– Что? – испугался я.
– Я не вижу, я не вижу, – истерически завопила Соня. – Я не знаю, куда идти. Я без сил! Иди сюда, ты меня поведешь!
Я подлетел к ней. Медузы были уже рядом. Справа отчаянно завопили на одной ноте два мужских голоса, захлебнувшись криком.
– Нужно место, где мы были оба! – крикнула Соня, с ужасом оглядываясь назад. – Куда скользим?
– Перекресток?
– Нельзя! Перекресток нельзя подвергать опасности!
– Тогда пляж! – крикнул я. – Твой пляж! Это осколочный мир!
– Веди нас скорее, – закричала Соня, потому что медузы были уже в трех шагах. Никогда прежде мне не приходилось соображать с такой скоростью. Я встал впереди Сони и, прочертив носком ботинка полосу на влажной земле, представил ее заброшенный мирок с жарким солнцем и теплым морем. И солнечный день гостеприимно раскрыл мне свои объятия. Я сделал шаг вперед, Соня последовала за мной, и я тут же услышал страшный крик. Я обернулся.
Позади Лючии сверкала неоновая тварь, надвигаясь на девушку своей гигантской шляпкой. Крик Лючии превратился в хрип. Ее волосы вспыхнули, а затем она превратилась в большой костер. На мгновение ее глаза остановились на мне, а затем ее тело почернело. Соня в ужасе выдернула свою руку из рассыпающегося пепла, в который превратилась девушка. Висевший на другой руке Сони паренек подвывал от ужаса.
– Закрывай, закрывай! – крикнул я Соне, когда мы вывалились на золотой песок. Соня успела отреагировать вовремя. Портал захлопнулся, отсекая медузам дорогу в никому не нужный мирок. Я упал навзничь, колотя песок кулаком, как капризный ребенок, задыхаясь от боли и бессильной злости. Соня неподвижно стояла за моей спиной какое-то время, а потом, на ходу раздеваясь, пошла в море.
Покачиваясь как сомнамбула, я пошел к воде, даже не пытаясь скинуть с себя одежду. Море лениво плескало мне в лицо теплые, как суп волны. Я вошел в воду по грудь, а потом нырнул, загребая с отчаянием, догоняя Соню, распластавшуюся на воде, как морская звезда.
Не знаю, сколько мы плавали. В этот раз волны этого мертвого моря меня радовали. И даже хорошо, что в них не было никакой живности, потому что я сошел бы с ума, увидев в воде хотя бы одну медузу, морскую и почти не опасную.
Мы поплыли к берегу одновременно, не сговариваясь, и даже не смотря друг на друга. На подкорке сознания вертелась мысль, что Соня тоже переживает смерть Лючии, но почему-то я не мог ей об этом сказать, словно обвиняя ее в смерти несчастной девушки, поверившей мне. Выходя из воды, я успел подумать, что нужно ведь еще позаботиться о парне, которого мы вытащили из Сейвиллы с таким риском для жизни. Его нужно было куда-то пристроить.
Парень сидел на берегу в странной позе лотоса, отвернувшись от моря. Я подошел к нему и присел рядом, с ужасом уставившись в его лицо.
Парень косо смотрел в землю стеклянным взором, с его губ тонкой стройкой текла слюна, а пальцы конвульсивно подергивались. Все его тело сотрясала мелкая дрожь.
– Что с ним? – тихо спросила Соня.
– Мне кажется, он сошел с ума, – ответил я.
Часть вторая
Сумерки Авалона
– Это просто какой-то кошмар, – пролепетала Ивон и устало потерла виски пальцами. Мы молчали. Собственно, разговаривать было уже бессмысленно. Рассказав все, что произошло на Сейвилле, мы выдохлись, и теперь угрюмо смотрели в пол. Разве что Кевин злобно поглядывал на развалившегося в кресле поодаль от нас Борегара, псы которого настороженно смотрели в нашу сторону. Разговаривать с Бо никому не хотелось. Только Кевин в момент нашего появления в Перекрестке, сгреб Борегара за шкирку и пообещал придушить за предательство. Борегар впоследствии лишь брезгливо ухмылялся, но смотрел с плохо скрываемым испугом и откровенно враждебно.
Из Императоров на совете присутствовали всего трое: Ивон, карапуз Ману и обладающий совершенно эльфийской внешностью незнакомый мне Фрэй. Их лица были угрюмы, зубы стиснуты. Ивон даже расплакалась, когда я и Соня рассказали о гибели Лючии и сумасшествии парня, оставшегося безымянным. Фрэй часто и судорожно дышал, и только Ману, которому еще не пришлось пережить гибель своего мира, был более спокоен и рассудителен.
– Беата, – спросил он, – вы можете организовать нам встречу с людьми, которых вы вытащили из Сейвиллы?
– Если это вам что-нибудь даст, – пожала она плечами. – Для них переход в другой мир и гибель Сейвиллы стали слишком сильным потрясением. Двое при разговоре начинают биться в припадке, один вообще не разговаривает.
– Почему ты сказала – гибель? – вскинулся Кристиан, все еще болезненно бледный, с синими пальцами и запавшими глазами. – Разве медузы уничтожили мир?
– Я вернулась туда почти сразу, – апатично ответила Беата. – Хотела спасти еще кого-нибудь, но, увы… На месте лагеря Филиппа выжженное пепелище. Я отправилась дальше, в города – тоже самое. Ночь, когда мы удирали, была для Сейвиллы последней. Планета обезлюдела.
– Не было ли это следствием нашего туда прибытия? – спросила Соня. – Ну, вы понимаете, эдакий катализатор…
Ману встал и, бросив быстрый взгляд на Борегара, ответил писклявым дискантом.
– Мы связались с Борегаром как только вы прибыли на Сейвиллу, и он сообщил нам, что в момент вашего визита Попрыгуна на Сейвилле не было, но он, возможно, появился следом за вами. Мы срочно вызвали Борегара, чтобы посоветоваться, а потом он попросту не смог вас найти…
Мы с Кевином переглянулись, одновременно придя к мнению, что Борегар, скорее всего, и не пытался нас искать. Борегар этот взгляд заметил и поджал губы.
– В таком случае, – резко сказала Беата, – ситуация гораздо серьезнее, чем мы предполагали. Мы уже поняли, что чем сильнее противодействие, направленное против Попрыгуна, тем быстрее он разрушает миры. Но мы думали, что это противостояние работает только в отношениях между одним Императором и Попрыгуном, внутри конкретного мира. А на деле оказалось, что это не так.
– То есть? – не поняла Ивон.
– Ну, это же очевидно. Вы, императоры погибших миров, объединились против него, наделили Борегара особыми способностями, собрали отряд разведчиков из скользящих и отправили их на войну. Вы полагали, что если ваши миры уничтожены, связь с Попрыгуном прервалась. А он по-прежнему вас контролирует. И как только вы что-либо предпринимаете, его действия зеркально и многократно приумножено сводят на нет все усилия императоров.
Воцарилась полная тишина, а затем Фрэй, до того момента почти не проронивший ни слова, медленно произнес:
– Это мне совсем не нравится.
– А уж нам-то как не нравится, – парировала Беата. – Мы уже потеряли Роббера. Да, безусловно, по глупости, но от этого не легче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});