Кэтрин прижала пальцы к вискам, головная боль грозила разыграться не на шутку. Однако упомянуть об этом она не рискнула, понимая, что Гортензия тут же примется предлагать массу сомнительных средств. Миссис Дуннан выглядела так, как будто сейчас расплачется – никто не хотел говорить о ее драгоценном Гарри. Джулиана сердились, а Монкриф продолжал сохранять непроницаемое выражение лица.
Если бы Кэтрин действительно имела пристрастие к опию, сегодня она бы непременно приняла дозу.
Монкриф пребывал в дурном настроении, понимал это и потому молчал.
Как он и опасался, родители Гарри бестактно превозносили своего сына, не стесняясь присутствия самого Монкрифа. Кэтрин пропускала большую часть реплик мимо ушей, и если к ней прямо не обращались, предпочитала хранить молчание.
Каждый раз, когда перед Монкрифом на миг открывалась женщина, которую он знал по письмам, Кэтрин снова пряталась в свою раковину. Он уже начинал верить, что есть две Кэтрин. Одна – та, которую он полюбил за ее чистосердечность, остроумие и трезвый взгляд на жизнь. Вторая – бледная тень, которая говорила, двигалась и реагировала на окружающее так, словно спала наяву.
Вошел Уоллес с маленьким серебряным подносом и подал мужчинам балидонское виски. Монкриф с иронией отметил, что викарий вовсе не склонен отказываться от земных радостей. Священнослужитель с удовольствием взял хрустальный стакан, посмотрел на свет и стал с наслаждением прихлебывать. Мистер Дуннан был более сдержан, но явно получал удовольствие от напитка.
– Отлично, Уоллес, – похвалил Монкриф своего нового дворецкого за уместную инициативу, когда молодой человек с поклоном протянул ему поднос. Тот с трудом сдержал счастливую улыбку.
Когда Уоллес вышел, миссис Дуннан обратилась к Монкрифу с вопросом:
– Вы давно знакомы с нашей Кэтрин?
Монкриф на мгновение задумался. Его ответ должен определить характер дальнейших расспросов.
– Недавно, – легко ответил он. – А вы, миссис Дуннан, вы были долго знакомы с Кэтрин до того, как они с Гарри поженились? – И он оглянулся на Кэтрин, которая внимательно разглядывала рисунок паркета.
– Всего несколько месяцев, должна признаться. Это был брак по любви. Кэтрин была единственным ребенком очень состоятельного землевладельца. И, следовательно, у нее не было недостатка в женихах. – И она сладко улыбнулась своей бывшей невестке.
– Думаю, отец ей ни в чем не мог отказать, – вмешался в беседу викарий. – К сожалению, я не имел удовольствия знать его. – И он бросил скорбный взгляд на свой стакан. – Бедняга умер раньше, чем я приехал в Колстин-Холл.
– Разумеется, вы правы, викарий, – сказал мистер Дуннан. – Отец ни в чем не мог отказать Кэтрин. Когда она решила, что хочет выйти замуж за Гарри, они тут же поженились и жили счастливо, как два голубка.
– Вас удивило его решение вступить в полк? – спросил Монкриф, стараясь не смотреть на Кэтрин. Не стал он напоминать и о том, что этот счастливый союз длился лишь месяц до того, как Гарри со всевозможной поспешностью покинул Шотландию.
Мистера Дуннана удивил этот вопрос.
– Отец Кэтрин был благородным и щедрым человеком. – Он сделал большой глоток из стакана и одобрительно покачал головой. – Гарри по своему характеру не мог заниматься фермерством, и вот отец Кэтрин проявил щедрость и купил ему патент.
– Монкриф был командиром Гарри, – сообщила Кэтрин. Монкриф бросил на нее быстрый взгляд, но она все так же смотрела в пол.
– Правда, ваша светлость?
– Я только недавно вышел в отставку, – подтвердил Монкриф. – Мой брат умер, и я унаследовал титул.
– Мой сын был хорошим солдатом? – спросил мистер Дуннан.
И снова судьба заставляла Монкрифа возносить хвалы Гарри. Однако он не мог сообщить отцу, в чьем взгляде читалось ожидание и гордость, что его сын, этот доблестный герой, которого все оплакивали, был никудышным человеком и скверным солдатом.
– Он был отличным офицером, – заявил, наконец, Монкриф и допил виски одним глотком.
– Он говорил обо мне, ваша светлость? – В голосе миссис Дуннан звучала надежда. Монкриф хорошо знал этот тон. Слышал его много раз, навещая семьи погибших читая письма, которые получал от родных и близких.
– Он очень любил своих родителей, – сказал Монкриф. – И вообще всех, кого оставил в Шотландии.
Вот так. Если лжецы попадают в ад, то он, несомненно, возглавит процессию.
Дуннан опустил взгляд на свой стакан и покрутил его в руке.
– Тогда особенно странно, ваша светлость, что Кэтрин так скоро вышла замуж.
– Это выгодный союз, – сказал Монкриф, очевидно, имея в виду свой титул.
Дуннан обвел взглядом массу драгоценных безделушек, собранных здесь с единственной целью – поразить воображение гостей Балидона.
– Я понимаю, ваша светлость, – медленно проговорил он и перевел взгляд на Кэтрин. – Но она была в полном отчаянии после смерти Гарри и ни слова не говорила о вас.
Монкриф обменялся взглядом с викарием, у которого, видимо, хватило благоразумия не распространяться о поспешной свадьбе при свечах.
– Могу вас заверить, что Кэтрин моя любимая супруга. – Как ни странно, Монкрифу не пришлось лгать. – Я ее боготворю. – И он повертел свой опустевший стакан. В комнате наступила Полная тишина. Бросив взгляд в сторону Кэтрин, Монкриф увидел, с каким изумлением она на него смотрит. – В этом мы с Гарри очень похожи, – негромко, добавил он.
А вот это ложь только наполовину. Гарри вообще никого не любил, но этого Монкриф тоже не мог сказать в лицо отцу, который так дорожил памятью сына.
– Он был прекрасным молодым человеком, – произнесла миссис Дуннан. – Добрым, благородным. Такой мог согреть сердце любой матери. Я никогда его не забуду, пусть даже другие забыли. – Она не смотрела на Кэтрин, но было очевидно, что последние слова обращены к ней.
Монкриф поставил стакан и заставил себя улыбнуться.
– Все это очень прискорбно, но жизнь для живых. Мы можем оплакивать умерших, мадам, но если мы будем для них жить, это все равно что смерть.
Глаза миссис Дуннан расширились, но она промолчала, очевидно, не зная, как отвечать на неодобрение герцога.
Кэтрин смотрела в сторону. Румянец на ее лице сменился внезапной бледностью. Вот и отлично. Монкриф хотел смутить ее, хотел разбудить от вдовьего траура. Ему так хотелось прижать ее к себе, почувствовать каждый изгиб податливого тела. Хотелось, чтобы Кэтрин почувствовала, как он возбуждается от ее случайной, ускользающей улыбки или от вздоха, когда он несет ее на руках, прижимая к своей груди.
Монкриф никогда не говорил Кэтрин о своих чувствах, но нестерпимо желал объясниться с ней.
