, но я должен работать. На дворе апрель, а не ночь Всех святых. Дамы, скачущие верхом на метлах, находятся немного в стороне от моих занятий. Если вы хотите заставить меня поверить, что какая-то колдунья вначале сглазила Майлза Деспарда, затем намазалась мазью, прежде чем облачиться в платье столетней давности, для того чтобы суметь потом проникнуть сквозь стену… на это я вам отвечу, что мне нужна версия, которую я смогу изложить суду присяжных!
– В самом деле? – не смутилась Эдит. – Хорошо, вот одна из них. Сейчас я прочту вам наиболее интересное. Хотя, если вы не способны сделать из прочитанного выводы, может быть, мне нет смысла стараться вообще? Это касается женщины по имени Мари Д'Обрэй, кстати, это девичье имя маркизы де Бренвийе, гильотинированной в 1861 году. Как бы вы ни оценивали XVII и XVIII век, вы не будете спорить с утверждением, что мракобесие продолжалось и во второй половине прошлого века?
– Вы хотите сказать, что она была казнена за колдовство?
– Нет, она была казнена за убийство. Подробности не очень приятные, и я избавлю вас от них. Я только прочитаю описание Мари Д'Обрэй, сделанное одним из тогдашних журналистов: «Дело захватило публику не только потому, что обвиняемая была красива и довольно богата, но также и потому, что Мари Д'Обрэй оказалась женщиной скромной до такой степени, что, когда прокурор позволил себе произнести несколько двусмысленных фраз, она покраснела, как школьница…» А вот ее портрет: «Она носила коричневую велюровую шляпку со страусовым пером и того же цвета шелковое платье. В одной руке она держала серебряный флакон с солью, а запястье руки охватывал любопытный браслет, защелка которого была сделана в виде кошачьей головы и рубином вместо рта. Когда свидетели описывали подробности знаменитой черной мессы в мансарде версальской виллы или об отравлении Луи Динара, многие в зале взволнованно выкрикивали: «Нет, нет! Не может быть!», тогда как обвиняемая лишь поигрывала своим браслетом». С глухим хлопком Эдит закрыла книгу.
– Тед, – сказала она, – вы знаете, у кого есть похожий браслет.
Стивенс знал это прекрасно и помнил также, что видел этот браслет на фотографии Мари Д'Обрэй 1861 года, которая исчезла из рукописи. Однако чувства его были в таком смятении, что ответить он ничего не смог.
– Да, – сказал Марк, – я тоже знаю и не могу об этом не думать.
– На вашем месте, мистер Стивенс, – живо вмешался Бреннан, – я бы не мучился так, как мучаетесь, кажется, в настоящее время вы. Очень любопытно то, что мистер Деспард весьма живо защищал вашу супругу до того момента, как услышал все эти сказки. У меня же, напротив, реакция совершенно иная.
– Вы отрицаете, что колдовство практиковалось в прошлом? – резко спросила Эдит.
– Вовсе нет, – вопреки всякому ожиданию ответил Бреннан. – Скажу вам больше: оно и сейчас практикуется, причем у нас, в Америке. Мне знакомы эти шнурки с девятью узелками. Их называют «лестница колдуна».
– Как вы сказали? – удивленно воскликнул Марк.
– Вы что, забыли где мы находимся? – спросил Бреннан. – Или, может быть, вы не читаете газет? Здесь, на границе Голландской Пенсильвании, местная ведьма до сих пор лепит восковые фигурки и пытается сглазить животных. Может быть, вы знаете об этом, ведь ваша служанка родом из Голландской Пенсильвании. Возможно, и это имеет какое-то отношение к делу, хотя я и не думаю, что ваша служанка замешана в преступлении. Как только я услышал о шнурке, я тотчас подумал, что кто-то пытался околдовать вашего дядю. А размышляя над версией мистера Стивенса, я пришел к выводу, что просто необходимо узнать, откуда приехали Хендерсоны?
– Из Ридинга, я думаю, – ответил Марк. – По крайней мере, они уроженцы тех мест. Затем часть их семьи переехала в Кливленд.
– Ридинг – милый городок, – сказал Бреннан. – И как раз находится в Голландской Пенсильвании.
– Чтоб меня повесили, если я что-то понимаю, капитан! Теперь и вы поверили в колдовство?
Бреннан, скрестив на груди руки и слегка склонив голову набок, рассматривал Марка.
– Мистер Деспард, когда я был ребенком, пределом моих мечтаний был револьвер с рукояткой из слоновой кости. В воскресной школе меня научили, что надо только помолиться – и мечта осуществится. И я молился об этом пистолете, как, надо думать, многие молились о вещах более важных. Я даже говорил себе, что, если дьявол придет, чтобы попросить мою душу в обмен на этот чудесный пистолет, я соглашусь на сделку. Вот и с колдовством все точно так. Я могу лепить восковые фигурки, похожие на всех тех людей, которых я не люблю – хоть на всю республиканскую партию! – но вовсе не значит, что они умрут, если я буду втыкать в них булавки. Поэтому, когда вы мне втолковываете, что ваш дядя был заколдован и убит с целью присоединения его к шайке вампиров из особ женского обличья, что он вышел из гроба и в любой момент может постучаться в эту комнату, я вам…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
