Они сидели неподвижно до тех пор, пока в соседней комнате не послышался голос барона. "Нам пора",-- вздохнула Элизабет. Они вышли в ярко освещенный салон, и Элизабет сообщила: "Мы обручены". "Дитя мое",-- воскликнула баронесса и со слезами на глазах заключила Элизабет в свои объятия. А барон, на глазах которого тоже заблестели слезы, произнес: "Ну, теперь наконец мы можем радоваться и возблагодарить Бога за этот счастливый день". Иоахима охватил прилив самых теплых чувств к барону за эти сердечные слова, и он ощутил над собой его покровительство.
В апатичной полудреме уставшего человека, охватившей его под грохот колес дрожек по дороге домой, еще отчетливей сформировалась мысль о том, что сегодня умерли его отец и Бертранд, и он был почти удивлен, когда не нашел в своей комнате никакой печальной весточки, ибо это становилось бы частью вновь обретенной точности жизни, А скрывать помолвку от мертвого друга было бы по-прежнему непозволительно. Эта мысль никак не оставляла его, на следующее утро она даже трансформировалась в своего рода уверенность, если даже не в уверенность смерти, то, по крайней мере, в уверенность несуществования: отец и Бертранд ушли из этой жизни, и хотя он чувствовал себя в какой-то мере виновным в этих смертях, но тем не менее оставался в благодушном безразличии, и ему даже не приходилось больше задумываться над тем, Элизабет это была или Руцена, которой он его лишил, Он ощутил себя обязанным следовать за ним, держать его в поле зрения, а путь, по которому он должен был идти за Бертрандом, подошел к концу, тайна испарилась; речь теперь шла лишь о том, чтобы проститься с мертвым другом. "Хорошая и плохая новость одновременно",-- пробормотал он себе под нос. Время у него было; он остановил извозчика, чтобы заказать букет для своей
невесты и для баронессы, и не спеша направился в клинику. Но войдя туда, он обратил внимание, что никто и ничего не говорит ему о катастрофе, словно ничего не случилось; его, как обычно, направили в комнату Бертранда: вначале от сестры, которую Иоахим встретил в коридоре, он узнал, что ночь прошла плохо, но сейчас Бертранд чувствует себя лучше. Он механически повторил: "Чувствует себя лучше... да, это хорошее известие, очень хорошее", Было ощущение, будто Бертранд снова ввел его в заблуждение, обманул, ощущение переросло в уверенность, когда он был встречен горячими словами приветствия: "Ну, насколько я могу судить, то вполне уместными будут поздравления", "Откуда ему это известно",-- подумал Иоахим, но, невзирая на свою злость, он был почти что горд, поскольку такая подозрительность в какой-то мере оправдывалась тем, что он теперь выступает в новом для себя качестве жениха: да, он очень счастлив, что может сообщить ему о своей помолвке. Бертранд, казалось, был сильно растроган. "Вам, Пазенов, известно, как хорошо я к вам отношусь,-- восхитился Бертранд, хотя Иоахим воспринял это как навязчивость,-- И поэтому от всего сердца желаю вам и вашей невесте счастья". Это снова прозвучало тепло и искренне, но все-таки как-то сладковато: он, "который все знал наперед, он, который хотел этого и привел к этому хотя бы даже потому, что был инструментом в руках высшей воли, он теперь снизошел, поскольку считал работу завершенной, до простого сердечного поздравления. Иоахим ощутил какую-то внутреннюю усталость; он присел к столу, стоявшему посередине комнаты, посмотрел на Бертранда, белокурая и немного женственная голова которого лежала на подушках, и серьезно произнес: "Я все-таки надеюсь, что все теперь будет хорошо", На это Бертранд отреагировал поверхностно и с той легковесной уверенностью, которая действовала на Иоахима каждый раз по-новому, то успокаивая его, то беспокоя: "Можете не сомневаться, дорогой Пазенов, все изменится к лучшему... по крайней мере --для вас". Иоахим повторил: "Да, к лучшему...-- но затем он с недоумением переспросил: -- ...но почему только для меня?" Бертранд улыбнулся и, сделав слегка пренебрежительный жест рукой, сказал: "Ну, мы... мы потерянный пол...-- в дальнейшие разъяснения он вдаваться не стал, а неожиданно спросил: -- А когда же состоится бракосочетание?" У Иоахима из головы выветрились все дальнейшие вопросы, и он сразу же ответил: "С этим придется повременить: все-таки надо считаться с болезнью отца". Бертранд бросил пристальный взгляд на Иоахима, выпрямленный корпус которого, расположившийся за столом, был повернут к нему: "Для того чтобы жениться, вам вовсе не обязательно возвращаться в имение",-- сказал Бертранд. Иоахима охватил испуг: должно быть, это все напрасно! Бертранд всегда говорил, что Иоахиму необходимо взять управление имением в свои руки, он сделал несчастной Руцену, а теперь говорит, что ему вовсе не обязательно возвращаться в имение, словно хочет отнять радость от владения и лишить его к тому же еще и родины! Всякими уловками втянул его Бертранд во все это, а теперь отпихивает от ответственности и даже пренебрегает победой, состоящей в том, что удалось перетащить Иоахима к себе, в свою гражданскую жизнь, но он выталкивает его и здесь! Он творил зло по волезла, и Иоахим уставился на него с возмущенным удивлением. Но Бертранд лишь произнес: "Недавно вы как-то упоминали, что вот-вот должны получить ротмистра и вам хотелось бы еще немножко подождать этого повышения. Ротмистр в отставке и вправду звучит лучше, чем лейтенант в отставке". "Он стесняется теперь своего секунд-лейтенанта",-- подумал Иоахим и сделал небольшое уставное, так сказать, движение. Бертранд продолжил: "А за эти несколько месяцев должна уже проясниться и ситуация с болезнью вашего отца". Иоахим охотно бы сказал, что женатые офицеры производят на него странное впечатление и что он испытывает чувство ностальгии по своему клочку земли, но он не решился сказать это, а просто подумал, что предлагаемое Бертрандом решение проблемы совпадает с настойчивым внутренним желанием родителей его будущей супруги, которым очень бы хотелось, чтобы Элизабет жила в новом доме в Вестэнде, "Ну что ж, дорогой Пазенов, одно к другому и все к лучшему,- сказал Бертранд, и это снова прозвучало неуместной отвратительной надменностью,-- кроме того, вы могли бы наверняка значительно ускорить свое повышение, если бы поставили начальника в известность о том, что хотите после получения звания уйти в отставку", В этом он тоже был прав, но злило то, что Бертранд позволяет себе вмешиваться и в военные дела тоже. Задумчиво он взял со стола трость Бертранда, начал рассматривать рукоять, провел пальцем по упругому утолщению черного резинового наконечника -трость выздоравливающего человека. То, что этот человек так настаивает на женитьбе, опять пробудило в его душе подозрение. Так что же стоит за всем этим? Вчера вечером он и Элизабет заявили родителям, что им не хотелось бы очень спешить с бракосочетанием, перечислили все препятствия на пути к нему, а теперь этот Бертранд хочет все эти препятствия взять и просто так вот смахнуть со стола, "И все же спешить со свадьбой мы не будем",-- повторил Иоахим. "Ну тогда,-- промолвил Бертранд,-- мне остается только выразить свое сожаление в связи с тем, что смогу прислать вам издалека лишь телеграмму с поздравлениями, где-нибудь из Индии или еще откуда-то. Потому что как только я хоть немножечко поправлюсь, то сразу же уеду... Это дело меня слегка утомило". Какое дело? Легкое огнестрельное ранение? Да, Бертранд действительно выглядел измученным, выздоравливающие всегда ходят, опираясь на трости, но что же все-таки случилось до того? Что знал Бертранд о сегодняшней ночи? Бертранду, собственно говоря, не следовало бы уезжать до тех пор, пока все это не прояснится, и Иоахим задумался над тем, не поступил ли Гельмут, открыто ставший лицом к лицу со своим противником, намного порядочнее, чем он сам; не ставится ли вопрос и здесь так: разъяснение или смерть? Но ему, с одной стороны, хотелось и того и другого, а с другой стороны -- нет. Отец прав: он такой же лишенный чести человек, как и этот Бертранд, друг, которого уже едва ли можно назвать другом. Мысль о том, что приглашать Бертранда на свадьбу не следует, вызывала что-то похожее на удовлетворение, ибо совпадала, наверное, с мыслями отца. Тем не менее он спокойно выслушал Бертранда. "Еще одно, Пазенов, у меня сложилось впечатление, что в имении все-таки отсутствует настоящий хозяин, поскольку о нем не заботится ваша матушка и дела не идут сами по себе, Более того, в своем вызывающем сожаление состоянии ваш отец может при определенных обстоятельствах нанести имению значительные убытки. Вы простите меня, но я чувствую себя обязанным обратить ваше внимание на возможность объявить отца недееспособным в предусмотренном законом порядке. И возьмите себе хорошего управляющего; он в любом случае окупит себя. Я думаю, вам следует обсудить это с вашим тестем; он ведь тоже владеет имением". Да, он говорит, словно agent provocateur, но Йоахиму пришлось все же поблагодарить его за совет, доброжелательную правильность которого он осознавал, и даже выразить надежду почаще навещать Бертранда до его выздоровления, "Буду рад вас видеть,-- ответил тот,-- и кланяйтесь от вашей невесте". Затем он устало откинулся на подушки.
