А потом она посмотрела на происшедшее с другой стороны: он обидится на нее и в конце концов расценит ее отказ как предпосылку к разрыву. Начнет смотреть на сторону. Он – мужчина видный, обеспеченный, такого быстро подхватят. И с чем останется она? Клубок лжи, который она наматывала больше года, стал неподъемным и может в любой момент обрушиться на нее, как снежная лавина, сметающая все на своем пути. Это даже хуже, чем остаться у разбитого корыта, как в известной сказке: старуха, по крайней мере, получила обратно свое. А у Нины нет и этого корыта, образно говоря. Только утраченные иллюзии и ничем не подкрепленные амбиции. Поджав колени к подбородку, Нина с силой обхватила ноги руками: «Какая же я дура! Выставила напоказ все, о чем действительно думаю… Непростительная ошибка. Получается, что я унизила его своим отказом и еще больше – объяснением причин». Нина с замиранием сердца стала ожидать возвращения Геннадия. Она посмотрит ему в глаза и все поймет. Поймет, насколько она может быть спокойна относительно своего будущего с ним.
Хотя была уже глубокая ночь, Нина и не думала спать. Она только переоделась и сидела в длинном махровом халате на диване в гостиной. Она не хотела идти в спальню – широкая кровать оставалась пустой и холодной впервые за время пребывания Нины в этом доме. Наконец послышался звук осторожно открываемой двери. Нина мгновенно вскочила и выбежала в прихожую. В первое мгновение она растерялась, встретив вопросительно-недовольный взгляд Геннадия. Он не успел закрыть за собой дверь, как Нина бросилась ему на шею, причитая:
– Я так волновалась, я так волновалась! Ты ведь мог попасть в неприятность! Не смей так больше поступать, слышишь? – она заглядывала ему в глаза, но Геннадий стоял без движения. Он даже руки не поднял, чтобы обнять Нину в ответ. Он был настолько расстроен, что в этот момент был не в состоянии отвечать на любые проявления чувств – он утопал в собственных. К тому же он превозмогал очередной приступ боли, начавшийся неожиданно, как всегда. – Прости меня, Гена, прости ради бога. Я глупая девчонка, чего от меня можно ожидать? Прости, пожалуйста.
– Перестань, тебе не за что просить прощения, – наконец он осторожно отстранился от Нины, взяв ее за руки. – Проехали. Я тоже хорош – старый дурак, переоценил свои возможности. Я не стану больше давить на тебя, никогда. Обещаю.
– Речь не об этом…
– Проехали, сказал ведь, – перебил ее Геннадий. – Ты достойна большего, лучшего. Забудь.
– Гена, я просто не готова сейчас. Немного времени – и сама начну просить тебя взять меня в жены, – усмехнулась Нина сквозь слезы. Она не на шутку разволновалась, видя, каким чужим и неприступным вернулся Геннадий. – Скажи, что ты не разлюбил меня.
– Я не разлюбил тебя.
– Не так.
– Нина, я люблю тебя больше жизни, – серьезно произнес Геннадий.
Он ненавидел себя за то, что действительно говорил правду. Больше всего он боялся теперь, что потерял Нину. Он мог дать ей повод сомневаться в своей безопасности, а значит – толкнуть на поиск другого места под солнцем. Он не перенесет, если в один прекрасный момент она исчезнет из его жизни. Резкая боль в желудке заставила его закрыть глаза. Чуть согнувшись, он тихо произнес: – Я не очень хорошо себя чувствую. Помоги мне снять куртку.
– Да, конечно. Хочешь чаю?
– Не знаю. У меня все внутри горит, невыносимая боль, – признался Соболев, растирая ладонью живот. – Принеси, пожалуйста, что-нибудь обезболивающее. Я приму душ и хочу лечь.
Такое невеселое окончание вечера совсем выбило Геннадия из колеи. За последнее время приступы, на которые раньше он не обращал внимания, участились. Например, сегодня он почувствовал себя плохо еще днем: это состояние испугало его, потому что возникла необходимость пить обезболивающее. Он никогда не пользовался лекарствами – в худшем случае анальгин от головной боли. Природа щедро наградила его отменным здоровьем, которое не подводило его. Однако произошел сбой, и с этим нужно было что-то делать.
Закрыв за собой входную дверь, Геннадий сразу почувствовал дискомфорт. Только машина выехала на городскую магистраль, как острая боль полоснула, перерезая его тело пополам. Эти несколько секунд приступа длились вечность, и Геннадий даже остановил машину на обочине. В этот момент он твердо решил, что пора обращаться к врачу. И конечно, не говорить ни о чем Нине. Он не должен превращаться в развалину. Рядом с ним молодая женщина, которая не обрадуется перспективе ухаживать за ним. Геннадий был уверен, что Нину оттолкнет это. Он не должен выглядеть слабым – это все погубит.
Но сегодня боль была слишком сильной, чтобы он мог скрывать ее. Едва переставляя ноги, Соболев добрался до ванной комнаты. Хотел закрыть дверь, но передумал и оставил ее полуоткрытой. Он с трудом принял душ, словно упрямо стараясь смыть с себя всю боль, отчаяние и страх, взявшие его в оборот. Теплые струи не приносили желаемого облегчения. Наскоро промокнув тело мягким полотенцем, Геннадий надел халат и вышел из ванной. Возле дверей стояла Нина со стаканом воды и таблеткой в руках.
– Спасибо, – Геннадий попытался сделать вид, что ему уже легче, но, вероятно, выглядело это не очень убедительно.
– Иди, приляг, – озабоченно произнесла Нина. – Может быть, стоит вызвать врача?
– О, нет. К ним я не обращался с тех самых пор, как мне удалили аппендицит. Воспоминания хватило надолго – пока я не нуждаюсь в их помощи, – отмахнулся Соболев. – Не обращай на меня внимания, милая. Завтра я буду как огурчик.
– Это из-за меня, все из-за меня! – с досадой сказала Нина.
– Ни в коем случае, – горячо возразил Геннадий. Он улыбнулся и поцеловал Нину в щеку. Не мог же он сказать: «Не переживай, дорогая. У меня это уже давно. И с каждым разом мне становится все хуже». Вслух он добавил: – Я – живой человек и имею право немного поболеть.
– Мне больше нравится, когда ты говоришь о других правах, – заметила Нина.
– Завтра все пройдет. Я прилягу.
– А я пока посмотрю телевизор в гостиной.
– Хорошо, девочка. Спокойной ночи.
Нина вернулась в гостиную, села перед телевизором, но включать его не стала. Она посмотрела на свои руки и увидела, что они дрожат. Внутреннее напряжение сотрясало все тело мелкой, не поддающейся контролю дрожью, испугавшей Нину. Вообще сегодняшний вечер был перенасыщен неприятными разговорами и впечатлениями. Почему это должно было произойти именно сегодня? Нина повернула голову в сторону черного дверного проема спальни – там было тоже тихо. Первый раз они так проводили остаток дня. Нина усмехнулась. Ей стало жаль Геннадия. Он действительно плохо выглядел: «Довела, красивая», – подумала она. Но сразу отогнала эту обвинительную мысль. Соболев не мальчик, а болезни становятся обязательным атрибутом возраста. Ему почти пятьдесят – все-таки разница огромная. Если не думать о ней, то все кажется нормальным. Но стоит заглянуть лет на пять-шесть вперед, о-о… Нина заерзала в кресле. Почему она решила, что за эти пять лет не произойдет что-то, что изменит ее жизнь? Соболев – это прекрасно, но вокруг столько мужчин, бросающих на нее многозначительные взгляды. И они намного моложе Геннадия. Все это время Нина автоматически вычеркивала их из своей жизни, потому что боялась потерять расположение Геннадия. Она не могла легкомысленно давать ему даже повода для ревности, всячески подчеркивая, что для нее существует только он, единственный и неповторимый.
