На мнение витебских товарищей центральному руководству было глубоко наплевать, однако через пару недель после провозглашения ССРБ реализацию проекта белорусской государственности всё-таки приостановили. 16 января 1919 года ЦК РКП (б) принял решение включить Витебскую, Могилёвскую и Смоленскую губернии в состав РСФСР, а на базе Минской, Гродненской, Виленской и Ковенской губерний создать Литовско-Белорусскую Советскую Социалистическую Республику (ЛитБел). Логика была такая: буферную литовско-белорусскую республику, скорее всего, захватит рвущаяся в бой Польша, а на основе переданных РСФСР губерний впоследствии можно будет восстановить белорусскую советскую государственность.
В конце февраля 1920 года было официально провозглашено создание Литовско-Белорусской Советской Социалистической Республики, а уже в августе поляки захватили всю территорию ЛитБела, остановившись на границе с РСФСР (буфер сработал). После того как РККА выбила поляков из Белоруссии, необходимость в буферном государстве отпала.
31 июля 1920 года в Минске на совместном заседании Белревкома, ЦК КП(б) ЛитБела, ЦК Бунда, Центрального бюро профсоюзов Минска и Минской губернии было принято решение о восстановлении Советской Социалистической Республики Белоруссия, переименованной в 1922 году в Белорусскую Советскую Социалистическую Республику (БССР). В 1924 и 1926 годах к БССР были присоединены включённые ранее в состав РСФСР территории (за исключением Смоленской губернии, где численно преобладали великорусы). Об этом мы подробно расскажем позже.
Деятели БНР на службе БССР
Правительство БССР предприняло максимально возможные усилия для того, чтобы привлечь на свою сторону деятелей БНР. В 1923 году была объявлена амнистия для руководителей и рядовых участников «антисоветских национальных организаций и формирований, действовавших в период с 1918 по 1920 гг.». В Прагу, где обосновались Рада и правительство БНР, ездила представительная советская делегация во главе с «народным поэтом» Янкой Купалой, перед которой была поставлена задача убедить эмигрантов вернуться на родину. Со своей задачей делегация успешно справилась.
Отметим, что в рамках БССР было сделано всё, о чём мечтали бээнэровцы: созданы центральные и местные органы власти, в которых работали преимущественно уроженцы Белоруссии, проведена «белорусизация» всех образовательных учреждений, обеспечены тепличные условия для развития белорусской литературы, практически вытеснена из общественно-политического дискурса и массового сознания концепция триединого русского народа. Таким образом, у белорусских националистов (которые, напомним, придерживались социалистических убеждений) не было причин не сотрудничать с большевиками.
Для признавших советскую власть местечковых националистов открыл свои двери Институт белорусской культуры (Инбелкульт). Ключевые должности в нём заняли бывшие противники красных: Ян Середа (1-й председатель Рады БНР), Язеп Лёсик (2-й председатель Рады БНР), Александр Цвикевич (премьер-министр БНР в эмиграции), Степан Некрашевич (представитель БНР в Одессе) и другие.
Пожалуй, из всех сотрудников Инбелкульта наибольшего внимания к своей персоне заслуживает не раз упоминавшийся нами Вацлав Ластовский. Имея за спиной всего четыре класса народной школы, бывший председатель правительства БНР получил в Советской Белоруссии должности директора Белорусского государственного музея и заведующего кафедрой этнографии Инбелкульта, а после преобразования последнего в Белорусскую Академию наук стал её секретарём и обладателем учёного звания «академик АН БССР».
Академик АН БССР Вацлав Ластовский
Как учёный Ластовский прославился тем, что «обелорусил» одного из руководителей польского восстания 1863 года – Винцента Константы Калиновского. Белорусский историк Александр Гронский отмечает, что в статье «Памяти Справедливого», опубликованной 15 февраля 1916 года, Ластовский впервые изобразил польского мятежника в образе белорусского героя, не гнушаясь при этом откровенными подлогами. Например, в тексте Калиновского были слова: «Братья мои, мужики родные! Марыська, черноброва голубка моя», Ластовский же ничтоже сумняшеся переиначил их так: «Белорусы, братья мои родные! Белорусская земелька, голубка моя»[188]. С подачи Ластовского образ «белоруса Кастуся Калиновского» стал активно внедряться в общественное сознание при помощи советского агитпропа. Так, в 1928 году на советские экраны вышел один из первых белорусских фильмов, так и называвшийся – «Кастусь Калиновский». В финальной части данной картины содержалась такая сцена: «Восстание подавлено. Калиновский схвачен. Перед казнью с эшафота он обращается с прощальным словом к народу: «Слышишь, Беларусь! Верю – будет вольная Беларусь трудящихся, рабочих и селян!» «Слышим!» – звучит в ответ»[189].
В 1930-х годах многие местечковые националисты были репрессированы, поплатившись за своё сотрудничество с большевиками, однако идеи местечкового национализма в той или иной степени продолжали реализовываться на протяжении всего времени существования БССР.
Сегодня благодаря академику Ластовскому каждый гражданин РБ может набить татуировку с изображением польского мятежника и почувствовать себя «сапраўдным беларусам».
Политика «белорусизации»
Раскол триединого русского народа посредством национального сепарирования белорусов и малорусов от великорусов был одним из ключевых пунктов большевистской политической программы. Мотив, побудивший большевиков создать на западе исторической России национальные республики – БССР и УССР, прекрасно сформулировал известный политический деятель начала XX века Василий Шульгин: «У большевиков в то время был свой расчёт. Они очень надеялись тогда на мировую революцию. С этой точки зрения всякие «национальные республики», которые «добровольно» вошли в СССР, были весьма удобны. Большевики рассчитывали, что по примеру Украинской (и Белорусской. – Прим. авт.) в СССР войдут Польская республика, Литовская, Латвийская и другие Прибалтийские, затем Чешская, Румынская, Венгерская, Австрийская, Болгарская, Сербская, Хорватская, Словенская – словом, все Балканские, а вслед за ними республики Германская, Французская и остальные Европейские, потом Англия и, наконец, Америка»[190]. Для достижения столь грандиозных целей Ленин и его соратники приняли решение демонтировать ключевые элементы русского национального строительства, проходившего в XIX – начале XX века: дореволюционная концепция большой русской нации, включающей великорусов, малорусов и белорусов, была отброшена, а белорусский и украинский национализмы – легитимированы.
Но была одна проблема: подавляющее большинство жителей созданных большевиками БССР и УССР обладали русским самосознанием. В Белоруссии интеллигенция в основном придерживалась западнорусской идеологии и определяла свою национальность по формуле «я белорус, а значит – русский». В крестьянской среде доминировала конфессиональная идентификация; белорусский этнограф Е.Ф. Карский в 1903 году писал: «На вопрос: кто ты? простолюдин отвечает – русский, а если он католик, то называет себя либо католиком, либо поляком»[191].
Для реализации в БССР националистического проекта большевикам необходимо было сломать через колено подавляющее большинство белорусов, которые не видели необходимости в национальном обособлении от великорусов. И они это сделали. В 1920-х годах, в рамках политики «белорусизации», сепаратная белорусская идентичность была внедрена сверху методами административного нажима. В союзники советская власть призвала немногочисленных, но пассионарных местечковых националистов, которые стали видными советскими чиновниками и вместе с большевиками осуществили масштабную индоктринацию белорусского населения в самостийном духе, используя для этого официальный агитпроп и систему школьного образования.
Проводимая большевиками и местечковыми националистами политика «белорусизации» предполагала внушение белорусам особого, нерусского самосознания, внедрение в общественную жизнь белорусского литературного языка, а также создание и тиражирование национального мифа, основанного на идее этнической обособленности белорусов от великорусов. Белорусы в трактовке национал-коммунистов представали в образе несчастного и обездоленного народа, угнетённого в период существования Российской империи великорусскими эксплуататорами, а потому нуждающегося в защите от «того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника» (Ленин).
«Великорусским шовинистом», в частности, был объявлен профессор Е.Ф. Карский, который не отступил от принципов дореволюционной этнографии в угоду большевистским национальным экспериментам. В советской прессе была развёрнута кампания по шельмованию выдающегося белорусского учёного, в результате которой он был исключён из Академии наук и снят с должности директора Музея антропологии и этнографии. Такая же судьба постигла всех сторонников общерусской идеи, оставшихся после революции в СССР.
