Судя по очереди, которую я увидела перед Королевской капеллой, усыпальницей Изабеллы и Фердинанда, тела которых лежат в свинцовых гробах, испанцы очень интересуются судьбой этих печально известных монархов. На первом этаже капеллы находятся мраморные гробницы. Там покоятся тела не только Изабеллы и Фердинанда, но и их дочери Хуаны Безумной и ее мужа Филиппа Красивого. Бедная Хуана страдала душевной болезнью.
А ее старший брат умер, как говорили врачи, по причине слишком активной половой жизни, которую он вел с ненасытной женой, Маргаритой Бургундской. Тем не менее они не оставили наследников. Хуана стала королевой Кастилии после смерти Изабеллы, но ее правление было недолгим. Она страстно любила своего женоподобного мужа Филиппа (который, как оказалось, был братом Маргариты Бургундской). Испытывая страстное влечение, она не получала удовлетворения, и это стало причиной ее душевной болезни. Бедняжка Хуана сошла с ума и потеряла бразды правления.
Когда через несколько месяцев внезапно умер ее муж Филипп, Хуана совершенно утратила рассудок. Пребывая в ярости, она не позволяла хоронить мужа, считая его своей собственностью. Однако поверила одному монаху, который обманул ее, сказав, что ее муж вернется к жизни, если она отправится в путешествие по Испании, сев на корабль и взяв с собой быстро разлагающийся труп Филиппа. Хуана устроила парадное шествие: кортеж, запряженный восьмью черными лошадьми, вез катафалк в сопровождении людей с факелами. Хуана постоянно требовала, чтобы гроб с телом мужа открывали и она могла рассматривать кишащий червями труп Филиппа.
В итоге Хуану с трудом оторвали от тела мужа, уже покрытого плесенью. Это было в Тордесильясе, на северо-западе Мадрида, где Хуана провела последующие почти полвека жизни под домашним арестом. В конце концов останки Филиппа перевезли в Гранаду, где теперь благополучно покоятся тела всех членов этой королевской семьи в Королевской капелле. Настоящие гробы с их останками находятся не на первом этаже в гробницах капеллы, а в склепе, в подвале.
Испанцы, желающие отдать дань уважения и увидеть останки этой королевской семьи, выстроились в длинную-предлинную очередь. Наконец пришел и мой черед. Чтобы заглянуть через металлическую решетку в темный склеп, похожий на пещеру, мне пришлось вытянуть шею. Там, в крошечной, лишенной каких-либо убранств комнате, стояли плоские, строгие свинцовые гробы. Туристы, приехавшие в Испанию, не очень-то были впечатлены блеском и богатством Фердинанда и Изабеллы, которые вступили в брак по любви, то есть неосмотрительно.
— Ну и ничего особенного! — недовольно фыркнула женщина, стоящая передо мной. Она явно была разочарована увиденным.
Потом мы гуськом стали подниматься по лестнице, на другую сторону. И тут, когда подошла к другой двери, я увидела, что иду следом за очередной группой пенсионеров. Это был кошмар! У одной пожилой дамы, на которую я обратила внимание, волосы имели фиолетовый цвет, что было очень дерзко с ее стороны, потому что в подобного рода местах это смотрится просто дико.
Пенсионеры, как обычно, постоянно болтали. Они были увлечены тем, что обменивались рецептами приготовления тортильи, а еще обсуждали какой-то ужасный скандал, связанный с некоей Марией, жившей в номере 62. Потом они заговорили о ком-то, кто порицал их пышные формы, которые у них были в прошлом.
Этих пенсионеров сопровождала очень шумная женщина-экскурсовод, размахивавшая ярким зонтиком и, так же как и они, рассуждавшая о чем-то с большим воодушевлением. Ей было все равно, где она и кто рядом с ней.
Тем не менее собор заслуживал внимания всей этой толпы. Его строительство началось через тридцать лет после захвата Гранады христианами, которые явно стремились превзойти мавров в архитектуре. Чтобы добраться до Альгамбры, я потратила немало времени и сил, но это стоило того. Я увидела огромное сооружение, которое потрясло меня своим блеском и красотой. В отличие от всех других соборов в Испании, где хор обычно располагается в центре и тем самым преграждает путь свету, Альгамбра просто сияет. Белые стены, мраморные окна с цветными стеклами, бесценные росписи — все это делает Альгамбру неповторимой.
Я проголодалась, но вытерпела только до половины девятого вечера. Так как было еще очень рано, среди туристов, которые, как и я, отправились на ужин, были лишь люди средних лет.
Солнце село, и стало заметно холоднее. Но в этом не было ничего странного, ведь шел конец октября. Все укутались в куртки с капюшонами и платки и, несмотря ни на что, заняли столики на улице.
— Дорогая, как ты думаешь, что такое кава? — спросил свою жену сидевший неподалеку от меня мужчина, изучая меню сквозь бифокальные очки.
— Не знаю, дорогой! — ответила она, сильнее укутываясь в шерстяную шаль. — Давай я посмотрю в разговорнике.
Она стала искать его на дне своей большой практичной сумки. Покопавшись, достала сначала цифровую камеру, которой ни она, ни ее муж не знали как пользоваться. Затем вытащила наполовину съеденную упаковку с фруктовыми низкокалорийными бисквитами «Маквите». В итоге все-таки нашла то, что искала — крошечную книжку с загнутыми уголками страниц. Похоже, этот разговорник был напечатан в 1960-х годах, когда она и ее муж впервые приезжали на Коста-дель-Соль. (В те времена этот разговорник был диковиной и очень стильной вещицей.) Женщина начала шелестеть страницами, правда, это продолжалось недолго.
— Ну, я не знаю, дорогой, — в конечном счете призналась она. — Кажется, этого слова тут нет! Я думаю, что это какая-нибудь рыба.
Кава — это не рыба, а сорт игристого вина. Местом его рождения считается Каталония, где до конца XIX века девяносто девять процентов этого напитка все еще разливали в бутылки.
После того как район Пенедес подвергся нападению тли, виноградники стали разводить в другом месте, а белый сорт винограда заменили на традиционный красный.
А вот по другую сторону Пиренеев, за двести лет до этого бедствия, французы совершенно случайно изобрели шампанское. (Пиренеи, как известно, это очень высокие горы, поэтому новости распространяются здесь не так быстро.)
Известен тот факт, что несколько бочек с вином были отправлены на корабле из региона Шампань до того, как процесс брожения завершился. Но тогда была зима, и поэтому дрожжи не забродили. Когда весной эти бочки все-таки прибыли куда надо, под воздействием теплых температур дрожжи забродили. Причем вино в тех счастливых бочках забродило не один, а два раза, и когда их вскрыли, вино оказалось игристым.
— Боже мой! — воскликнули французские аристократы, качая головами в париках. — Это вино газированное.
