с еврейским мальчиком остановился возле Дмитрия и Гитлер положил свою ладонь, которая была грязная, а точнее тёмно — красной от крови, на плечо мальчику, крепко прижимая его к земле, чтобы он не принялся бежать. Мальчик и так еле стоял на ногах, так что вряд ли бы он стал бежать, потому что это было бесполезно. Кругом одни солдаты с пистолета — пулемётами.
— Ну что, ты согласен? — спросил Гитлер Дмитрия.
Дмитрий, не задумываясь над ответом, кивнул ему. Он уже толком не соображал что к чему, потому что страх полностью его одолела. Ему пригрозили Смертью, которая идёт по его пятам начиная с того момента, когда он сошёл с лодки без своей воли, — его ноги сами вывели на берег, чего он абсолютно не помнит, — и он сдался как трус. Дмитрий был готов сделать это, чтобы спасти свою собственную жизнь, но при этом забрав чужую.
Солдат, который привёл мальчика, тихо стоявшего и плачущего, смотревшего на Дмитрия такими глаза, словно маленький щенок, смотрит глаза тому, кто решил его утопить в речке, так как он просто был не нужен, принялся разматывать колючую проволоку, причиняя великому и неподражаемому ещё большую боль и тому, кто был с противоположной стороны дерева. Спустя одну минуту, Дмитрий рухнул на белый снег и услышал, как раздался звук падения с другой стороны дерева. Солдат обошёл его и через секунд тридцать, стоял возле своего господина с молодой девушкой, у которой был кляп во рту в виде тряпки. Девушка плакала и пыталась вырваться из рук солдата, но его сильные пальцы рук не давали ей этого сделать.
Гитлер тем временем достал из — за пазухи пистолет и протянул его Дмитрию, который уже за это время встал на ноги и полностью осознал то, на что он согласился. Дмитрию нужен был колодец, потому что на него указывала Вифлеемская звезда своим белым светом. Но на его пути стоял сам Адольф Гитлер — Смерть, в человеческом обличии. Вряд ли Дмитрий сумеет оттолкнуть его в сторону и прыгнуть в колодец прежде, чем его настигнут свинцовые пули от МР — 39. Оставалось только одно: выполнить то, что предложил ему Гитлер и надеется на то, что он сдержит своё слово, хоть на данный счёт у Дмитрия были большие сомнения.
Дрожавшей рукой Дмитрий взял пистолет за рукоять. Женщина издавала истошные стоны и заливалась солёными слезами. Это был её ребёнок, в голову которого Дмитрий направил заряженный пистолет. Мальчик тихо плакал. Казалось, он потерял дар речи, потому что ни как не ожидал, что в эту священную ночь может произойти подобное. Дмитрий был готов нажать на спусковой курок, но что — то внутри него ёкнуло.
Дмитрий вовсе не собирался стрелять в ребёнка. Он собирался стрелять в главного палача двадцатого века. Дмитрий вдруг понял, что ему не нужна такая жизнь, в которой он будет помнить о том, что убил ни в чём не повинного еврейского мальчика и вступил в ряды фашисткой армии для того, чтобы спасти свою собственную жизнь, даже здесь, в этой игре, которая сработала первой, из множества тех, в которые Дмитрий уже играл. Дмитрий не мог предать ни себя, ни совесть, ни тот народ, который не встал на колени перед коричневой чумой, а избавил мир от неё. Дмитрий не мог придать веру и ту могучую страну, которая не прогнулась, которая смогла не только выжить, но и загнать эту чуму в стойло, туда, откуда она пришла. Дмитрий не мог придать самого себя.
И поэтому Дмитрий мгновенно перевёл дуло пистолета в лицо Гитлера и нажал на курок, но выстрела не последовало. Пистолет оказался вовсе не заряженным. В эту же секунду из — за спины палач вынул второй пистолет и направил в сторону Дмитрия, при этом отходя назад. Но вместо того чтобы выстрелить в Дмитрия и тем самым завершить его путешествие, Гитлер перевёл пистолет в висок мальчика и сделал выстрел. Мальчик тут же упал. Из его головы начала сачится кровь, с каждой секундой набирая тем. Женщина упала на колени, убиваясь горем, но прозвучал второй выстрел, и она тоже упала на холодный белый снег, который через несколько секунд под ней превратился в красный.
Теперь, Дмитрию было нельзя медлить. Он со всего замаху кинул не заряженный пистолет в голову Гитлера и кинулся бежать со всех ног к колодцу. Гитлер упал от удара металлического, тяжёлого пистолета и тут же раздались выстрелы. Дмитрий бежал со всех ног к колодцу, освещённого светом Вифлеемской звезды, под которой родился Иисус Христос, и чувствовал, как что — то маленькое, но быстрое, сильное, горячие и смертельно опасное для организма впивается в его тело, перебивая ноги и делая в нём множество маленьких дырок, из которых начала сочится кровь, почти что сразу.
Если бы до колодца было не десять метров, а на много больше, то Дмитрий бы упал и умер, но колодец был в десяти метрах, и от неожиданного рывка, он нырнул в низ, прямо в колодец, при этом ударяясь спиной об кирпичи и кажется, ломая их. Его тело стало тяжёлым от сотни горячих пуль, которые успели его задеть.
Дмитрий падал в темноту, не чувствуя ничего.
Дмитрий уже испытывал то чувство падения, когда словно проваливаешься в сон. Сейчас это чувство было как никогда приятным. Дмитрий хотел летать, но лишь очнулся в пустоте, не понимая, падает ли он до сих пор или нет. Раны от пуль каким — то образом зажили не оставив на теле Дмитрия ни каких шрамов, а вот дырки в одежде ни куда не подевались.
Дмитрий принял вертикальное положение, которое он имел в своём понимание. Он не знал, падает ли он дальше в эту чёрную бездну или нет. Эта пустота была для него знакома. Знакома очень хорошо. Дмитрий всегда старался сторониться её, потому что боялся заглядывать в неё по причинам, которые были известны только ему. Никто кроме него самого их не знал, да и Дмитрий вряд ли бы кому — то об них рассказал, даже под угрозой смерти или под самыми страшными пытками. Дмитрий бы не знал это место, если бы не его ночные тревожности и род его деятельности, заставляющий его пребывать в состоянии творческого застоя.
Эта пустота была его душой, а точней маленькой её частью, которая доминировала в споре за самого Дмитрия. С кем? — его разумом и сознанием? В этой части его души обитали все его страхи,
