больничный ламинат, вероятно, останется вмятина.
– И перестань снабжать Ванессу информацией, – засунув руки в карманы, бросил я ей наудачу.
По тому, как вытянулось её лицо, я понял, что попал в точку. Однако Робин недолго теряла самообладание.
– А тебя, значит, можно поздравить, хм, папочка?
Я нахмурился ещё сильнее и равнодушно произнёс, стараясь никак не реагировать на её слова.
– Не знаю, что она тебе наплела или пообещала, но этого не будет, Робин.
– Посмотрим, – процедила она и, наконец, вышла из палаты, оставляя меня наедине с отцом и мерным писком поддерживающих его жизнь аппаратов.
* * *
Уже глубоко вечером я набрал Ванессу. Как бы не оттягивал этот момент, он всё-таки наступил. Дело не в том, что её новости напугали или шокировали меня, – я всё ещё до конца не верил, что ребёнок мой, – мне не хотелось, чтобы она наделала каких-то очередных глупостей. Например, связалась с Блейк, чтобы позлорадствовать и насыпать соли на её раны.
Я очень надеялся, что мы со всем справимся, и у Блейк хватит веры в меня, чтобы принять мою сторону при любом, даже самом неблагоприятном раскладе. Если бы ситуация была повёрнута в другую сторону, и это она нуждалась в моей поддержке, я бы без всяких колебаний её оказал.
Очень надеялся, что когда-нибудь моя жизнь потечёт по более спокойному руслу, желательно вместе с Блейк и тем, что судьба нам даст.
Совершенно внезапно я осознал, что не готов отпускать её, если она вдруг захочет уйти. Блейк была нужна мне, и я не собирался опускать руки, в случае если она решит, что ей лучше отстраниться. Я не позволю ей это: ведь плохо будет нам обоим.
Сегодняшний день, несмотря на череду неприятных моментов, каким-то непостижимым образом принёс мне облегчение. С груди, будто камень упал, а расправить плечи и выпрямить спину стало куда легче. Я очень надеялся, что если Блейк приняла меня со всем моим прошлым и ошибками, то и отголоски их в настоящем не смутят её до той степени, чтобы ей захотелось сбежать.
Ванесса ответила с первого гудка.
– Логан, наконец-то, я уж думала, ты забыл про меня. Ну, как твои ощущения? Готов стать папой?
Я подавил уже рвущийся наружу резкий ответ и спокойно ответил.
– Не уверен, что он мой.
– Но мы спали вместе, милый, ты разве забыл? И занимались всем тем, чем обычно занимаются мужчина и женщина в одной кровати.
– Ты бы оставила этот поучительный тон, Ванесса, – никак не комментируя её слова, пояснил я. – Иначе мне придётся начинать вспоминать, с кем ещё ты спала в моё отсутствие. Не надо изображать из себя верную и любящую жену, ты такой не была. Это я уже давно понял. Так что все разговоры о том, мой это ребёнок или не мой, только после теста на отцовство.
– А все месяцы до его рождения ты, что ж, будешь изображать из себя такого не при делах, да? – почти сорвалась на возмущённый крик Ванесса.
– Почему же, мы можем сделать тест до рождения ребёнка, такое тоже возможно, я узнавал. Срок у тебя уже больше восьми недель, ничего нам не мешает заняться этим в ближайшее время.
– Я не позволю копаться в себе, – фыркнула она.
– Меня уверили, что ничего необычного в этом нет. Неделя максимум, и мы всё узнаем.
– Нет, – отрезала она. – А что такое? Не терпится узнать, что он твой? Представь, что так ты будешь все месяцы до рождения ребёнка жить с этой мыслью, а? Или это она настаивает?
Упоминание Блейк меня напрягло. Это начинало раздражать, что каждый раз Ванесса к ней цеплялась.
– Блейк ни на чём не настаивает. Это лишь мои пожелания.
– Какая жертва с её стороны.
– Не думаю, что это определение здесь уместно.
– С твоих слов, она прям святая.
– Не ершись.
Я сжал сотовый, пытаясь удержать раздражение, и его корпус затрещал.
– Не указывай, что мне делать, умник. Логан, я знаю все твои грязные делишки и мыслишки, ты ведь это помнишь? Я найду, чем порадовать медиа, если представится случай.
Похоже, Ванесса решила сменить тактику.
– Прежде чем угрожать, ты бы о себе подумала. У меня тоже есть, чем порадовать общественность и суд, если дело пойдёт так далеко. Мои адвокаты сотрут тебя в порошок. Поверь, у нас прекрасный семейный юрист, он знает лучших в своём деле. От тебя и твоей репутации живого места не останется. Если очень надо, я вытащу на свет все финансовые махинации твоего отца с пенсионными фондами.
На том конце трубки повисла тишина, а потом Ванесса разразилась гневными угрозами в духе «ты не посмеешь».
– Поверь, посмею. Если ты думала, что я тут время терял и напивался до потери сознания от перспективы грядущего отцовства, то ты совсем меня не знаешь. А я вот слишком хорошо тебя знаю, чтобы не ожидать подставы, Ванесса. Нужная информация уже у меня. Поэтому если ты хочешь, чтобы всё было тихо с твоей семьёй, пусть дело останется только между тобой и мной.
– Но… но…но… – кажется, впервые, мысли у Ванессы не опережали её грязный язык.
– Через три дня заезжай ко мне в офис. Можешь прихватить своего юриста. Мой, в свою очередь, составит соглашение о неразглашении. Далее обсудим моменты.
– Чёрт, когда ты стал таким деловым, когда дело касается личной жизни?
– Ты, может, и являешься частью чьей-то личной жизни, но уже не моей. И не лезь ко мне с Блейк, это тоже в твоих интересах. Это понятно? Если да, то до встречи, – я не стал обрывать звонок, ждал её ответа.
Ванесса сквозь зубы процедила:
– Понятно, – и сама первой повесила трубку.
Полчаса спустя, я стоял на пороге собственного дома и медлил. Да, там меня ждала Блейки. Может, она ещё спала, а может, уже проснулась и теперь ей предстояло всю ночь мучится от бессонницы, а мне… а мне казалось, что за одни сутки прошла грёбанная неделя. Также как и вчера, я чувствовал непреодолимое желание уткнуться в колени Блейк и обрести покой. И это чувство, это желание: приходить к ней каждый вечер и сбрасывать груз прожитого дня – оно, я был уверен, сохранится навсегда. Потому что каким-то непостижимым образом эта хрупкая девушка стала тем оплотом, тем ориентиром, той нитью, что крепко-накрепко соединила разлетевшиеся в разные стороны обломки моей жизни.
* * *
Блейк была в гостиной: сидела, забравшись с ногами на диван, и смотрела за окно на безмятежный озёрный пейзаж, чуть левее поблёскивали огнями городские небоскрёбы.
