замариновать, как огурцы. Иногда она даже ела их сырыми, хотя обычно они горчили. Она откусила кончик одного кабачка. Сойдет. Чужак коротко рыкнул; она подняла глаза и увидела, что у него сузились зрачки – как в тот раз, со шваброй. Что это, ужас? Так ведь и она пришла в ужас, когда он слопал склизевика. Она демонстративно откусила кусок побольше – и обнаружила, что кабачок все-таки слишком горький. С трудом проглотила, кинула остатки в сторону компостной канавы и улыбнулась, глядя существу в лицо.
Несколько секунд оно не двигалось, потом
встряхнулось и побрело прочь. Еще несколько существ шли по улице с востока своей прыгучей походкой, как стайка неугомонных детей. Офелия пожала плечами и вернулась к работе. У нее много дел, да и животных давно пора проверить.
Овец она нашла в западной части длинного луга – те сгрудились в кучу, нервно подергивая ушами. Едва она попыталась приблизиться, животные бросились врассыпную, будто от волка. Догонять она не стала: все равно не поймает. Вместо этого Офелия попыталась их пересчитать. Кажется, меньше овец не стало, хотя в море серых спин и мелькающих ног сказать наверняка было сложно. Возможно ли, что чужаки мучили овец? Она этого не исключала, но доказать не могла. По западной окраине поселка она дошла до выпаса у реки. Уровень воды поднялся, и река вышла из берегов. Коровы, в отличие от овец, вели себя спокойно и щипали траву, широко растянувшись между насосной станцией и старым телячьим загоном. Офелия пересчитала их по головам – все на месте.
Вернувшись в поселок, она начала обход: нужно было проверить нанесенный штормом ущерб. Поломанные ставни, сорванная черепица, поваленные деревья. Время от времени чужаки мелькали в отдалении, но близко не подходили. Она не могла разглядеть, чем они заняты, но до тех пор, пока они не трогали животных, ей было все равно.
До наступления сумерек Офелия обошла весь поселок и выяснила, что нужно чинить. Она вспомнила, что подумывала бросить некоторые здания и больше ими не заниматься, но то была временная слабость. Перед крупными штормами с ней всегда случался упадок сил. Но теперь шторм закончился, и она не могла смириться с мыслью бросить все на самотек, какой бы усталой ни была.
Она открыла центр, чтобы проверить прогноз погоды. Штормов не намечалось, хотя далеко на востоке закручивались воронкой облака. Два шторма за сезон случалось редко; за сорок с лишним лет – всего дважды. Скорее всего, этот шторм пройдет стороной. Она на это надеялась.
Офелия разблокировала клавиатуру, чтобы записать краткий отчет о последних днях. Как же рассказать о случившемся? Она знала, что ее отчет никто не прочтет, и все-таки не хотелось, чтобы он звучал как россказни безумной старухи. «Во время затишья я вышла на улицу и встретила пришельцев». Это звучало как сюжет развлекательного куба, как бред сумасшедшего. Но она не сумасшедшая. И они реальны. Как же их описать, чтобы было понятно, что они реальны?
В коридоре зацокало. Разумеется, они вошли в центр за ней; она ведь не закрыла за собой дверь. Офелия оглянулась. Один из чужаков смотрел на нее, его ясные глаза сверкали неподдельным интересом. Да, они были реальнее некуда. В руках чужак держал горлянку с натянутыми вокруг корпуса бисерными нитями; их взгляды встретились, и чужак встряхнул горлянкой.
Что это? Приглашение? Объяснение? Она не знала. Ей не хотелось об этом думать; хотелось лишь записать происходящее так, чтобы было понятно ей самой и другим людям, пусть даже никто ее записи не прочтет.
Опыта в описании жизни поселка было недостаточно. Она могла рассказать про любовь и ненависть, предательства и конфликты, потому что хорошо понимала эти вещи. Она знала, что испытывает жена, когда муж начинает ревновать ее без причины – или, напротив, если причина есть. Она знала, как сталкиваются человеческие чувства, приправляя простейшие взаимодействия сложным соусом из намеков и скрытых смыслов. Но это… Все равно что писать о животных, а о животных ей писать еще не приходилось. Все равно что писать о животных, умеющих рассуждать. Она никогда в жизни не встречала животных, умеющих рассуждать.
Офелия отмахнулась от чужака, и тот скрылся за дверью. Понял ее жест или просто не заинтересовался?
«Во время затишья…»
Она перечитала написанное. Слово «пришелец» резало глаз. Они ведь у себя дома, как древолазы. Как же тогда их называть? Она не знала и не собиралась сейчас отвлекаться на встроенный словарь. Пусть пока будут пришельцы или чужаки. Существа.
«Сперва я решила, что это куча тряпья, и тут она на меня посмотрела».
Это тоже звучало совершенно безумно. Но ведь так все и было: она увидела кучу тряпья с глазами. Пусть себе потешаются над ней – те, кто, возможно, прочитает ее отчет, если прилетит сюда, чтобы расследовать гибель поселенцев.
Медленно, редактируя текст на каждой фразе, она пыталась описать события последних дней. Сделать это в двух словах, как она планировала, не получилось. Чтобы рассказ звучал хоть сколько-нибудь связно, ей приходилось дополнять его описанием своих эмоций, поступков, догадок. Приходилось описывать все, что она делала и что делали они. Надо было как-то описать звуки, которыми они общались… Хотя нет, без этого можно обойтись. Запись в центре велась автоматически и наверняка зафиксировала их речь. Можно вставить в отчет фрагмент, если удастся подобрать подходящий.
Когда Офелия склонилась над панелью управления, чтобы ввести параметры поиска, у нее защемило спину. Она охнула от боли и по гортанному возгласу в коридоре поняла, что существа продолжали наблюдать за ней так же, как она наблюдала за ними.
Время уже позднее. Настолько, что если она прямо сейчас не вернется домой и не ляжет, то завтра утром проспит, наверное, до обеда и полдня будет чувствовать себя разбитой. Она заблокировала панель управления, установила сигнализацию и, похрустывая суставами, медленно выпрямилась. В коридоре обнаружились трое сидящих чужаков. Она закрыла дверь, хитроумным узлом накрутила на щеколду веревку и твердо сказала:
– Туда нельзя. Это не для вас.
Они промолчали, только проводили ее взглядом.
Пойдут за ней или нет? Нет. Им хотелось быть в центре без нее, а Офелии не хватало сил их выпроводить. Но сейчас ей было все равно. Хотелось спать в собственной кровати, а если они поломают все машины, от которых зависит ее жизнь, то она умрет. Но об этом она подумает завтра.
10
На следующее утро Офелия проснулась с озарением: вот уже много дней она от растерянности
