здоровяку, раза в два больше чем он сам, пристрелить его. Максим сидел прижатый к шкафу, а здоровяк к нему спиной, пытался вывернуть пистолет так, чтобы выстрелить в него, это было бы смешно, если бы не было так страшно. Одной рукой Максим душил европейца, а второй отводил от себя пистолет стараясь направить его в голову нашего врага.
— Нож на полу, — рычал Максим, удерживая этого большого мужчину, — убей его пока я держу.
Я смотрел везде, но не видел ножа, они вдвоём орали, что не помогало мне искать, я наконец-то заметил, то что нужно было, тело ещё плохо слушалось, но всё же я подобрал нож и пошёл в самый эпицентр драки. Окровавленное лицо Максима искажалось в гримасе не хуже, чем лицо, европейского солдата, у меня же голова немного кружилась, а руки мгновенно потеряли все силы, я будто был не состоянии даже поднять их, будто бы их привязали невидимыми верёвками к полу. Это было всего лишь мгновение, когда Максим, бросив борьбу за пистолет, второй рукой схватил его за волосы и потянул их так, что подставил мне горло того солдата под удар, из-за того, что-то мои руки были «привязаны» к полу, моё лицо скривилось так же как у них обоих, я замычал, когда рвал эти невидимые канаты, но воткнул нож в горло солдата. Это всё происходило в считанные секунды, а вспоминается так, будто мы возились там час. Прошло совсем немного времени до того, как европеец стал терять силы, выронил из рук пистолет, а его огромное тело обмякло в руках Максима. Я стоял и смотрел то на одного, то на второго. Понемногу возвращался слух, вместо бесконечного писка и будто приглушенных голосов, я стал слышать всё четче, правда везде вокруг только гремели автоматы и взрывы гранат.
— Это наши всё-таки штурмуют, — улыбнулся Максим и ударил меня в плечо, — нормально ты своих шинкуешь.
Я ничего не отвечал, мне сейчас было противно смотреть на него, да, я сам захотел сюда пойти, потом ещё и второй раз не послушал, но тогда в моей душе бушевало что-то вроде отвращения к нему, которое я никак не мог объяснить себе. Я услышал шаги за спиной, резко обернулся, думая, что это вторая волна, но это был русский солдат.
— Да не бойся ты, школьник, — с улыбкой сказал он мне, — тут уже всё чисто.
Он помог Максиму встать и повёл его вниз, они зачистили последний дом, пока спускались вниз, солдат рассказал, что пока не известно, но человек десять при штурме они потеряли, кое-кто ранен, но жить будут. Максим не наступал на одну ногу — в неё как оказалось попал осколок гранаты. Видимо я ему всё-таки оказался нужен, потому что ещё несколько минут и сила бы в руках кончилась, а на одной ноге далеко не убежишь, и если он мне пообещал почти что спасение когда-то в будущем, то я спас его жизнь, получается уже сейчас.
Тучи расплылись по небу в разные стороны света, оставив его светло-голубым, солнце отогревало весеннюю Печору, растапливая в лужах грязный лёд, на улицу выходили люди и благодарили солдат, лица были в каждом застеклённом окне, кто улыбался, кто плакал, через несколько часов, но, чтобы не допускать хаоса солдаты первыми разделились по периметру так, чтобы контролировать гражданских, многие хотели вернуть назад своё, а может и нет, имущество, которое забрал тот или иной пришлый солдат. Русским же военным нужна была форма, оружие, часть продуктов наши солдаты забрали себе, часть раздали обратно людям.
Солдаты кстати удивлялись отсутствию связи в городе, им приходилось общаться жестами всю ночь. От пленного мы узнали, что связь европейцы обрубили сами, а мастер этих дел скорее всего погиб, и русским надо будет ждать своего человека из основной армии, чтобы всё это восстановить.
Из домов вытаскивали трупы солдат и складывали в грузовики, хватило всего лишь нескольких, куда их отвозили я не знаю, но вроде бы где-то сжигали. Разломали площадь с повешенными людьми, узнать которых уже было невозможно, все выглядели примерно одинаково. Ещё я краем уха слышал, что в одном из домов нашли человек двадцать, которые похоже были рабами, некоторые из них не говорят по-русски, все на грани жизни и смерти. Тогда я даже и не подумал, что среди них может быть Смуглый, эта мысль меня осенила только через много лет.
Сам не помню, как я добрёл до одной из машин, сел внутрь и сидел, я уже понял, как здесь включать тепло, что в общем-то сразу и сделал, а потом удачно заснул. Проснулся же в какой-то незнакомой квартире, явно бедной, но зато тёплой. В комнате немного пахло едой. Я с интересом пошёл туда откуда предположительно шёл запах, солдат разогревал тушенку и варил макароны, самое частое блюдо здесь — то что никогда не портится, то чего в достатке в любом магазине, пооставалось из прошлой жизни. Он предложил мне поесть, а я и не отказывался. Вечером пришёл Максим, точней сказать, что он шёл было бы слишком громко, а вот ковылял на костылях — это в самый раз.
— Ну что, едешь на юг, — сказал он, подавая мне руку, которую я не сразу, но додумался пожать, — как я тебе и говорил.
— А ты? — всё моё отвращение снова куда-то испарилось, тогда, наверное, от страха была какая-то случайность, — ты тоже уезжаешь?
— Нет, дружок, Печора теперь мой город, за которым мне нужно следить, сюда ещё не один раз придут чужие солдаты, не буду говорить, что твои, своих надеюсь ты так кромсать не будешь, — он слегка засмеялся, — ладно, — он выдохнул, — завтра за тобой заедет Анатолий, и вы отправляетесь.
— Это слишком далеко отсюда?
— На нашем языке тут лучше сказать не «слишком», а «очень», а так да, друг, это другой конец России.
Мы ещё говорили о чём-то, пока я снова не заснул. А с утра за мной и правда зашёл Толик.
Я сел в машину, русский древний фургон, который был далеко не так хорош, как военная машина Максима, в нём было холодно, а часть в которой сидел я и те трое парней, не имела ничего кроме пары тряпок, подстеленных Толиком, чтобы мы совсем не отбили себе задницы, пока ехали. А ехать нужно было в Тюмень, причём через север, так как никто не знал где можно напороться на европейских солдат. Вася как всегда смотрел на меня с ненавистью, но это уже вызывало во мне скуку, после недавней
