– И чтобы через час здесь были, – сказал Ингвар.
На лестнице Ник едва не подвернул ногу. Филипп подхватил его, засмеялся.
Дружинник у входа поглядел на них с опаской.
* * *
Во дворе было скучно и к тому же густо пахло лошадьми. Я заметил, что гридники рассматривают нас издали, словно не решаются подойти поближе к личным гостям князя Борислава.
Я отвернулся от них, сбежал вниз с крыльца, и тут же под ногой размазалось что-то мягкое.
– Пошли отсюда, – сплюнул я, отряхиваясь. – Чистый воздух у них, как же. Дерьмо сплошное.
– А может, не надо… – начал Ник, смутился и умолк.
– Расслабься. Мы пройдемся и сразу назад.
На улице легче не стало. Непривычные запахи струились и переплетались. С Волхова тянуло сыростью и рыбой, из подслеповатых окон соседнего амбара – какой-то душной кислятиной. От всего этого уже начинала побаливать голова.
– Обратно-то дорогу найдем? – обеспокоенно спросил Ники.
– Запросто. Спросим: где тут у вас самый главный кремль?
За бревенчатой стеной цитадели начались улицы – узкие, кривые и бессмысленные, будто и не улицы, а проезды между заборами и глухими стенами домов. Да и проездами-то трудно было их назвать, потому что вряд ли кто по ним ездил – похоже, в этой части города не принято было просто так себе ездить или прогуливаться, как мы, а принято было по-быстрому, верхом или пешком, пробираться кому куда надо и поскорей запирать за собой калитку. Даже днем, а уж ночью – точно.
Из-за высоких заборов взлаивали цепные псы. В остальном было тихо и мирно. Стрекотали кузнечики, хрустели под ногами обветшавшие дощатые мостки (с зимы остались). Меж домов, на лужайках, паслись козы. За нами увязались было две или три бродячих собаки-лохматки, норовили цапнуть за штанину, но потом принюхались, почихали и отстали.
Мимо прошли куда-то толстые бабы в бесформенных одеждах, напоминавших покроем капусту: вокруг них бегали полуголые ребятишки. Бабы посторонились, не поднимая глаз, а дети и вовсе от нас шарахнулись. Я давно не видел взрослых теток, да и от детей отвык.
Отбежав, дети пялились на нас во все глаза.
«Ишь, немцы, – шептались они. – Должно, от князя».
– Щас вам, немцы, – отозвался я. – Мы инопланетяне. Только что из космоса.
Дети ничего не поняли, но испугались. Взвизгнули и бросились прочь.
Мы свернули еще в два или три проулка, где было посветлее, и не ошиблись – серые дома вдруг расступились, и стало видно, что там, дальше, дорога спускается с обрыва прямо к Волхову. По реке плыла большая ладья: грязный парус был подвязан к рее, и ладья двигалась на веслах. Вот гребцы на правом борту – десять или двенадцать – все как один погрузили лопасти в воду, и судно стало разворачиваться носом к берегу, едва ли не на одном месте. Мне показалось, я даже расслышал команды на чужом языке и непонятный металлический звон, словно кто-то на корабле стучал в медную тарелку.
Заглядевшись, я замедлил шаг, и тут в воздухе прямо возле моего уха просвистел камень. «Э-эй, – закричал кто-то. – Держи, не то уйдут». «Это про нас?» – успел я подумать, а из узкого переулка нам наперерез выскочили сразу пятеро оборванцев, лохматых и грязных. У двоих были в руках то ли дубинки, то ли просто палки. Я решил… хотя, если честно, я даже не успел ничего решить.
– Бежим отсюда, – крикнул Ник и дернул меня за руку, но мои ноги как в землю вросли. В следующее мгновение они окружили нас, вывернули руки и приперли лицом к дощатому забору. Я пробовал высвободиться, но тут же огреб хороший удар дубинкой по шее. Рядом зашипел от боли Ник. Ему тоже досталось.
– Откуда такие? С пристани? – спросил прямо над ухом чей-то голос. Выговор был, в общем, понятен, но я ничего не отвечал. Мне было тоскливо и отчего-то горько. «Опять я все испортил», – запоздало понял я.
– Небось немец, – сказал другой и обидно выругался. Я обернулся и увидел нападавших: это были парни примерно нашего возраста, с чумазыми курносыми рожами. У одного серые от грязи вихры зачем-то были перевязаны ленточкой. Он сказал еще что-то своим – этих слов я не понял, – потом осклабился, показав гнилые зубы, и снова врезал мне по шее. Я ткнулся лбом в шершавую доску.
Кто-то уже шарил по моим карманам. Кто-то лез за пазуху, кто-то пытался расстегнуть ремень (отличный тканевый ремень с блестящей никелированной пряжкой). «Серебро?» – проговорил кто-то недоверчиво. Тот, что с ленточкой, нащупал кожаный чехол спикера, попытался сдернуть. «Все как всегда, – подумал я почему-то. – И тут гопники. Даже за тысячу лет».
– Что тут держишь? – спросил вор, дергая за чехол. – Золото?
– Сейчас, – пообещал я. – Я сам.
Меня поняли. Клещи ослабли. Молниеносно запустив руку под ремень, я вытащил оттуда пистолет. Ничего не произошло: грабители только присвистнули, разглядывая невиданную вещь, и как будто даже придвинулись поближе ко мне, оставив Ника. От них мерзко пахло потом и грязной одеждой. Я сжал теплую рукоять «Макарова» и щелкнул предохранителем. Никто ничего не понял, только тот, что с ленточкой, – наверно, главарь, – нахмурился и протянул руку. И тогда я выстрелил. Еще и еще раз.
Выстрел был оглушительным: с окрестных тополей с шумом поднялись в воздух вороны и принялись кружиться с неистовым карканьем; тот же звук, вроде карканья, издавал теперь светловолосый оборванец, корчась в пыли у наших ног. Еще один прислонился к забору, зажимая рукой обгоревшую дырку в боку: мне пришлось стрелять в упор. Он выл, не переставая, и понемногу сползал на землю. Дубинку он выронил. Остальных воров и след простыл.
– Вот так, – почему-то сказал я.
Тот, с ленточкой в волосах, дернулся и затих.
– Бежим, – повторил тогда Ник. Я дернулся было бежать по дороге к пристани, но Ник потянул меня назад, и мы побежали, спотыкаясь и едва не падая, – обратно, туда, откуда пришли, – а что оставалось делать? Кажется, за спиной уже раздавались крики, но мы даже не оглянулись, только прибавили ходу. Теперь мы неслись, не разбирая пути, по кривым незнакомым переулкам, по счастью безлюдным, – между заборов и плетней, пугая кур, и бежали так довольно долго, пока не поняли, что окончательно заблудились.
– Стой, – сказал тут я, тяжело дыша. – Отдохнем.
Мог бы и не напоминать. Ник был бледен, как покойник. Он пошатнулся, и я схватил его за плечо.
– Господи, – прошептал он. – У тебя был пистолет?
– Был, – произнес я тупо.
– И ты… слушай, Фил… ты что, убил их?
У него стучали зубы. Меня трясло не меньше.
– Он хотел забрать спикер, – пробормотал я. – Мне надоело, что у меня постоянно отбирают спикер.
Я чувствовал, что несу сплошную чушь. Мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Так начинается истерика, холодно заметил кто-то внутри меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
