Судебные издержки, к уплате которых меня приговорили, составляли весьма значительную сумму. Моя мачеха наняла судебного исполнителя, и это грозило мне тюрьмой. Речь шла о двух тысячах ливров, а денег в тот момент у меня было совсем мало, и я не смог найти никого, кто бы мне одолжил такую сумму. Конечно, многие приходили ко мне, поддерживали меня, говорили о несправедливости моей мачехи, но это не могло решить моей проблемы, и мне ничего не оставалось, как положиться во всем на волю Господа.
Так я оказался в тюрьме, где я встретил множество достойных людей, судьба которых походила на мою. С удивлением я обнаружил, что они даже пытаются развлекаться, словно находятся на свободе. Я же был совершенно в другом настроении, я постоянно возмущался, негативно отзывался о своих судьях и о нашем времени, в котором совсем не осталось места для справедливости, а так как в тюрьме, как и везде, было полно шпионов, меня вскоре отправили в замок Пьер-Ансиф под Лионом. Это означало, что мое дело, начавшееся как обычное гражданское, приобрело уголовный характер. Я долго не мог понять, что такого я сделал, за что со мной так поступили, но потом вспомнил, что наговорил много плохого о министре, и иной причины своих несчастий я найти не смог.
* * *
В замке мне было разрешено гулять, и другие заключенные, увидев новенького, поспешили узнать, кто я и за что здесь нахожусь. Я не стал рассказывать всего, а сказал лишь, что я невиновен (так делают многие, думая, что так их быстрее освободят). Среди прочих заключенных я встретил маркиза де Фрезю, с которым я был знаком раньше, и решил поговорить с ним начистоту, не как с другими, чтобы посоветоваться, что мне делать, чтобы как-то исправить свое положение. Он мне сказал, что в таком деликатном деле трудно давать советы и что был бы рад, если бы ему самому кто-нибудь посоветовал, что делать, так как его проблемы весьма схожи с моими. Он удивил меня этими словами, так как ходили слухи, что он хотел продать свою жену пиратам. Я высказал ему свои сомнения, но он заверил меня, что я плохо информирован, и предложил рассказать свою настоящую историю. Так как нам все равно нечего было делать, мы сели на скамейку, стоявшую во дворе, где мы обычно гуляли, и он начал свой рассказ. Когда его жена была еще совсем юной девушкой, он очень сильно влюбился в нее, хотя прекрасно понимал, что девушки часто бывают похожи на своих матерей, но образ жизни ее матери все же не смог отвернуть его от нее. Он не был обязан на ней жениться, но решился на это, будучи уверенным, что это сделает его счастливым. Он попросил ее руки у ее матери, но эта женщина ему отказала. Однако этот отказ лишь еще больше возбудил его страсть, и они вместе решили бежать. Так они и сделали. Потом он нашел священника, который согласился их обвенчать, а после этого ее матери ничего не оставалось, как согласиться. После этого маркиз чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, но, к сожалению, его счастье оказалось недолговечным. Случилось так, что его брат влюбился в его жену, а она в него. Он узнал об этом и сначала решил убить их обоих. Однако, посчитав, что это наделает много шума в свете, он стал думать о других способах отомстить, тем более что он еще не мог по-настоящему ненавидеть свою жену, какой бы неверной она ни была, чтобы обагрить свои руки ее кровью. К брату же он не испытывал особой нежности, и он решил убить только его, но любовь к жене не позволила ему это сделать. Тогда, подумав, он решил избавиться от соперника более надежным способом и дал приказ своему слуге убить его, когда тот пойдет на охоту.
А в это время его брат поручил то же самое нескольким солдатам, которым он за это хорошо заплатил. Но все эти коварные замыслы потерпели неудачу. Слуга все плохо подготовил, подозрение пало на ревнивого маркиза, и это покончило с его карьерой в окружении короля. Его брат тоже теперь не мог спокойно встречаться с его женой, и она стала менять любовников одного за другим. Один из них был совсем юнец, и теперь маркиз решил, что именно этот любовник является главной причиной всех его несчастий. Он решил отомстить и, воспользовавшись отсутствием молодого человека, приехал к своей жене, сделал вид, что простил ее, стал обращаться с ней, как с самой любимой женщиной, она поверила ему и сама стала просить побыстрее уехать куда-нибудь вместе. Они тут же отправились в Лион, потом в Прованс, где он задумал продать ее одному пирату, который пообещал за нее неплохие деньги. Однако месть не удалась, и его жене удалось чудом спастись, а он лишь приобрел репутацию страшного злодея и вероломного человека. Юному любовнику его жены только этого и надо было. Он заплатил денег одному человеку, подал заявление в суд, и тот человек лжесвидетельствовал перед судьями.
Хотя я уже узнал большую часть истории маркиза, я не хотел его прерывать. И он открыл мне еще несколько обстоятельств, о которых я не знал, например то, что тюрьма, в которой мы находимся, — страшное место. Из всего этого я заключил, что мое положение еще не самое ужасное, так как я не женат, и я тогда поклялся сам себе, что ни одна из женщин никогда ничего подобного со мной не сделает.
* * *
Я провел три года в замке Пьер-Ансиф, не получая никаких известий ни от друзей, ни от врагов, будучи уверенным, что я обречен на такое существование на всю оставшуюся жизнь. Я был в отчаянии, и чем больше я думал о своей судьбе, тем больше я понимал, до какой степени я несчастен. Иногда я вспоминал о господине кардинале де Ришельё, вздыхая в его память так, как я никогда не вздыхал ни об одной женщине.
Я провел так много времени в такой невыносимой печали, что ее просто невозможно описать, и вдруг господин архиепископ Лионский, брат маршала де Виллеруа, к которому приходила вся корреспонденция из Парижа, так как он был королевским наместником в Провансе, сообщил мне, что я свободен. При этом он мне сказал, что король не позволяет мне покидать город, в котором находилась моя тюрьма. Я поблагодарил его, как будто эта милость шла от него лично, и он воспринял это как само собой разумеющееся. Меня покормили за счет короля, и я стал жить в Пьер-Ансифе на небольшие остатки моей ренты, которые у меня остались после суда с мачехой. Я вынужден был жить очень экономно, так как у меня все-таки отобрали двести пистолей за судебные издержки.
Однажды господин архиепископ пригласил меня на охоту в свое имение в Вими, которое он называл Нёвиллем. Я знал, что мне было запрещено выезжать за пределы города, и эта моя поездка вообще стоила мне всего, что я имел. Не стоит думать, что я так отзываюсь о человеке только потому, что раздосадован своими потерями. В самом деле этот архиепископ был окружен гвардейцами, а не священнослужителями, и охотился он на одного оленя с сотней собак, и вел образ жизни, не соответствующий его сану, и в Лионе его считали скорее тираном, чем архиепископом. Я своими глазами видел то, во что трудно поверить, тем более в наше время, но от этого это не становится неправдой. Время от времени, например, он посылал за членами Магистратуры под предлогом каких-то приказов, которые он получил из Парижа, а потом говорил им, что его брат-маршал потерял деньги, и это означало, что ему завтра же должны были доставить точно такую же сумму, и никто не осмеливался его ослушаться. Мне его приглашение тоже стоило примерно четверти моей ренты. Обескровив город своими поборами, которые почти никогда не были меньше двух-трех тысяч пистолей, он вынужден был обратиться в Королевский совет, и его указом все местные ренты были сокращены на три четверти.
* * *
Так я потерял все свои деньги, и примерно через десять дней после этого он послал за мной и сообщил, что теперь мне позволено ехать, куда я захочу. Мне от этого разрешения не было никакого прока, так как средств у меня не было, и я продолжил жить в своем постоялом дворе. Туда каждый день приезжали новые люди, так как он находился на перекрестке дорог, ведущих из разных провинций, и я там выглядел просто как человек, у которого немного средств, но мне это было не отвратительно. Пока я жил там, господин де Сен-Сильвестр, офицер с хорошей репутацией в наших войсках, тоже поселился там. Я не был с ним знаком, но мы быстро познакомились. Он прибыл из Франш-Конте, где его полк стоял гарнизоном, встретив в пути одного дворянина из тех мест, которого звали Сервьер, этот дворянин пригласил его пообедать, а Сен-Сильвестр спросил, не будет ли он возражать, если я составлю им компанию. Он согласился и предложил нам сыграть две-три партии в триктрак[82], после вкусной еды.
Я хорошо умел играть в эту игру, а посему согласился, и мы стали играть по пол-луидора за партию. Фортуна улыбалась нам обоим одинаково, и мы проиграли подряд часа четыре, так и не выиграв. В результате мы проиграли до следующего утра. Теперь уже фортуна повернулась ко мне, и к восьми часам я уже выиграл у него сто пистолей. Так как кости уже вываливались у нас из рук от желания спать, он мне сказал, что просит пощады, на что я ответил, что это я ее у него прошу, но не мог об этом сказать, так как выигрывал, но я так же хочу спать, как и он. Так что мы оба были страшно уставшими, мы оставили игру с условием возобновить ее после обеда. Мы легли каждый в свою постель, проспав четыре или пять часов, а потом пошли обедать. Потом мы возобновили игру, и фортуна опять повернулась ко мне лицом, и мой выигрыш дошел до пятисот пистолей. Наконец, думая, что он не сможет заплатить такой большой долг и что нам снова придется играть всю ночь, он попросил меня сыграть несколько партий по триста пистолей. Я охотно согласился и выиграл две первые партии, потом фортуна отвернулась от меня, и я быстро проиграл две следующие. Мы остались при своих и решили сыграть еще одну — решающую. Я проиграл, и у меня осталось всего двести пистолей. Сумма была достаточно большая для такой игры, но хорошо, что он не проиграл восемьсот, так как нет ничего более опасного, чем игра.
