— а где он? — непонимающе поинтересовалась взглянув на спутника и тут же отпрянула.
Лицо Касинского исказилось гневом. Все мышцы напряглись, взгляд метал молнии.
— не знаю! — грозно рычал сквозь зубы сжимая пальцы все сильнее.
— ай! Ты чего? — Маруся тихонько взвизгнула и попыталась освободить руку.
Он приблизился почти коснувшись её носа своим.
— ты только из за него приехала? Да? — пальцы второй руки сжали тонкое плечико, даря острую боль, — отвечай!
Голос грохотнул слишком громко.
Англичанин недоуменно переводил взгляд с Игоря на Марию.
— нет, — одними губами произнесла девушка, — но ты хотел мне его показать…
Она смотрела в пол вся сжавшись и сгорая от стыда. Казалось все видят его грубость.
— кого? — руки моментально ослабили хватку, а в голосе появилось удивление.
— ты о ком вообще?
Маша втянула голову в плечи и обхватил себя руками потирая тёмные отметины выступившие на обнаженном плече. Она пугливо оглянулась, отступила на шаг назад и вновь затравлено опустила глаза.
— портрет…
Игоря будто обдало ледяной водой. Пелена удушающей ревности слетела в момент.
— портрет? Ты искала портрет?
Гнев медленно отступал. Понимание всей глупости ситуации и его идиотской реакции накатило холодной волной. Вместе с ними пришла и вина.
На карамельной коже, под тонкими пальчиками разливались небольшие пятна синяков, которые он так жестоко и неосмотрительно подарил этой нежной испуганой девочке.
Боже! Какое же он чудовище!
Касинский осторожно обнял Марусю и прошептал ей на ухо:
— прости! Я совсем обезумел от ревности, почти не спал… Прости рыбка моя, прости пожалуйста.
Конечно нелицеприятная сцена не могла остаться незамечаной. По залу полз неприятный шепоток. Собравшиеся просматривали украдкой с обсуждением и интересом. Многочисленные журналисты что то записывали и просматривали сделанные только что фотографии.
Но ему было глубоко наплевать на всех. Он винил себя лишь за то, что сорвался и причинил боль ей.
А ведь обещал больше никогда не обижать.
Когда Игорь заметил её ищущий взгляд, здравый смысл испарился и все его существо наполнилось ненавистью. Он решил, что Маша ищет среди собравшихся Бизина. Решил и совершенно потерял контроль.
Обсалютное счастье последних минут сменилось болезненным разочарованием.
Сейчас же он жутко боялся, что она уйдёт. Не страшил ни скандал, ни её гнев, ни чёртовы журналисты и их гнусные статейки.
Ужас вселяло молчание и холод в грустных синих глазах.
— я просто хотела взглянуть…
Едва слышно оправдывалась Маша, которая, к слову, вообще не поняла что произошло и подумала, что это очередная выхода в стиле изменчивого настроения экстравагантного художника.
— милая они все здесь! — он весело обвел зал и потянул её к первому же стенду.
Гости расступились. С картины смотрели огромные, ярко синие глаза. На другой, тонкий силуэт обнажённой девушки скрывался в тумане густого тёмного леса. Крупный профиль, стройная фигура погружающаяся в зловещие воды, экспрессивный танец в россыпи сине зелёный брызг… Их были десятки.
Лёгкие карандашные наброски, яркие картины написанные маслом, схематичные силуэты и точные до мелочей портреты, где видны каждая родинка и каждая виснушка.
Апогеем этого безумия и центральной частью композиции стало двухметровое полотно. На нем, в окружении смятых серых простыней, лежала совершенно голая Маруся. Голова запрокинута, глаза закрыты, губы распахнуты в немом крике, пальцы сжимают складки струящейся ткани. Тело выгнуто в сладостной истоме.
Её поза, свет, тени, все говорило о там что девушка на картине бъется в оргазмическом экстазе.
И эта девушка она. Маша. Без сомнений.
К горлу подкатил ком. На мгновение она замерла и почувствовала, что вот вот рухнет в обморок.
Покраснев до корней волос, Маруся попятилась от ужасного видения. Шарахнулась в сторону, налетела на похабно улыбающихся японцев. Шарахнулась вновь уже не видя и не слыша ничего вокруг. Развернулась и рванула к выходу.
Игорь поймал её быстро. Маша не преодолела и половины пути. Возможно, в этом состоянии, она бы слетела с лестницы и переломала себе все кости. Но ступить на неё не успела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он подхватил лёгкую фигурку за талию и без труда поднял над землёй, прижав к груди. А через минуту они уже были в небольшой комнате за запертой дверью.
— что? Ну скажи мне, что опять не так? Напугал? Обидел? Не понравилась мазня, да? Аааа! — он расхаживал сжимая голову ладонями и выл как раненый зверь.
Маша рамазывала по лицу горькие слезы. Так стыдно ей ещё никогда не было. Все эти люди видели её, теперь они думают что она… Ооо лучше даже не представлять, что они все думают.
— какой позор, какое унижение, как стыдно, боже, как стыдно…
Шептала девушка осидая на холодный дубовый паркет.
— что?
Он опустился рядом и гаркнул обдав лицо Мани горячим дыханием: — что???
Она вся съежилась и закрыла лицо руками.
— ты издеваешься, да? Специально меня мучаешь! Всю душу вытрепала. — в каждом слове была боль, мука и безграничное страдание. — я весь мир к твоим ногам положить готов… Да я, я ради тебя… Аррр!
Игорь вскочил на ноги, подбежал к высокому окну, с силой дёрнул створку и лихо вскочил на подоконник. Тёмная высокая фигура в чёрном зависла высунувшись наружу. Он держался за раму сведя лопатки и жадно глотал прохладный воздух августовского вечера.
Маруся смотрела глазами полными ужаса и слез, но не произнесла ни звука.
Немая сцена длилась долго. Пока Касинский устало не опустился, усевшись на широкий подоконник.
Девушка хотела уйти. Но все ни как не могла успокоится.
— Маш, не рви мне душу. Хочешь сожгу все их к чёртовой матери, прямо сейчас. Хочешь?
— зачем ты это нарисовал? Это же не я…
Вопрос повис в воздухе.
— не понял… — протянул Игорь спуская длинные ноги на пол.
— это так унизительно… — она заплакала с новой силой.
— Маш, я может дебил, но ни как не пойму, объясни идиоту, будь добра.
Он сел рядом и взял её трясущиеся пальцы в свои руки.
— я… Я… Гоооолаяааа… — рыдала в голос его прекрасная муза.
— да, и че? — непонимающе округлил глаза автор провакационного портрета.
— но мы же… Ты же… Это не яааа…
Продолжала выть девушка вновь закрывая лицо ладошками, — а они все думают… Что мы… Ты… Аааа
— ну, ну, тише, — Игорь осторожно придвинулся и обнял её, — давай так, я уберу её из зала. Сейчас же.
Она кивала и била его кулаками в грудь. Не сильно, но ощутимо.
— Серёжа? Уберите "мечту"!
— сейчас? — уточнил голос распорядителя.
— немедленно! — рявкнул Касинский и отбросил телефон, — ну все, всё. Ее больше ни кто не увидит.
Он вытирал её слезы и аккуратно поправлял растрепанные локоны.
— вот скажи мне, почему каждая наша встреча превращается в драматическое представление? Представляешь, что там обсуждают?
— неееет. — с новой силой заревела Маруся бросившись в его объятия.
Она плакала на его груди.
И этот момент почему-то казался Игорю совершенно волшебным. Пальцы медленно скользили по голой спине повторяя линии тонких шнурочков-завязок.
Время тянулось бесконечно долго.
Наконец плечи её перестали подрагивать и девушка затихла.
— нам придётся вернуться, — заметил мужчина поднимяя её лицо за подборок.
Припухшие глаза, красный носик и подрагивающие губы предстали его взору. Соблазн был столь велик, что обхватив ладонями заплаканое личико жених начал осыпать его поцелуями совершенно забыв собственное намерение идти в зал.
Маша замерла, отрывисто дышала и хлопала ресницами.
— нет, пожалуйста… — слова утонули в поцелуях.
— ты восхитительная, — шептал Касинский теряя самообладание, — волшебная, сладкая, нежная, — он уже страстно покусывал стройную шейку, — я схожу с ума, Машенька, богиня, чародейка, — пальцы судорожно ловили тонкие лямочки стягивая их с плеч и покрывая тёмную кожу все новыми и новыми поцелуями.
