Лежа в тот вечер в постели, он видел ее блестящую в осеннем полумраке улыбку. Может быть, хозяин машины сказал что-то смешное, а может, они радовались, что вкусно поели и вечер только начинается. В «Метехи» хорошо кормят: сулугуни, лобио, шашлык, люля-кебаб, хинкали... И все-таки, не мог понять он, почему именно этот ресторанчик?
Ему никогда не пришло бы в голову вести свою новую подружку в «Метехи». Да и безо всякой подружки он никогда больше не пойдет сюда обедать. Ему известно это совершенно точно.
Дело в том, что, похоже, он насовсем разлюбил кавказскую кухню.
Часть третья
КУАЛА — ЛУМПУР
(Тайна исповеди)
"I pray everyday to be strong,
But I know, all I do must be wrong..."
Стинг. «Moon Over Bourbon Street»
1
Билеты и паспорт с визой я забирал в московском корпункте своей газеты. У секретарши были глаза обиженной медведицы. Люди, суки, так и не дали ей впасть в спячку.
— Вместе с вами полетит... сейчас... Его зовут... лама... хм... лама Геше Чокьи Нидал. Переводчик этого... Геше звонил уже несколько раз. Сказал, что они заберут вас прямо в аэропорту. Просил не опаздывать.
В аэропорту я сидел на корточках, прислонившись спиной к неудобной колонне. Высматривал в толпе кого-нибудь монголоидного, в монашеском плаще. Регистрацию на рейс уже объявили. Пассажиры, шевеля губами, читали бланки таможенных деклараций.
— Извините, вы не из газеты?
Парень был высоким, тощим, слегка лысоватым. На плече черная сумка с блестящими молниями. В «Delsey», напротив моего дома в Петербурге, такие сумки стоят $350.
— Из газеты. А вы переводчик?
— Лама уже ждет. Пойдемте.
Ничего монголоидного в ламе не было. Пожилой иностранный блондин, все еще посещающий тренажерный зал. Белые зубы, кислый запах афтешейва. Он пожал мне руку. Спросил, говорю ли я по-английски и — с собой ли у меня билеты?
Очередь на паспортный контроль почти не двигалась. Молоденькая пограничница полистала мои документы. Глаз на меня она не поднимала.
— Конечный пункт следования?
— Куала-Лумпур, Малайзия.
— Цель поездки?
— Деловая.
— Что значит «деловая»?
— Я журналист. Аккредитован при мероприятии.
— Счастливого пути.
Пока лама общался с таможенниками, я успел выкурить еще сигарету. Витрины «Duty Free» настраивали купить что-нибудь дорогое и бесполезное.
Переводчик поставил сумку рядом с моим рюкзаком. Мы помолчали.
— Ты сидишь в салоне для курящих?
— Да.
— Извини, я не расслышал...
— Папаускас.
— Это... Это имя?
— Фамилия. Я из Литвы. Хотя сам — русский. Просто у меня такая фамилия.
— А-а.
Пассажиров рейса №3744 «Москва — Франкфурт — Куала-Лумпур» пригласили пройти на борт самолета. Пузатые бюргеры побрели по бесконечным шереметьевским коридорам. Люфтганзовские стюардессы улыбались и пальчиками показывали дорогу.
В курящем отсеке над креслами торчало всего несколько голов.
— Вы можете занимать любое свободное место.
— Данке шон.
Протискиваясь в узком проходе, Папаускас бился сумкой о спинки кресел. Я убрал рюкзак на полку, и он плюхнулся рядом.
— А где лама?
— В бизнес-классе. Это выше этажом.
— С какого языка ты ему переводишь?
— Я перевожу ему НА датский язык.
— Он датчанин? А почему лама?
— Он долго жил в Тибете. Там принял сан.
— Имя у него странное.
— Это не имя, это титул. Геше Чокьи Нидал означает «Океан-Держатель-Учения». Он постоянно ездит по миру и проповедует. У него есть ученики в пятнадцати странах. Ты считаешь, датчанин не может быть ламой?
— Может. Просто странно.
— Он очень продвинутый. Принял посвящение у самого Шестнадцатого Кармапы.
— Охуеть можно!
— Ты знаешь, кто такой Кармапа?
— Нет. Но звучит ничего.
Надпись «No smoking» погасла. Мы синхронно перекатились на ягодицах и вытащили из джинсов сигареты. В проходах ходили симпатичные стюарды. У них были отутюженные рубашки и черные эсэсовские галстуки.
— Вы что-то хотели, сэр?
— Будьте добры, таблетку от головной боли и пару пива.
— Искьюзми, сэр. Вы в курсе, что миксовать таблетки и алкоголь опасно для здоровья?
— Один аспирин. Два пива. Пожалуйста.
— Мне тоже одно пиво. Светлое. У тебя болит голова?
— Немного.
В иллюминаторе луна располагалась почему-то ниже уровня моего кресла. Я отхлебнул пива, откинулся и закрыл глаза. Почувствовал, как дрожат пальцы.
Когда сегодня утром я прибыл на Ленинградский вокзал, табло над платформой показывало «05:32» и «—17°С». И то, и другое было мерзко. В вагоне было холодно. Спал я, не раздеваясь. На окнах наросли корки непрозрачного льда. Полкой выше меня некрасивая девушка тайком от проводника провозила безбилетного бойфренда. Иногда я просыпался и слушал, как они шепчутся. Подушка без наволочки пахла средствами от насекомых.
Московский воздух был черным, острым, прозрачным. На крыльях голубей светился иней. В ларьках продавщицы кутались в негнущиеся турецкие куртки. Я долго пил кофе с молоком в привокзальном буфете. В кресле напротив дремал косматый цыган.
За восемнадцать часов пребывания в Москве я успел купить блок сигарет, выпить пива, поменять остатки рублей, забрать документы, выпить еще пива и несколько раз заблудиться в метро. Даже в толстой, с мехом, кожаной куртке было холодно. В глазах все скакало. Побаливали ноги.
С разговорами Папаускас не лез, но заснуть я так и не смог. Во Франкфурте «Боинг» сел, когда в Москве было уже два ночи. Пассажиры сгребли ручную кладь и потянулись к выходу. Аэропортовские туннели напоминали что-то из начальных уровней DOOM. В метре от меня цокала стайка католических монашек в сером.
У немца-пограничника был сизый мундир, сизые прожилки на скулах и сизифова мука в глазах. Он о чем-то меня спросил.
— Я не говорю по-немецки.
— Он спрашивает, собираешься ли ты получать транзитную визу?
— Нет.
— Streight throu the door. Than to left. Your flying block is «o-seventeen».
Чем ближе к своему «флаинг блоку» мы подходили, тем меньше европейских лиц оставалось вокруг. В зале ожидания было душно. Привешенные под потолок телевизоры транслировали соревнования по борьбе сумо.
Папаускас вертел головой, выискивая ламу. Потом плюнул и сел рядом.
— Это весь твой багаж? Один рюкзак?
— Меум омниум мекум порто.
Рядом сидела смешанная пара: немецкий мужчина в рыжих усах и маленькая азиатская женщина с маленьким азиатским ребенком на руках. Немец несколько раз вставал и ходил к регистрационной стойке ругаться. Насколько я понимал, ему не хватило места в салоне для курящих. Мне тоже не хватило. Когда пассажиров запустили в самолет, оказалось, что мое кресло расположено в носовой части, у самой кабины пилотов. Папаускас сидел через проход.
Было тесно. Противными голосами орали дети. Сосед справа был толстый, жаркий, неудобный. Я снял куртку, стащил свитер и убрал его в рюкзак.
Потом мы взлетели. Последний раз я ел больше суток назад, но есть и не хотелось. Я сказал стюардессе, чтобы она принесла пива. Перегнулся к Папаускасу.
— Слушай... а ты сам тоже... В смысле — буддист?
— Типа того.
— И как?
— Что — «как»?
— Это самое... Ну... Сложно стать буддистом?
— Ты хочешь стать буддистом?
— Не знаю. Наверное. Это сложно?
— Ты медитируешь?
— Чего?
— Зачем тебе становиться буддистом?
— А тебе зачем? Нужно же мне кем-то становиться.
— На самом деле стать буддистом не сложно.
— А твой этот... датчанин... он может... не знаю, как называется... он может покрестить меня в буддисты? Ну, ты понимаешь.
— Человек, который хочет стать буддистом, уже является буддистом. Главное понимать, что это такое.
— И что это такое?
Он встал, вытащил с полки свою дорогую сумку, порылся внутри и протянул мне брошюрку.
— Почитай. Здесь все написано.
На обложке значилось «Путь к окончательному Освобождению». Я отхлебнул пивка, открыл брошюрку и начал читать. Когда проснулся, в иллюминатор било солнце. В проходе, над головой, висел монитор. На экране был изображен синий Бенгальский залив, надкушенный острым полуостровом Индостан. Полуостров казался немного кариесным. Наш самолетик по диагонали полз в правый нижний угол.
Папаускас высунул нос из-под колючего люфтганзовского одеяла. Зевнул, сморщил лицо, повернул голову в мою сторону.
— Где мы?
— Хуй знает. Где-то.
— Времени сколько?
— Тебе по Москве?
— В смысле, скоро посадка?
— Спроси у стюардессы.
Он потер глаза и опять зарылся в одеяло.
Стюардессы двигались вдоль кресел и раздавали подносы с завтраками. Пахло кофе и яблочными пирожками.
— Завтрак, сэр?
— Нет. Пиво.
— Пиво, сэр?
— Да. Пиво.
— Безалкогольное?
— Алкогольное. Похолоднее. Три бутылки.
— Три, сэр?
— О Господи! Да! Три бутылки пива! Завтрак не нужен!
Стюардесса скривилась и поплыла дальше. У нее была круглая, затянутая в серое задница.
