— Я открываю закрытые сердца, — говорит он.
Я замолкаю, смотря на него.
— Что?
— Я открываю закрытые сердца, — повторяет он. — Это герб Локхарта. Я родился в Локхарте. Это девиз клана.
— Опять же, это ужасно романтично, — говорю я ему. — Вот где ты этого набрался. — Я прикасаюсь к его предплечью, другой герб. — Полагаю, это МакГрегор?
— Ага, хотя здесь должно быть МакГрегор или Клан Грегоров.
— 'S rioghal mo dhream, — пытаюсь сказать я, но запинаюсь. — Что за черт?
— Это род королей, — переводит он. Сухо улыбается мне. — Но я не МакГрегор, и это не мой род. Это многое объясняет.
Я пробегаюсь рукой вниз по его щеке, и он ненадолго закрывает глаза.
— Думаю, я предпочитаю, чтоб ты был романтическим воином, а не разборчивым малым с родословной.
Он наклоняется, медленно открывая глаза, глядя на меня сквозь ресницы.
— Кто говорит, что я воин?
Я понижаю голос.
— Я говорю, что ты воин.
Ты мой воин.
На данный момент.
Он поднимает подбородок.
— Что еще скажешь?
Я устраиваюсь на его бедрах, рука ползет вниз по его брюкам. Отодвигаюсь, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу, опираясь на его плечо.
— Я говорю, что тебе нужно вытащить свой член, воин.
Он протягивает руку и проводит по моим волосам.
— Вовлечь тебя в битву?
— Что-то в этом роде, — я кусаю губы, когда тяну молнию вниз. Я могу почувствовать его твердого, обнаженного и готового подо мной. Я адски мокрая.
Он знает. Он кладет руку мне между лопаток, другой скользит между моих ног, толкая платье вверх. Мой клитор кричит от удовольствия в тот момент, когда его пальцы скользят по нему, гладкому и твердому.
— Господи, — бормочет он, глядя на меня блестящими глазами. — Ты всегда готова.
— Только с тобой, — говорю я, наклоняясь вперед и целуя его шею, вдыхая его лесной, пряный аромат, бросающий меня в новую волну похоти. Я могла бы прожить всю жизнь, похороненная здесь, ощущая пульс на его шее, вдыхая его мужскую сущность.
— Это меня устраивает, лапочка, — говорит он, хватая мое платье и поднимая его к голове. — Прочь. Я хочу присосаться к твоим фантастическим сиськам.
Боже! Даже того, как он говорит «сиськи» почти достаточно, чтобы заставить меня кончить. Впрочем, этим теплым, слегка ворчливым голосом, он может читать хоть телефонную книгу и это будет лучше всякой грязной порнушки.
Я поднимаю руки, и платье исчезает, теперь я абсолютно голая на его коленях. Кажется это у нас общее.
Но я не чувствую никакого стыда, и если я чувствую себя уязвимой, это чувство слабеет от того, как он смотрит на меня, почти удивленно, будто не может поверить своему счастью. Его глаза пробегаются по моему телу с желанием, которое я могу почувствовать. Он хмурится, почти сердито, и бормочет что-то так тихо, что я не могу услышать.
Затем наклоняется, сжимая мою грудь большими, теплыми руками, и втягивает сосок в рот. Мое тело превращается в римскую свечу, шипя, пылая, умоляя не останавливаться.
Я громко стону, потираясь о его член, отчаянно желая проникновения.
— Полегче, — бормочет он, посылая дрожь по моему позвоночнику, язык кружит по соску, пока тот почти не начинает болеть. Другая грудь практически ноет, нуждаясь в его прикосновениях, и когда он переносит на нее свой мокрый, горячий рот, мое тело сотрясается от облегчения.
— Черт, — говорю я со стоном, отбрасывая голову и плечи назад, пытаясь толкнуться ближе к нему, дико, сумасшедше и отчаянно нуждаясь в большем. Я тянусь вниз, хватаю его член и вынимаю из штанов.
— Полегче, — снова предупреждает он, убирая от меня рот. — Ты не знаешь, какую власть имеешь, — говорит он, глядя на меня.
— Думаю, я в курсе, — дразню я, сильнее сжимая его.
Он зажмуривает глаза, его полный, соблазнительный рот со стоном открывается. Боже, его звуки практически уничтожают меня, нить все слабеет и слабеет, пока я не распадаюсь на части.
— Пожалуйста, лапочка, — умоляет он, сжимая мое лицо рукой и отчаянно глядя на мои губы. — Еще нет. Позволь мне хотя бы достать презерватив. Он тянется к заднему карману штанов, но я кладу сверху свою руку.
— Позволь мне, — говорю я ему. Дотягиваюсь и вытаскиваю его, разрывая фольгу с одной стороны. Он наклоняется, слегка целуя меня, губы слегка касаются моих, пока я не начинаю раскатывать презерватив по его толстой, влажной головке. Тогда поцелуй углубляется, медленно, безжалостно проникая в меня, подкармливая голод. Наши рты, губы и языка танцуют друг с другом как дикари, отчаянно, ненасытно и необузданно.
Вдруг он хватает меня за талию и приподнимает на несколько дюймов, располагая член, и тут же опускает меня на него. Я задыхаюсь от вторжения, мое тело такое чертовски жаждущее, но неподготовленное, и я должна помнить, что необходимо дышать.
— Трахни меня, — шепчет он мне в шею, когда вколачивается членом в меня, мои мышцы расширяются вокруг него настолько, насколько возможно. — Так охрененно, Кайла. Ты ощущается так чертовски хорошо.
Я даже не могу ему ответить. Меня затаскивает в омут, и все, что я могу чувствовать, как он толкается, расширяясь внутри меня, поглощая все мои мысли и чувства. Я никогда раньше не чувствовала себя такой полной, такой невероятной цельной.
Мои ноги не достаточно длинные, чтобы касаться пола, а его бедра настолько большие, что я не очень-то в состоянии скакать на нем. Вместо этого, я сдаюсь на милость Лаклана, его руки удерживают мою талию, будто я вешу не больше перышка. Он приподнимает меня лишь на дюйм, толкаясь вверх все глубже и глубже, пока я не перестаю контролировать звуки, вылетающие из моего рта.
Я настолько близка к тому, чтобы кончить, и так быстро, лишь от одного его члена, когда забавный звук заставляет меня распахнуть глаза.
Я смотрю через плечо Лаклана и вижу на диване питбуля, кружащего вокруг и пытающегося устроиться покомфортней. Собачонка же смотрит прямо на нас.
— Эм, — говорю я, прочищая горло.
С каждым толчком дыхание Лаклана ускоряется, он, кажется, не слышит меня.
— Собаки, — успеваю сказать я, надавливая ему на плечо.
Он замедляется и смотрит на меня, приподнимая бровь, его глаза прикрыты и опьяненные от секса.
— Что?
— На нас собаки смотрят, — шепчу я.
Он хмурится, затем вытягивает шею, чтобы обернуться. Когда он снова сморит на меня, у него такое ироничный вид.
— И что?
— Это своего рода странно, что они смотрят, — говорю я ему.
Он ухмыляется мне, кончик языка торчит.
— В самом деле? Я бы подумал, что ты относишься к эксгибиционистам.
— Эй, так и есть. Я не против, когда люди смотрят.
Его брови поднимаются, он страстно смотрит на меня.
— Неужели?
— Именно так, — парирую я, имитируя его акцент. — Но с собаками это странно,
— Ладно, — говорит он. Поднимает меня вверх и выходит из меня, от чего я сразу же чувствую себя обделенной без него внутри. Я встаю на пол, и когда он поднимается, возвышаясь надо мной, его штаны падают на лодыжки. — Марш в спальню, — командует он, отпихивая штаны в сторону.
Я делаю то, что он говорит, обнаженная и все еще на каблуках, иду через его гостиную.
— Ты это нечто, — бормочет он, и когда я кокетливо оглядываюсь через плечо, он стоит там, абсолютно голый, ноги широко расставлены, демонстрируя каждую тугую мышцу его бедер, член в руках.
Нет, это ты нечто, думаю я.
Оказавшись в спальне, небольшое аккуратное пространство, пахнущее им, я иду к кровати, скидывая туфли. Но прежде чем дохожу до нее, он щелкает по выключателю и хватает меня за руку.
— Держись, лапочка, — говорит он, ведя меня к окну от пола до потолка, покрывающему всю стену.
Он открывает шторы, и я инстинктивно отступаю от стекла. Мы не только на высоте около двадцати этажей, но у нас отличный вид на многоэтажки через дорогу, и проблеск освященного моста между ними. Мы абсолютно голые и с включенным светом стоим у окна. Любой может нас увидеть.
И тут я понимаю, что Лаклан собирается делать. Любой может увидеть нас…
Я оборачиваюсь, застенчиво улыбаясь.
— Ты уверен?
Он наклоняется и поднимает меня за талию, прижимая спиной к стеклу. Я всасываю воздух, дрожу, тотчас же испытывая волны головокружения. Я не боюсь высоты, но сейчас, когда гигантский мужчина придавливает вас к оконному стеклу на большой высоте, все ощущается по-другому.
Такое чувство, что я могу в любой момент упасть.
— Уверен, — говорит он, толкаясь в меня. Я оборачиваю ноги вокруг него, плотно сжимая. Он для меня словно спасательный круг. — Я никогда снова не увижу этих соседей.
Ага, а я может, и увижу, думаю я. Тем не менее, во всем этом есть что-то невероятно эротичное. Я не могу видеть лица людей в темноте, но если они посмотрят наверх, знаю, они увидят мою задницу, прижатую к стеклу, поддерживаемую мужчиной-зверем.
