— Ты не первый красавчик, в которого влюбляются только из-за того, что его рожу раз в неделю показывают по телевизору. Только не надо тащить свои личные проблемы сюда, в студию, ладно?
— Хорошо, Гарри, — мягко сказал он. — Мне жаль, что это привело к вредным последствиям для шоу, действительно жаль. И я понимаю, что ты мой исполнительный продюсер и ты здесь именно затем, чтобы говорить мне такие вещи. Но я мужчина, ясно?
— Да что ты? Правда? Это очень похоже на какой-то старый блюз. Я мужчина! Боже, ну и наглец же ты! Ты скоро начнешь рекламировать крем после бритья.
Я мужчина, Гарри. И причина, по которой я здесь, — то, что я хочу заронить свое семя везде, где только возможно. Мы все здесь поэтому. Так поступают мужчины.
— Чепуха, — сказал я. — Так поступают сопливые мальчишки.
Но позже, когда я глядел, как он уходит из студии с самой симпатичной редакторшей, я подумал: а почему бы и нет?
Почему бы нам не сеять свое семя везде, где только возможно? Зачем его беречь? И что такого уж замечательного в одиноком цветочном горшке, который я так фанатично культивирую?
* * *
Внезапно появились всяческие правила.
Мне было разрешено оставаться на ночь в маленькой квартирке Сид на последнем этаже, но к тому моменту, когда Пегги просыпалась, я должен был уже уйти. Сид нравилось, что я приходил после того, как Пегги ложилась, и она была счастлива, что я спал с ней вместе на старой латунной кровати под плакатом «Унесенные ветром» в рамке. Но я должен был уйти до того, как наступит утро.
На самом деле правил появилось немного. Только одно это и было. Но мне почему-то казалось, что их слишком много.
— Может быть, позже будет по-другому, — успокоила меня Сид. — Если мы сами решим, — ну, ты понимаешь, — чтобы это развивалось дальше. Если мы захотим взять на себя более серьезные обязательства.
Но когда я переставал смотреть в ее широко поставленные карие глаза, и она выключала свет, мне попсе не хотелось брать на себя серьезных обязательств. Честно говоря, мне хотелось чего-то значительно более простого.
Я хотел спать в объятиях любимой женщины, чтобы меня не будили и не говорили, что пора уходить домой. Я хотел, чтобы у нас были отношения, в которых не нужно помнить о правилах. Но больше всего я хотел, чтобы моя жизнь текла как раньше — до того, как все разбилось вдребезги.
* * *
Я еще спал и видел сны, когда почувствовал поцелуй Сид на своих губах.
— Гарри, — прошептала она. — Прости, но уже пора.
На улице было еще темно, однако голуби уже вовсю скакали по крыше у нас над головой — верный знак, что пора надевать портки и убираться, пока солнце не взошло.
— Все тщательно продумано, да? — вздохнул я, отворачиваясь от нее и вылезая из кровати.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты мог остаться, Гарри. Правда.
— Так когда вы разошлись с отцом Пегги? Три года назад? Больше? И скольких мужчин ты за это время с ней познакомила?
— Ты первый, — тихо сказала она, и мне стало интересно, правда это или нет.
— Я просто не понимаю, что плохого в том, что она увидит, как я поглощаю на завтрак кукурузные хлопья. Господи, этот ребенок видит меня каждый день!
— Мы это уже обсуждали, — решительно произнесла Сид в темноте. — Она ничего не поймет, если увидит тебя здесь утром. Пожалуйста, постарайся понять. Это же ей пять лет. А не тебе.
— Я ей нравлюсь. Она нравится мне. Мы с ней всегда ладим.
— Вот поэтому-то тебе и нужно сейчас уйти. Я не хочу, чтобы для Пегги ты был дядей Гарри, ясно? Я хочу, чтобы ты был чем-то большим. Или чем-то меньшим. Но ты не будешь дядей. Она заслуживает лучшего. И ты тоже.
— Хорошо, — ответил я. — Просто замечательно.
— Жаль, что ты этого не понимаешь, — сказала Сид, скорее разозлившись, чем расстроившись. — Тебе надо бы понимать, что я просто пытаюсь защитить ее и сделать так, как для нее лучше. У тебя самого есть ребенок. Ты знаешь, что это такое. Уж кто-кто, а ты должен бы это понимать.
Она была права.
Жаль, что до меня это никак не доходило.
* * *
Впервые в жизни я начал догадываться, почему мужчины моего возраста встречаются с молоденькими женщинами.
Раньше для меня это оставалось загадкой. У тридцатилетних женщин тела все еще упруги, но с ними уже можно разговаривать. Они все еще молоды, но они уже что-то видели в жизни. Возможно, многое из того, что видел и ты сам.
Почему мужчина готов променять равную ему женщину на какую-то девчонку с проколотым пупком, для которой свидание означает тусовку в ночном клубе и полтаблетки какой-нибудь дряни, которую выдают за настоящий экстази?
Если ты можешь встречаться с человеком, читавшим те же книжки, что и ты, смотревшим те же телепрограммы, любившим туже самую музыку, зачем тебе юная красотка, абсолютно не разделяющая твоих интересов и вкусов?
Но теперь до меня дошло. Я понял, в чем тут прелесть.
Мужчины моего возраста предпочитают женщин помоложе, потому что женщины помоложе меньше страдали.
У женщин помоложе сердце реже бывает разбито из-за распавшей семьи, бракоразводного процесса, из-за ребенка, которому не хватает отца. Они не испытали всех тех разочарований, которые тридцатилетние женщины — и мужчины тоже, не стоит забывать о мужчинах! — таскают с собой, как тяжкое бремя.
Среди женщин помоложе значительно реже встречаются такие, чью жизнь уже успел испоганить какой-нибудь мужчина.
Тридцатилетние и сорокалетние мужчины встречаются с молоденькими женщинами не из-за их гибких тел и проколотых языков. Это вранье.
Они встречаются с ними для того, чтобы самим успеть испоганить им жизнь.
* * *
Хайди была няней из Мюнхена.
Ну, если точней, то не совсем из Мюнхена — из Аугсбурга. И не совсем няней.
Няня — это человек, который профессионально заботится о ребенке и постоянно занимается тем, что ухаживает за маленькими мальчиками и девочками. Хайди была девятнадцатилетней девушкой, впервые уехавшей от своих родителей. Всего один перелет на самолете компании «Люфтганза» отделял ее от собственной детской, набитой мягкими игрушками, и от мамы, стирающей ее белье. Она имела об уходе за ребенком примерно такое же представление, как я — о теоретической физике.
План был такой: Хайди будет готовить, убирать и ухаживать за Пэтом в те дни, когда я работаю на студии. За это она будет у нас жить, питаться и получать карманные деньги все то время, пока учит английский.
Когда я привел Хайди познакомиться с Пэтом, он раскачивался на софе, слушая кассету Салли.
— Это Хайди. Она будет здесь жить и помогать нам по дому. Пэт тупо уставился на крупную светловолосую немецкую девушку, не воспринимая ничего, кроме музыки.
— Живой и активный мальчик, — улыбнувшись, констатировала Хайди.
Стараясь выказать усердие, она спросила, что я хочу на ужин. Я сказал ей, что перехвачу что-нибудь на работе, а она пускай решает, что поесть ей самой и Пэту. Хайди пошарила в кухне и нашла большую консервную банку с томатным супом.
— Хорошо? — спросила она.
— Конечно, — ответил я.
Предоставив ей самой разобраться с ужином, я сел за кухонный стол и начал набрасывать поправки к режиссерскому сценарию на следующую неделю.
Пэт приплелся посмотреть на нее, оставив магнитофон в гостиной включенным на полную громкость, и я отправил его обратно — выключить. Вернувшись, он стал дергать меня за рукав.
— Знаешь что? — спросил он.
— Дай папе поработать, милый.
— Но ты знаешь, что делает Хайди?
— И пусть Хайди тоже занимается своим делом. Оставь ее в покое, милый.
Нарочито тяжело вздохнув, он уселся за кухонный стол и стал вертеть в руках своих пластмассовых человечков.
Хайди гремела посудой у плиты, но я не смотрел на нее до тех пор, пока не услышал шум закипающей воды. Это было странно. Зачем она кипятила воду, ведь суп надо было вылить из банки в кастрюлю и просто разогреть.
— Хайди…
— Скоро быть готов.
Оказывается, она положила консервную банку в кипяток.
Хайди неуверенно улыбнулась мне, и в следующую секунду банка взорвалась, выплюнув все свое красное содержимое в потолок и стены, не забыв при этом разукрасить лица всем нам.
Утершись, я увидел, что Хайди вся в красной жиже, а из этой сочащейся слизи выглядывают удивленные, потрясенные глаза. Она была похожа на Сисси Спейсек в сцене школьного бала из фильма ужасов «Кэрри».
Потом она разрыдалась.
— Знаешь что? — сказал Пэт, хлопая глазами под кровавой маской. — Она тоже не умеет готовить.
Так что Хайди отправилась на Крауч-Энд, в другую семью.
А я позвонил Салли.
26
Тетушка Этель стояла на коленях в своем палисаднике и сажала цветочные луковицы.
