Джейк с любопытством взглянул на нее.
— Это что?
Стрелок издал короткий смешок.
— Корт часто рассказывал нам легенду о том, как древние боги решили поссать над пустыней — и так получился мескалин.
Джейк озадаченно нахмурился.
— Это такое снадобье, — пояснил стрелок. — Но не из тех, которые усыпляют. А такое, которое, наоборот, взбадривает. Ненадолго.
— Как ЛСД, — сказал мальчик, и его взгляд снова стал озадаченным.
— А что это? — спросил стрелок.
— Я не знаю, — ответил Джейк. — Просто слово всплыло. Это, наверное, оттуда… ну, вы понимаете. Оттуда, что было раньше.
Стрелок кивнул, но все-таки он сомневался. Он никогда не слыхал, чтобы мескалин называли ЛСД. Этого не было даже в древних книгах Мартена.
— А это вам не повредит? — спросил Джейк.
— До сих пор не вредило, — уклончиво отозвался стрелок и понял сам, что его ответ прозвучал не особенно убедительно.
— Мне это не нравится.
— Не бери в голову.
Стрелок опустился на корточки, отхлебнул воды из бурдюка и проглотил таблетку. Как всегда, реакция наступила мгновенно: рот, казалось, переполнился слюной. Стрелок уселся перед потухшим костром.
— А когда эта таблетка подействует? — спросил Джейк.
— Не сразу. Помолчи пока, ладно?
И Джейк замолчал. Он сидел тихо, и только в его напряженном взгляде читалось неприкрытое подозрение, пока он наблюдал, как стрелок совершает свой неспешный ритуал: чистит револьверы.
Стрелок убрал револьверы в кобуры.
— Сними рубашку, Джейк, и дай ее мне.
Джейк с явной неохотой — может быть, он стеснялся своих выпирающих ребер — стянул через голову вылинявшую рубашку и протянул ее Роланду.
Стрелок достал иголку, которую всегда носил при себе в боковом шве джинсов, потом нитки — из пустой ячейки в патронташе — и принялся зашивать длинную прореху на рукаве рубашки. Потом он вернул рубаху Джейку и тут же почувствовал, что мескалин начинает действовать: желудок стянуло, а все тело как будто свело судорогой.
— Мне пора, — сказал он, поднимаясь на ноги.
Мальчик тоже приподнялся; по его лицу прошла тень беспокойства, а потом он сел обратно.
— Вы там поосторожнее, — сказал он. — Пожалуйста.
— Не забывай про челюсть.
Проходя мимо, стрелок положил руку на голову Джейку и потрепал его по светлым, цвета созревающей кукурузы волосам. Испугавшись собственного порыва, стрелок коротко хохотнул. Джейк смотрел ему вслед с тревожной улыбкой — смотрел, пока стрелок не скрылся из виду в сплетении ив.
V
Стрелок направился к кругу камней, остановившись всего лишь раз, чтобы напиться прохладной воды из ручья. Склонившись к воде, он увидел свое отражение в крошечной заводи, обрамленной мхом и плавучими листами кувшинок; на миг стрелок замер, зачарованно глядя на себя, как Нарцисс. Его сознание уже начало перестраиваться, течение мыслей замедлилось, преодолевая, казалось, возросшую многозначность каждого понятия, каждого импульса восприятия. Вещи вдруг обрели глубину и весомость, прежде сокрытые. Стрелок помедлил еще мгновение, потом поднялся и вгляделся в сплетение ив. Сквозь ветви струился свет солнца — золотистый и будто сотканный из пылинок. Стрелок постоял пару секунд, наблюдая за пляской пылинок и крошечных мошек, а потом пошел дальше.
Прежде это снадобье частенько его раздражало: его «эго», слишком сильное (а может, еще и слишком примитивное), не получало удовольствия от того, что его затеняли, отодвигали на задний план, делая мишенью для более чутких, более проникновенных эмоций — они щекотали его, как кошачьи усы, и его это бесило. Но на этот раз ему было спокойно. И это было хорошо.
Он вышел на поляну, вступил в круг и встал там, позволив своим мыслям течь свободно. Да, теперь оно надвигалось быстрее, настойчивее и жестче. Трава резала глаз своей зеленью; казалось, стоит только коснуться ее рукой, и рука тоже окрасится в зеленый. Он еле сдержал шаловливое искушение — попробовать.
Но прорицательница молчала. Не было и сексуального возбуждения.
Он подошел к алтарю и застыл на мгновение перед плоским камнем. Мысли путались. Зубы во рту ощущались как что-то лишнее, чужеродное — словно крошечные могильные камни в розовой влажной земле. Мир наполнился светом, слишком резким и ярким. Стрелок взобрался на алтарь и лег на спину. Его сознание превратилось в дремучие дебри, мысли — в причудливые растения, которых он в жизни не видел и даже не подозревал, что такие бывают: густое сплетение ив на берегах мескалинового ручья. Небо стало водой, и он воспарил над ней. От одной этой мысли голова у него закружилась, но его это уже не тревожило.
Ему вдруг вспомнились строчки из одного старинного стихотворения, на этот раз — не детские стишки, «нет». Его мама боялась всех зелий и неизбежной потребности в них (как боялась она и Корта, и его обязанности бить мальчишек). Эти стихи дошли до них из одного из Убежищ мэнни к северу от пустыни, где люди все еще живут в окружении механизмов, которые в основном не работают… а те, что работают, иногда пожирают людей. Строки кружились в сознании, напоминая ему — безо всякой связи, как это всегда и бывает при мескалиновом наплыве — о снежинках внутри стеклянного шара, который был у него в детстве, такой таинственный, полусказочный шар:
Туда заказан людям вход.Там, за пределом черных вод, —Глубины ада…
В деревьях, нависающих над алтарем, проступали лица. Как зачарованный, он отрешенно смотрел на них: вот дракон, извивающийся и зеленый, вот древесная нимфа с манящими руками-ветвями. Вот живой череп, расплывающийся в ухмылке. Лица. Лица.
Внезапно трава на поляне затрепетала, склонилась.
Я иду.
Я иду.
Смутное волнение в глубинах его плоти. «Не слишком ли далеко я зашел?» — успел еще подумать стрелок. От душистой травы на Спуске, где они лежали со Сюзан, — вот до такого.
Она прижалась к нему: тело, сотканное из ветра, грудь — из сплетения ароматов жасмина, жимолости и роз.
— Пророчествуй, — сказал он. Во рту появился противный металлический привкус. — Скажи все, что мне надо знать.
Вздох. Тихий всхлип. Плоть стрелка напряглась, затвердела. Лица склонялись к нему из листвы, а за ними виднелись горы — суровые и безжалостные, с оскаленными зубами вершин.
Тело, прильнувшее к нему, вдруг заерзало, пытаясь его побороть. Он почувствовал, как его руки сами сжимаются в кулаки. Она наслала ему видение. Пришла к нему в облике Сюзан. Это Сюзан Дельгадо лежала сейчас на нем. Сюзан, прелестная девушка у окна, которая ждала его в заброшенной хижине гуртовщика на Спуске — ждала, распустив волосы по спине и плечам. Он отвернулся. Но ее лицо вновь оказалось у него перед глазами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
