— Вылезай, Марианна, — холодно сказал он. — Нельзя, чтобы кто-то видел нас вместе. К тому же прогулка пойдет тебе на пользу.
Я смотрела на него, не веря своим ушам. Не может же он бросить меня вечером посреди дороги! Или может? Может, может! Увидев, что я все никак не соберусь с мыслями, он толкнул меня к выходу:
— Ты слышала, что я сказал? Вылезай из машины!
Оглушенная его словами, я не нашла в себе сил сопротивляться. Несколько минут я стояла на обочине и смотрела, как вдалеке медленно тают огни его машины. Потом, так и не отойдя до конца от шока, я подняла ворот куртки и побрела домой.
Когда я добралась, машина соседа уже была на площадке. Беспомощно оглянувшись на плотно занавешенные окна его дома, я представила, как он сидит перед камином, уже, наверное, забыв обо мне. Я хотела подойти к его двери, колотить в нее, умолять его о помощи, но я знала, что он лишь рассмеется в ответ и будет отрицать все мои обвинения. В прошлый раз он ведь тоже вышел сухим из воды.
Я снова осталась одна.
Прошло целых два года перед тем, как мы снова встретились.
Глава сорок третья
Несколько недель я провела, как во сне. Днем, на фабрике, я старательно гнала прочь все мысли о беременности. Но по ночам меня мучили страшные, беспокойные сны, я просыпалась на рассвете совершенно разбитая и чувствовала, как живот крутит от страха.
Каждый раз, сидя в туалете и пытаясь перевести дух, я напоминала себе, что прошло слишком много времени с последней менструации и я точно ношу в своем животе ребенка. Просто — в отличие от первой беременности — тошнота не прекратилась на третьем месяце.
Что со мной будет? Этот вопрос не давал мне покоя, но я старательно отмахивалась от него, потому что мне было слишком страшно думать о таких вещах. Я продолжала скрывать растущий живот под просторными кофтами, тщательно полоскала рот и жгла спички в туалете, чтобы скрыть запах рвоты.
Бев заметила первая. Она подошла ко мне во время обеденного перерыва и тихо спросила:
— Марианна, ты беременна?
— Да, — прошептала я. И мгновенно почувствовала огромное облегчение.
Она спросила о сроках и ахнула от изумления, когда узнала, что я уже на шестом месяце. Затем Бев забросала меня вопросами… Помню, с каким ужасом она смотрела на меня, обнаружив, что я не только ни разу не показалась доктору, но еще и ничего не сказала родителям.
Как я могла признаться ей, что они не поймут меня и не поддержат? Слишком свежи были воспоминания о том, как они поступили со мной, когда я забеременела в прошлый раз. Но я не хотела признаваться Бев в том, что для меня это не первый ребенок.
Впившись ногтями в ладонь, я ждала вопроса, которого боялась больше, чем какого-либо другого:
— Кто отец ребенка?
Я не могла ответить «не знаю» — что Бев подумает обо мне? Опустив голову, я бормотала что-то насчет парня, с которым встречалась пару раз.
— Он уехал в Лондон, — сочиняла я на ходу. — Воспользовался мной и удрал.
В глазах Бев не было осуждения, лишь сочувствие. В конце концов, она знала, что у меня мало опыта общения с противоположным полом. Наверное, она подумала, что я влюбилась в первого же парня, проявившего ко мне хоть какой-то интерес. Заметив, что я вот-вот расплачусь, она обняла меня и пообещала помочь.
— Только у меня есть одно условие: ты должна все рассказать родителям.
Я заверила ее, что не буду больше скрывать от них, в какую беду попала.
Бев записала меня к врачу и взяла отгул, чтобы пойти со мной. Доктор осмотрел меня и подтвердил, что я уже на шестом месяце. Сказав, что мне необходимо посетить женскую консультацию, он прописал витамины и таблетки, которые помогут справиться с тошнотой. По его словам, тошнота была вызвана недоеданием и анемией — я нуждалась в хорошем питании и отдыхе. Наверное, он решил, что Бев — моя родственница, потому что чаще всего обращался к ней.
После осмотра подруга отвела меня к себе домой. Судя по всему, ее очень встревожили слова врача о моем состоянии, поскольку она сразу же усадила меня на диван, налила горячего чаю и принесла тарелку шоколадного печенья. Когда я немного отдохнула, Бев села рядом со мной и улыбнулась:
— Мы с Филом поговорили и… в общем, если родители не захотят, чтобы ты оставалась дома, можешь жить у нас, пока все не закончится.
Я никак не могла набраться смелости и рассказать матери о ребенке, но потом все решилось само собой. Через три дня после визита к врачу отец нашел в моей комнате таблетки. И когда я пришла домой с субботней подработки, он уже ждал меня.
Едва переступив порог дома, я поняла: что-то не так, над моей головой явно сгущаются тучи. Мама стояла возле раковины и смотрела в окно, словно не имела никакого отношения к грозе, которая вот-вот разразиться.
На столе я заметила пузырьки с лекарствами. Отец не счел нужным объяснять, зачем он рылся в моих вещах, и только потом я поняла: он давно подозревал, что я беременна. Но в тот момент я не думала об этом.
— Зачем тебе эти таблетки? — спросил он. Голос его был обманчиво спокойным.
— Просто витамины, папа, — ответила я и побледнела, увидев, как наливается кровью его лицо.
Отец в два шага пересек комнату и распахнул на мне куртку.
— Витамины? Для чего, маленькая потаскушка? — закричал он. Никогда прежде я не видела его настолько взбешенным. — Опять умудрилась залететь? — вопил он, тыкая толстым указательным пальцем мне в живот.
Я попыталась прикрыться, но лишь еще больше разозлила его. Тяжелый удар, направленный в живот, — и вот я уже корчусь от боли, а он не дает мне упасть и трясет за плечи так, что я прикусываю язык.
— И что же там у тебя? Проклятая шлюха! — Поток ругани не прекращается, я чувствую себя тряпичной куклой, болтающейся на веревке. — И кто же на этот раз тебя обрюхатил? Кто, говори живо!
Отец выплюнул вопрос мне в лицо вместе с брызгами слюны. И тут во мне проснулась злость. Это несправедливо! Он должен остановиться!
— Ты знаешь кто! — закричала я, внезапно догадавшись, что так и есть.
Отец снова встряхнул меня:
— Назови имя, Марианна.
На этот раз я не молчала. Отец взорвался:
— Я так и знал! Не надейся, что я разрешу тебе принести домой маленького ублюдка!
Он снова замахнулся, чтобы ударить меня. Я согнулась, стараясь защитить живот, и сквозь рыдания попыталась объяснить отцу, что уже договорилась о том, где буду рожать.
— Папа, я все устроила!
Но отец окончательно вышел из себя. Он снова ударил меня, на этот раз гораздо сильнее, а потом бросил на кухонный стол.
Он удерживал меня одной рукой, одновременно расстегивая ремень. Я пыталась освободиться, вывернуться из его хватки, но беременность сделала меня неуклюжей. Ремень обрушился на мои ноги и спину. Я почувствовала, как металлическая пряжка рассекает кожу, в ушах появился странный шум; помню, закричала мама, а потом я провалилась в темноту.
Когда отец наконец прекратил избивать мое неподвижное тело, он бросился на улицу, сказав матери, что к его возвращению меня здесь быть не должно. Через некоторое время я пришла в себя и на четвереньках поползла в комнату. Чулки порвались, по ногам текла кровь. Но сильнее боли был страх. Страх, что отец повредил малышу.
Я сидела на кровати, обняв живот, и плакала, пытаясь собраться с силами. Я надеялась, что вот-вот откроется дверь и войдет мама. Она спросит, все ли со мной в порядке, сядет рядом и обнимет меня. Я напрасно надеялась. Осознав, что ждать больше нечего, я сложила в пакет одежду и туалетные принадлежности и, морщась от боли, спустилась по лестнице, используя стену в качестве поддержки.
Мама все еще стояла рядом с раковиной, но на этот раз она прижималась спиной к стене и закрывала руками лицо. Ее колотила дрожь.
— Мне жаль, мама, — сказала я. — Мне очень-очень жаль.
Она не ответила.
— Прощай. — Я замерла в ожидании хоть какого-то ответа. Но мама по-прежнему молчала. Я уже открыла дверь, когда услышала ее голос. Напряженный, более тонкий, чем обычно.
— Марианна, — сказала она, — береги себя, доченька.
Мама тихо плакала, слезы бежали по ее щекам. Я развернулась и вышла.
Глава сорок четвертая
Нe обращая внимания на боль в залитой кровью ноге, я, спотыкаясь, брела к автобусной остановке. В голове билась только одна мысль: необходимо как можно скорее добраться до дома Бев и убедиться, что с ребенком все в порядке.
Подъехал автобус, и от пассажиров, конечно, не укрылось мое плачевное состояние; не замечая их удивленных взглядов, я протянула кондуктору деньги за проезд и сказала, на какой остановке мне надо выйти. Сопровождаемая тихими перешептываниями, я села на заднее сиденье и отвернулась к окну. Я ничего не видела, слезы застилали глаза, из носа текло. Отражение показывало незнакомое распухшее лицо, покрытое следами ударов.
