Доказать это просто: в 2015 году налогов на той территории Донбасса, что сегодня контролирует ДНР, собрали больше, чем в позапрошлом — довоенном! — году.
Объяснение элементарно: всё то, что «серьёзные люди», «опытные управленцы» и «незаменимые аппаратчики» уводили по сложным схемам в параллельное пространство — пошло в карман республики.
И это ещё при том условии, что часть производственных мощностей разбомблена, а многие экономические связи разорваны.
То ли ещё будет.
Право слово: у дончан есть чему поучиться.
В их выдержке, в их умении улыбаться и сносить истинные невзгоды — видно большое, почти религиозное чувство человеческого достоинства.
Эти люди и есть — элита и аристократия. А самозванцы убежали.
Завершая эту тему, несложно догадаться, в чём кроется причина физиологической неприязни ко всей донецкой и луганской истории московских приятных юношей из отличных кафе, девушек из красивых глянцевых журналов, и из «толстых» журналов тоже, людей, сделавших себе место в «Форбсе» «с нуля», персонажей, поставивших принципом «родина там, где тепло», подростков, убедивших себя, что «я ничё никому не должен», мужчин, не всегда похожих на мужчин, и женщин — на женщин, креативных менеджеров, и вообще креативщиков как таковых, антиклерикалов, бешеных пацифистов, уставших от человеческой косности музыкантов, влюблённых в майдан поэтесс, писателей со строгими косматыми бровями, светских львов и шакалов, неустанных борцов со сталинизмом, и с русским крепостным правом, безусловно, тоже.
Неприязнь их строится на знании о том, как скоро, к примеру, в Донецке всепобедительное большинство оказалось никчёмным, смехотворным меньшинством.
Их ведь никто не выкидывал прочь из их офисов и квартир, из их журналов и со светских раутов. Этого не понадобилось. Просто разом их мир исчез.
Но с их миром не исчез мир! Что оказалось крайне удивительным.
То есть их нет — а люди есть, и умудрились не умереть, не исчезнуть с лица земли, не деградировать, не распасться на атомы.
Как же так?
Ведь всё держалось на них — на их журналах, на их холдингах, на их компаниях и кампаниях. Всё решалось — ими и только ими, на их конференциях, в их корпорациях, на их двусторонних, закрытых и открытых переговорах, на их тет-а-тетах и тёрках.
Они «платили налоги»! Но теперь не платят.
И что? Почему всё по-прежнему на месте?
…огромная часть этой публики съехала прочь: красивые дамы, стильные пацаны, руководство «Донбасс Арены», главы холдингов и корпораций, держатели акций и креативные менеджеры, — и уже третий год они пытаются объяснить друг другу, что Донецк захватили бандиты.
А в Донецке просто живут люди.
И если бы их не бомбили, исчезновения подавляющего большинства креативной элиты они просто бы не заметили.
Те, что так трепетно страдают здесь, у нас, в России от донецких и луганских событий — подсознательно испытывают тот же самый ужас. Что однажды случится день, когда они могут вообще не пригодиться. И мир не рухнет.
И поэтому я спешу, я тороплюсь сказать им всем: нет, нет, нет, без вас никак. Россия огромная, всепринимающая, всеобъемлющая страна, она не бросит своих детей, даже самых необычных. Мы будем вместе. Форева тугезе.
Только тугезе, наши ненаглядные.
Иначе с кем мы разделим радость наших побед.
Я как-то подметил для себя, что у большинства начальников в донецкой администрации работают секретарями деловитые яркие девки, а у Захарченко секретарь, скажем так, другого типа.
В приёмной его трудится профессионал: женщина лет сорока пяти, безупречный, судя по всему, психолог, замечательно совмещающая радушие и строгость в одном лице. Радушна она до той степени, что сердце иной раз таяло от её доброго — нет, не слова, а просто взгляда; и строгая настолько, что если она была чем-то недовольна — я чувствовал это через дверь, и с трудом не вставал, когда она заходила.
Ругала она меня обычно, если я рисковал закурить в кабинете Захарченко: его самого никак не могли отучить от сигарет, а тут ещё этот понаехавший из России дымит с ним заодно.
Даже если я успевал забычковать свою сигарету и пепельницу переставить на стол главы, секретарь по незримым для меня признакам определяла, что я тоже курил.
И мне становилось стыдно, почти как в детстве, а то и похуже.
В этот раз Захарченко сидел без сигарет (я с некоторой иронией предположил, что секретарь нашла возможность отбирать у главы сигареты, обыскивая его при входе) и стрельнул у меня. Это дало мне моральное право закурить тоже.
Глава ждал журналистов и — это было по всему видно — чувствовал себя как накануне самого нелюбимого урока.
Захарченко не политик в том смысле, в котором современные политики так себя именуют, — уже потому, что не получает удовольствия от звука собственного голоса, прений, конференций, сольных выступлений и всего тому подобного.
Помощник Захарченко по всей этой работе каждые три дня мягко сетовал: Александр Владимирович, уже неделю вас не было в эфире… Уже две недели не было встреч с журналистами… Уже три недели не появляетесь на экране…
Если Захарченко всё-таки соглашался на публичные встречи, то за час до выступления он выбрасывал в ведро все заготовленные для него тезисы — правда, внимательно прочитав перед этим, — и шёл выступать «своими словами».
Нынче повод для встречи был очевидный и особый: Служба безопасности Украины провела в Красногоровке — городке неподалёку от Донецка, занятом ВСУ, — масштабную зачистку. За день задержали 86 человек.
Пока журналисты устанавливали свои камеры, Захарченко вертел в руках свой нож (у него дома целая коллекция холодного оружия, и стрелкового — на роту минимум).
Журналисты отчитались, что готовы, — Захарченко убрал нож, и тут же начал говорить:
— …в 1943 году каратели точно так же зачищали Донбасс: арестовывали, бросали в машины, увозили куда-то и… всем известно, чем это закончилось. В Красногоровке почти все задержанные — мужчины призывного возраста, и где они окажутся, предположить трудно. Скорее всего, в окопах, прикованные к пулемётам, чтобы не убежали. Хотя надо обратить внимание на одну вещь: в Красногоровке у якобы «сепаратиста» изъяли пистолет Стечкина. Я, как военный, могу сказать, что пистолет Стечкина — очень редкое оружие, которое не каждому даётся. Это оружие СБУ и вообще спецподразделений. Понимаете, к чему я веду? Они просто взяли то, что имелось под рукой, нацепили на пояс своему актёру, показали на камеру, что в Красногоровке находятся люди, которые владеют пистолетом Стечкина, арестовали и вроде как увезли допрашивать. Но, скорее всего, человека с пистолетом Стечкина, в отличие от всех остальных задержанных, выпустили через двадцать минут. Однако для продления санкций против РФ, показательных задержаний и предотвращённых терактов, которых ни у кого не было в планах, — вполне хватает. Только что Порошенко заявил, что нужно не просто продлить, но и ужесточить санкции против России. Именно этим и нужно объяснять то, что произошло в Красногоровке.
…сразу после журналистов в кабинет к Захарченко пришёл ответственный человек с новостями по поводу того, что творится в Красногоровке.
Оказывается, там началась ротация.
В городок, находящийся на линии разграничения, ввели 600 бойцов из спецподразделений и нацгвардии. И за сутки городок перевернули вверх дном. Видимо, всё совпало — СБУ проводило показательную проверку, вновь прибывшие «знакомились» с населением, а «дембеля», которым всё равно тут уже было не жить, напоследок, под шумок, решили поживиться.
Если их не впускали — выбивали в домах двери. В квартирах для вида искали что-нибудь запрещённое, но выносили всё, имеющее ценность.
— Наших ребят не задержали ни одного, — снизив голос, с лёгкой усмешкой, сообщил ответственный человек. — Все задержанные 86 человек — с улицы.
Захарченко никак не отреагировал, просто кивнул.
Действительно, если 86 человек просто с улицы, а их сейчас там терзают на предмет сепаратистской деятельности — чему тут радоваться. Что взяли не тех?
О мародёрстве, царящем в местах дислокации ВСУ, в какой-то момент начали писать даже украинские СМИ — не очень, мягко говоря, склонные к таким откровениям. Но игнорировать это стало больше невозможно, когда одновременно взбунтовались почтамты в нескольких, включая Красногоровку, городках: количество многокилограммовых посылок, которые служивые шлют домой, в свои, как правило, западноукраинские области, превысило все мыслимые нормы. Поезда и фуры оказались не в состоянии вместить всё это добро.
Тем более что на почтамтах работают люди, живущие в тех же самых населённых пунктах: они отлично понимали, откуда это добро взялось и куда оно направляется. Видимо, к той самой мамке, которой пообещали шесть батраков.
