Если же он провел беспокойную ночь, а новый день готовит какие-либо потрясения, он цедит сквозь зубы:
– Сколько раз ты вставала ночью? Не давала мне глаз сомкнуть. – После того, как я заботливой рукой поставлю перед ним чашку растворимого кофе, он продолжает брюзжать: – Это что, другой сорт или ты разучилась его варить?
Душ возвращает ему хорошее расположение духа, а к тому времени, когда Ирвинг закончит переодеваться, он полностью становится самим собой – бодрым и даже склонным к романтике. Выходя из квартиры, он роняет через плечо:
– Не принимай близко к сердцу. Погуляй с Жози. Я могу задержаться. Пока! Я люблю тебя.
Кажется, я достаточно четко изложила свою точку зрения на собак. Они как люди, только лучше. И вот я снова спрашиваю вас: почему им дан такой короткий век? Другим животным повезло гораздо больше. Слон, например, живет сто лет, а какой от него прок, кроме безделушек из слоновой кости? Или взять черепаху. Она живет несколько столетий. Конечно, черепаховый суп очень вкусен, но попробуйте припомнить: был вам в последнее время еще какой-нибудь толк от черепахи?
Ирвинг тоже принял близко к сердцу отношение «семь к одному». Он отчитал меня за то, что я просрочила профилактический осмотр, и потребовал, чтобы впредь я делала это каждые полгода.
Я отказалась. Зачем подвергать Жози этой пытке, если она хорошо себя чувствует? Может быть, нам и не придется жить без Жози, пусть даже через четыре года ей станет семьдесят. В любое время может упасть атомная бомба. Мы просто раскисли. Нужно выбросить из головы все расчеты и жить сегодняшним днем, наслаждаясь общением с Жози. Ирвинг согласился со мной. Но подсознательно его отношение к Жозефине стало другим. На грани истерики.
К примеру, он читает «Таймс». И вдруг, отложив газету, вперяет в Жозефину тревожный взгляд.
– Почему она тяжело дышит?
– Потому что битый час играла в мяч.
– А почему свесила язык?
– Она всю жизнь так делает. Как и все собаки.
В другой раз он начинает вопить, что у нее какая-то опухоль на груди. Я щупаю ей грудь. Некоторая припухлость действительно имеет место. Но это не что иное, как солидная складка жира.
Однако настоящий кризис случился несколькими неделями позже, когда мы лежали в постели и занимались тем, чем обычно занимается в этот ночной час любая счастливая супружеская пара: смотрели телевизор. Жози энергично лизала Ирвингу лицо. И вдруг он ахнул.
– Джеки, я должен сделать важное заявление.
Я вся напряглась: ведь он выступил с этой инициативой прямо в разгар одной из увлекательнейших историй Алекса Кинга.
– Мне не хочется тебя огорчать, – начал он. – Это не имеет отношения к тебе лично. Чисто медицинское наблюдение.
У меня бешено заколотилось сердце.
– Ты знаешь, как я отношусь к Жози, – продолжал мучить меня Ирвинг, а Жози тем временем пристроилась так, чтобы лизать ему лицо с другой стороны.
Я хриплым голосом произнесла:
– Так что ты хотел сказать?
– Ну… Мне тяжело обрушивать на тебя эту новость, но у нашей девочки действительно пахнет изо рта. Теперь я понимаю, что Последняя имела в виду.
Я подставила Жози щеку. Должна признать, Ирвинг имел основания так говорить. Конечно, мне все равно были приятны ее поцелуи, но человек с развитым обонянием явно имел причины жаловаться.
После тщательного осмотра рта Жози Ирвинг решил, что окончательную ясность должна внести консультация у дантиста. Кажется, у нее образовался зубной камень. Мне-то ее зубы продолжали казаться чистым жемчугом, но этот новоявленный член общества защиты зубных врачей продолжал гнуть свое.
– Завтра же своди ее к дантисту, и пусть ей хорошенько почистят зубы.
Я объяснила, что собачьих дантистов не бывает, придется вести ее в клинику доктора Уайта.
– Значит, ты поведешь ее туда.
– Мы поведем, – огрызнулась я.
Ирвинг сказал, что ему предстоит ужасно загруженная неделя. Ни одного свободного часа. Я согласилась подождать до следующей недели, когда у него будет более гибкое расписание и он сможет сопровождать меня на эту пытку.
Ирвинг ответил, что, возможно, будет дико занят в течение нескольких недель, но если я из-за своего малодушия буду сидеть и ждать, пока у ребенка не сгниют все зубы, значит, так тому и быть. А в чем, собственно, дело? В нее же не будут вгонять шприцы и тому подобное. Просто соскребут нарост с зубов. Закончил он следующей фразой:
– Даже я, наихудший в мире трус, когда речь идет о посещении зубного врача, не боюсь, когда мне удаляют зубной камень.
Этой репликой он меня «достал». Я тоже трясусь в кабинете дантиста, но чистку переношу без маски и новокаина. Наверное, Ирвинг прав. Небольшая чистка не помешает.
Так что на следующее утро мы с Жози отправились к врачу. Был погожий весенний день, но едва мы свернули на знакомую улицу, ее начало трясти. Бедняжка целых два года не была в клинике, но узнала улицу! Этот уникальный маленький пуделек наделен чревом и памятью слона!
Мы вошли в клинику доктора Уайта. Нас приветствовал незнакомый врач.
– Я не была здесь два года, – объяснила я. – Вы, наверное, новенький?
– Позвольте представиться, – сказал он. – Я доктор Уайт.
Я чуть не хлопнулась в обморок.
Доктор Уайт принялся изучать ее досье, время от времени издавая странные звуки, похожие на кудахтанье.
– Я вижу, это наш старый кадр – с раннего детства. К сожалению, я ни разу не имел с нею дела, но у нас превосходные врачи.
Я подтвердила, что так оно и есть, и выразила удовлетворение тем обстоятельством, что наконец-то мы попали к нему лично.
Потом я рассказала, что Жозефина прекрасно себя чувствует, но мы хотели бы, чтобы ей удалили зубной камень. Доктор Уайт взял стетоскоп и послушал ее сердце.
– Тут полный порядок, – жизнерадостно заверила я. – Меня беспокоят ее зубы.
Доктор Уайт проигнорировал мое заявление: он в это время проверял суставы. Потом начал выстукивать кости. Пробежался пальцами по позвоночнику. Спустя десять минут я легонько коснулась его руки и сказала, что не хотела бы его учить, но он не оттуда начал. Нас беспокоят зубы.
Он проворчал:
– В свое время мы до них доберемся. А пока я хочу произвести полный осмотр. Судя по истории болезни, вы два года не проходили обследование. – И добродушно добавил:– У нее засорены протоки анальных желез.
Но по-настоящему он оживился тогда, когда добрался до ее живота. Он просто не верил своим глазам и решил положить Жозефину на весы. Она весила двадцать фунтов.
Врач сказал:
– Собака слишком толста. Я молча кивнула.
– Ей необходимо похудеть. Я еще не видел пуделя, у которого весь жир сосредоточился бы в одном месте. Ей нужно срочно сбросить шесть фунтов.
