— В вертолете тоже было бы неплохо, — потянулся к ее длинной ноге Антон. В этот момент в салон просунулось уснащенное старинным штыком винтовочное дуло. На штыке болтался трехцветный — желто-зелено-красный — флажок. «Они ограбили исторический музей», — подумал Антон.
— Где Конь? — небрежно отпихнула штык ногой Зола.
— В поселке. Те сдались. — В проеме возникла раскосая серая физиономия с волосами, схваченными вертикально над головой в стоячий жесткий пучок. Угрюмым — как-то вниз — разрезом глаз, навечно утвердившейся на лице дикостью этот бандитский воин не был похож на виденных ранее Антоном азиатов. «Каких только людей не создает мать-природа», — с опаской покосился на пришельца Антон. Выходило, «новые индейцы» отнюдь не являлись последним словом.
— Откуда ты такой? — вежливо поинтересовался Антон.
— Из питомника, — коротко ответил пришелец.
— Что бы вы, ублюдки, делали без нас? — Выпрыгнула из вертолета, с удовольствием прошлась по твердой земле Зола.
— Они круто сидели в поселке, — бесстрастно подтвердил серолицый. — Все подходы простреливались. Без вас мы бы их не вышибли. — Угрюмый, ненавидящий взгляд питомца остановился на Антоне. Антон почувствовал себя, как если бы питомец уже в него прицелился. Чтобы так себя не чувствовать, до судорог в пальцах захотелось всадить питомцу пулю между глаз. Но тот был в более выгодной позиции. Пока Антон будет выхватывать пистолет, он приколет его старинным штыком к креслу, как змею к земле. Похоже, у человека из питомника дела с логическим мышлением обстояли не лучшим образом. Ему бы радостно приветствовать союзника Антона, он же почему-то хотел его убить.
— Это не заложник, — разрядила возникшее напряжение Зола. — Это наш человек, пилот. Конь знает.
Питомец нехотя отодвинул штык, но так, что чуть не отрезал Антону нос. Один пистолет висел у Антона на поясе, другой лежал в кармане. Антон опустил руку в карман, снял пистолет с предохранителя. За время уединенной жизни он расслабился, отвык от нормальных человеческих отношений. Теперь надо было держать ухо востро.
— Пустишь кого-нибудь в вертолет, убью! — Антон лихо выпрыгнул из вертолета, оттолкнул плечом серолицего, хозяйски обошел машину. Глаза питомца сделались треугольными и блестящими, за щеками как будто заворочались камни.
Антон не представлял, какое место займет в банде неведомого Конявичуса, — если, конечно, вообще займет хоть какое-нибудь, — но решил с самого начала вести себя так, как если бы место было высоким. Во всяком случае, выше, чем у штыкового зверя с жестким стоячим пучком на голове.
Губы зверя искривила нехорошая улыбка. «Пора бы появиться Конявичусу», — встревоженно подумал Антон. Его беспокоила затянувшаяся разборка с пленными. Антон хорошо помнил со школы: шли всемером бить троих — в результате девять били одного, причем до смерти, причем именно того, кто сам собирался всех бить.
Тишина сделалась невыносимой. Антон на всякий случай снял с предохранителя второй пистолет. Тут в темноте грянул залп, потом беспорядочно захлопали одиночные выстрелы. Разборка, стало быть, завершилась. Серолицый посмотрел на Антона, как на пустое место. «Может, он хотел принять участие в расстреле? — подумал Антон. — Или среди тех, кого расстреляли, у него друзья?»
В темноте замельтешили лучики фонариков, послышались возбужденные веселые голоса. В следующее мгновение вертолет, Антон, Зола, питомец со стоящим на голове, подобно штыку, пучком волос оказались в средоточии пляшущего света. Светили прямо в лицо. Антон жмурился, закрывался рукой.
Постепенно глаза привыкли. Из темноты выступил высокий русый парень. На вид ему было лет двадцать. Впрочем, Антон мог ошибаться. Определить возраст человека в темноте, как, впрочем, и при свете дня, было довольно трудно. Днем двадцатилетние тянули на сорок. Отсутствие света, вероятно, заставляло людей выглядеть моложе. И уж совсем было непонятно, как определять возраст новых людей — индейцев или питомцев. Они были вне возраста и днем и ночью.
— Зола! — широко распахнул объятия парень. Зола проворно в них скользнула. — Откуда вертолет?
— Он добыл, — кивнула в сторону Антона Зола.
Это было удивительно, но Конявичус смотрел на Антона без ненависти, скорее, с доброжелательным интересом. Антон попытался улыбнуться, но вместо этого свирепо оскалился. Жизнь не располагала к улыбчивости, мышцы лица отвыкли, одеревенели. У Антона стянуло щеки. Конявичус был вторым человеком в его жизни, который при знакомстве смотрел на него без ненависти. Первым была Елена.
Подошедшие обступили вертолет. По тому, с каким простодушным любопытством они заглядывали в кабину, Антон заключил, что пилотов среди них нет и быть не может.
— Это он прятался за красной проволокой? — спросил у Золы Конявичус. — Дезертир из летного училища? — повернулся к Антону.
— С трудфро. — Отчего-то Антон почувствовал к Конявичусу доверие. «Как мало надо, — усмехнулся про себя, — всего-то, чтобы не пристрелили на месте!»
— Впервые вижу дезертира с трудфро на вертолете, — заявил Конявичус.
Треугольные глаза штыкового питомца повеселели.
— Все чисто, Конь, — пришла на выручку Зола. — Он уничтожил команду. Я свидетель.
Штыковой недоверчиво покачал волосяным штыком на голове.
— Ты ненадежный свидетель, — усмехнулся Конявичус.
Зола пожала плечами. Сейчас она казалась ласковой и беззащитной. Невозможно было представить себе недавнюю — стреляющую в Божий свет, как в копеечку, матерящуюся сразу на всех диалектах Золу. Антон подумал, что если она захочет, то обманет кого угодно. Хотя, конечно, вряд ли это можно было считать большим открытием.
— Ну, допустим, — зевнул Конявичус, и Антон понял, что ему в общем-то наплевать, а выясняет он, главным образом, потому, что иначе окружающие не поймут, — уничтожил команду. Но где ты научился управлять вертолетом? На трудфро?
— Дело в том… — облизал сухие губы Антон. Он подумал, что, если сейчас скажет, что научился управлять вертолетом… в воздухе, Конявичус — при самом добром к нему отношении — рассмеется и прикажет его расстрелять. И будет прав. Антон поступил бы на его месте точно так же. Только сейчас он сумел как следует рассмотреть Конявичуса. Он был выше ростом и определенно старше Антона. У него были зеленые глаза, твердый подбородок с ямочкой, ровный, чистый — без экземы и ритуальных шрамов — овал лица. На скулах кудрявилась мягкая светлая борода, почти незаметная в темноте. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Антону показалось, что Конявичус понял все. А если и не все, то главное — что Антон не врет. В то же время и он как бы что-то узнал про Конявичуса. Антон не мог однозначно сформулировать, что именно. Но мнимое узнанное изрядно его озадачило.
Антон отвел взгляд первым. Конявичус, вне всяких сомнений, был умным и проницательным человеком. Вот только блестящие зеленые, ровно смотрящие его глаза показались Антону глазами… идиота. Ему стало стыдно. Как можно считать идиотом человека, который, имея власть и силу, не пристрелил тебя на месте, как лазутчика, который в неясной ситуации, когда они среди ночи атаковали с неба поселок, действовал решительно и храбро, который пока не произнес ни единой глупости. Единственный недостаток которого заключается, быть может, лишь в том, что он добр… «Добр-то добр, — спохватился Антон, — а пленных порешил». Он опять встретился взглядом с Конявичусом. На него смотрели совершенно нормальные, умные, спокойные глаза.
— Я здесь никого не знаю, — пробормотал Антон, — у меня нет документов, мне ничего не надо, разве только документы, берите вертолет, а я пойду…
— Поговорим об этом завтра, — Конявичусу понравилось, что Антон просит мало. — Сегодня ты мой гость. Сейчас мы отметим победу, а потом…
— Конь, нет времени, — требовательно прозвенел голос Золы. — Завтра мы все — трупы. Он убил людей Ланкастера. Ланкастер начнет искать, пришлет вертолеты, разнесет нас в клочья. Капитану нельзя верить! Мы для него — всего лишь повод, чтобы взять власть! Вы что, ребята? Хотите вечно гнить в болотах? Надо брать город! У нас вертолет, пять ракет. Мы расстреляем с воздуха казармы, резиденцию главы администрации. Они не ждут нападения! Вы возьмете город еще до рассвета! В конце недели проведем всеобщие свободные выборы — и все, власть наша! Или Ланкастер завтра пожжет вас напалмом, отрапортует в центр, что очистил область от преступности, и сам сядет главой администрации! Хотите сдохнуть — идите празднуйте победу. Кто, кстати, принес вам эту победу на блюдечке? Хотите жить во дворцах — вперед! В этой жизни везет только смелым! У нас нет времени!
Конявичус вытащил из нагрудного кармана папиросу, закурил. Горячая речь Золы, похоже, не произвела на него ни малейшего впечатления. Конявичусу было все равно где жить — в болоте или во дворце. Ему хотелось выпить, а не кидаться марш-броском в ночь с оружием. Антон проникся к нему еще большей симпатией.
