в то же время закономерный.
— Нет, он умер вскоре после рождения. — И вот тут я вспомнила, почему в принципе боялась связываться с мужчинами, особенно с местными мужчинами. Я даже ноги расцепила, но руки упорно не хотели отпускать его плечи. А ещё я чувствовала, как его пламя ласкает меня, успокаивает ту боль, которую я испытывала от горьких воспоминаний. — А как у вас обстоят дела с такими ситуациями?
— Лечат с помощью магии и прочих средств, — пожал плечами Фьор. — Рожают ещё.
Он был сама невозмутимость, только глаза сверкали в полутьме.
— А если всё равно плохо получается или девочка? — Я напряглась в ожидании ответа.
— Это от людей уже зависит. — Фьор пожал плечами. — Что касается нас с тобой, можешь не волноваться — у магических пар дети всегда рождаются сильными и одарёнными. И мне плевать, кто первым родится, я буду рад всем нашим детям.
Ой, мамочки, держите меня семеро, пока я не растеклась лужицей и не набросилась на него, в срочном порядке делая ребёнка. Серьёзно, меня так пробили его слова, потому что на самом деле это была глубокая и очень сильная боль. Боль, которую я пережила, потом запечатала и старалась не вспоминать о ней. И теперь она, с одной стороны, вскрылась, хлынула потоком из подсознания, а с другой — перестала быть болью в новых обстоятельствах. Ведь у меня появилась надежда.
Не в силах справиться с потоком эмоций, я заливисто всхлипнула и… разрыдалась.
Глава 19. Вот это поворот!
Фьор
Я слушал Виолетту, точнее Машу, так её звали до того, как она умерла в своём мире и попала сюда, и… охреневал. Можно и жёстче сказать, но пощажу ваши уши. Не буду скрывать, поначалу у меня мелькали сомнения, но достаточно быстро они ушли. И тут дело сразу в двух вещах.
Первое — такое сложно придумать, да ещё с такими подробностями. Особенно меня поразило то, что у них развод — достаточно простое дело. У нас, конечно, тоже можно разойтись, но на то должна быть веская причина — измена. Тогда благословение Богини истончается, ослабевает, брак можно разорвать, правда, после этого новый союз возможен только через три года. Именно за это время восстанавливается целостность человека, ведь разрыв общего эгрегора — весьма болезненная для энергетики штука.
Впрочем, это больше касается магов, простым людям легче. Им и года хватает. У нас же, соединённых магией, подобное в принципе невозможно.
Вторым фактором, который заставил довольно быстро поверить Маше — огонь. Наш огонь, который горел в унисон, ясно показывал, что она абсолютно искренна. Более того, сильно переживает из-за ребёнка, которого там родила.
— У тебя остался в том мире ребёнок? — Мысль о том, что она была замужем и уже принадлежала какому-то прохвосту (иначе его и не назвать, мог бы, ещё бы и втащил для порядка), угнетала.
С другой стороны, здесь и сейчас её тело было нетронутым. Но самое важное вовсе не это, а её душа. Огонь, который принадлежит именно ей, а не Виолетте. Наверняка та не была бы моей магической парой, уж больно тонкое это дело. С другой стороны — духовный близнец… Что это вообще такое? Я не знаком с этим понятием.
— Нет, он умер вскоре после рождения, — ответ Маши отвлёк меня от возникшего вопроса.
Её огонь зачадил, стал неровным, нервным. Он обжигал, причинял боль и ей и мне, но моё пламя поспешило разбавить её. Обволокло, настроило на более спокойный, ровный лад.
— А как у вас обстоят дела с такими ситуациями? — спросила она дрогнувшим голосом.
Я прекрасно понимал её страх перед неизвестным, её сомнения, поэтому поспешил заверить, что ничего ужасного в этом нет. Всё можно вылечить, родить ещё ребёнка да не одного. Следующий вопрос ещё больше вскрыл её страх, и вновь я успокоил её. Разумеется, говорил истинную правду, и она это почувствовала. Осознала, что именно у нас с ней всё будет хорошо. Всё обязательно получится, ведь единение магий — это вам не шутки! Это самое настоящее благословение.
Машу охватили такие сильные эмоции, что она разрыдалась. Меня тоже зацепило, самообладание покинуло, и я набросился на неё с ещё большей страстью, чем прежде. Мы оба чувствовали дикую потребность друг в друге, жаждали соединиться, принадлежать друг другу полностью и без остатка. Я чувствовал, что ей плевать на последствия (это я о боли во время обряда), знал, что она справится с ними. Мы разделим её на двоих, как сейчас разделим то непередаваемое чувство, что охватило нас.
Потребность соединиться здесь и сейчас. И не днём позже!
Жажда прикоснуться друг к другу полностью, без преград. К телу, к магии, к душе.
— Ах! — воскликнула она, когда мы стали единым целым. — Я и забыла об этой чёртовой девственности.
— Больно? — Зачем я это спросил?
Я и так знал, что да, но не настолько, чтобы остановиться. Чтобы жалеть о случившемся.
— Фигня вопрос, — хмыкнула она и поцеловала меня с такой страстью, что я перестал задавать глупые вопросы и вернулся к действиям.
Маша, которая Виолетта, но кого уже это волнует?
Что я могу сказать, лёжа на Фьоре после самого потрясающего в моей жизни секса? Могу простонать, что такого у меня никогда не было.
Господи, какой мужчина! Спасибо тебе за то, что мы смогли встретиться! Да, для этого пришлось упасть вместе с балконом, умереть, вселиться в чужое тело и испытать культурный шок от всего произошедшего. Пережила же? Пережила. И крышесносный секс пережила, который стоил всего вышеперечисленного.
Хотя, чего это я? Банальным сексом произошедшее называть, это всё равно, что сравнивать пение Моргенштерна и Шамана[1]. У первого ни слуха, ни голоса, ни таланта (не говоря уже о чести и совести), а второй прекрасен, как чистейшая квинтэссенция музыки. Вот и у нас случилась эта самая квинтэссенция, то есть настолько полная и всеобъемлющая гармония, что слова трудно подобрать.
Гармония чудесная, яркая, огненная! Впрочем, тут удивляться не приходится, учитывая характер подвластной нам стихии. Эта гармония, удивительное единение всех наших составляющих, начиная с тела, заканчивая душами, потрясла меня.
