Первостепенная важность для Петра в увеличении государственного дохода и создании уверенности, что это было потрачено мудро и продуктивно, проходит через многие из дел. В 1701 году каждому ведомству было приказано представлять счета своих доходов и расходов, вместе с другой более детальной финансовой информацией: это предвещало серьезную попытку в 1710–1711 годах составить подлинный бюджет (тогда едва известный даже в Западной Европе), хотя не имело практического результата. Кроме того, все годы правления велась непрерывная борьба за накопление запасов драгоценных металлов.
Страна практически не имела каких-нибудь внутренних их источников, хотя главные шахты по их добыче в Нерчинске, на китайской границе, начали добывать небольшое количество серебра в первые годы восемнадцатого столетия, это никогда не имело большого значения. Поэтому экспорт слитков был строго запрещен, и торговцы были вынуждены сдавать в обмен на российские деньги по установленному курсу золото и серебро, которое они приобретали в деловых отношениях с иностранцами.
Из всех новых налогов, введенных при Петре, один далеко превзошел все другие по своим длительным социальным результатам. Это был «налог с души», подушная подать, установленный указом в 1718 году. Это очень важное новшество уже не один раз предлагалось Петру (особенно обер-фискалом Нестеровым в 1714 году). Его введение было явно вдохновлено желанием обеспечить потребности армии, теперь большей частью расквартированной в российских провинциях, поскольку война со Швецией медленно подходила к концу. В феврале 1720 года было рассчитано, что нужно каждый год четыре миллиона рублей, чтобы обслуживать ее, и новый налог был отрегулирован так, чтобы дать именно эту сумму. Он также был предназначен сделать налогообложение более равным и централизованным, уменьшить неравенство между социальными группами и географическими областями, которые скорее характеризовали старую систему раскладки налогообложения на пашню или домашнее хозяйство, чем на человека. Была проведена детально разработанная новая перепись. Списки крепостных крестьян должны были быть составлены их владельцами, государственных крестьян — чиновниками, деревенскими старостами или в некоторых случаях выборными представителями городских магистратов. Затем эти данные должны были сопоставляться в С.-Петербурге. Такие честолюбивые планы были слишком медленны, чтобы принести плоды, несмотря на частое использование охранных офицеров как переписчиков для ускорения работы. К тому же первые данные были очень неточны; их исследование и пересмотр, которые начались в 1721 году, показали, как много налогоплатежных «душ» было сокрыто от хищного взгляда правительства. Только в 1724 году начал взиматься новый налог с крестьян в размере семидесяти копеек с каждого, а с горожан и торговцев — по восемьдесят. Перепись не достигла своей заключительной формы до 1727 года, после смерти Петра.
Насколько далеко подушный налог фактически увеличил реальное бремя налогообложения, не вполне ясно. Цены в России приблизительно удвоились за первые тридцать лет восемнадцатого столетия; и это должно было как-то ограничить воздействие налога, определенного в деньгах. Но ни эти сомнения, ни административные трудности сбора налога не должны скрывать многообразные значения нового налога. Это означало, во-первых, дальнейшее расширение правительственного контроля над классом ремесленников и через него над населением вообще. В 1724 году было приказано составить поименные списки землевладельцев с детальным указанием числа крестьян мужского пола, принадлежащих каждому; из них Сенат должен был составить центральный регистр. Такие методы иллюстрируют централизацию и рационализацию авторитаризма, который был ведущей характеристикой правления Петра. Более важным, однако, было влияние, которое новый налог имел на крестьянство. Прежде всего возникла тенденция к размыванию существенных различий между до настоящего времени довольно отчетливыми социальными группами и ко все большему их объединению, по крайней мере в общих отношениях к «налогу с души». С одной стороны, крепостные (холопы), по сути дела рабы, теперь переходили в статус закрепощенных крестьян, поскольку обе группы были предметом нового налога. С другой стороны, однодворцы, категория мелких независимых арендаторов, происходящих из военных колонистов, которые до настоящего времени никогда не расценивались как самый низкий разряд дворянства, неожиданно обнаружили, что их классифицируют для налоговых целей как крестьян; хотя они весь остаток столетия, с незначительным успехом, боролись, чтобы сохранить свой привилегированный статус. Потребность Петра в доходе, таким образом, имела тенденцию любым способом упростить то, что до настоящего времени было сложным в традиционном обществе, и более равномерно поделить его между крестьянским большинством, в значительной степени несвободным, оплачивающим новую пошлину, и привилегированным правящим меньшинством землевладельцев, не плативших ее. Такое упрощение должно было, по крайней мере в конечном итоге, иметь серьезные и опасные результаты.
Кроме того, механика «подушной подати» делала много, чтобы снизить власть хозяина над своими крестьянами. Он отвечал за сбор с них нового налога и за его выплату представителям центрального правительства в своей местности. Это помогало усиливать его уже доминирующее положение в российской сельской местности и увеличивать его способность злоупотреблять своими полномочиями. Вместе с системой паспортов, введенной в 1724 году, чтобы контролировать бегство и уклонение от военной службы (что также ударило и по свободному передвижению горожан), это подразумевало, что, когда Петр умрет, крестьянин повсюду в большинстве мест России будет более беспомощен, более раним и эксплуатируем, чем когда-либо прежде.
Необходимо понимать, однако, что экономическая политика Петра и, конечно, его экономические амбиции, далеко выходили за рамки поисков увеличения правительственных доходов и расходов. В течение своего правления он нацелился сделать Россию более богатой, а ее экономическую жизнь более производительной и эффективной. Уже во время своего визита в Архангельск в 1695 году он был увлечен потребностью развивать производство, особенно в промышленности, и способствовать торговле. Экономический рост, другими словами, навязывался ему с начала его активного правления российскими условиями. Потребность в этом при всей его личной заинтересованности не была чем-то придуманным под впечатлением его поездки в 1697–1698 годах в относительно богатую Западную Европу или даже в связи с требованиями войны со Швецией (хотя последнее сделало потребность более вынужденной). Его планы предусматривали в российской экономической жизни как введение иностранных влияний и методов в большем, чем когда-либо прежде, масштабе, так и тщательный правительственный контроль и повсеместную поддержку, прежде всего в развитии промышленности. Все же было бы ошибкой рассматривать его как какого-то неразборчивого копировщика методов и приемов из Западной Европы или как сторонника превосходства государства над частной инициативой в экономической жизни. Он никогда не колебался приспосабливать иностранные учреждения или методы к соответствующим российским условиям; так, например, он настаивал в указе 1722 года, вопреки обычной европейской практике, чтобы вход в гильдии России не был ограниченным[101].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
