Его руки скользили по ее телу и не могли насладиться им, в эту минуту он жалел, что у него не десять, не тысяча рук, он целовал ее, задыхался, пытался оторваться от ее губ… Ему это удалось, и он припал к ее грудям, спрятал свое лицо между ними, сдавил их руками и целовал, целовал, целовал…
Она изогнулась, снова сжала его голову и совершенно неистово, с какой-то безумной страстью опять впилась в его губы… Он ничего не видел, не слышал, не понимал, для него она была теперь всем миром, всей Вселенной — она и только она! Он изнемогал, чувствуя, что если это небесное блаженство продлится еще хотя бы минуту — то он умрет, не выдержит! Но он не умирал, а лишь восходил все выше и выше по лестнице сладчайшего на свете чувства.
Они оказались единым целым, словно всю предыдущую жизнь каждый из них только и делал, что искал другого. И не нужны были слова, предваряющие то, что и так неизбежно. Они кидались друг к другу с какой-то неестественной стремительностью, соединяясь резко, быстро, без слов. Иной раз, когда вдруг сбивался ритм ее ускоренного дыхания, когда обнаженные бедра ее с силой обхватывали его, ему казалось, что, наконец, она принадлежит ему. Уткнувшись губами ей в грудь или шею, чувствуя, как сильно пульсирует кровь в ее жилах, он крепко держал ее, прижимая запястья к постели, и входил, входил в нее так глубоко, словно хотел добраться до самого сердца…
Прошло много времени, но было еще темно, когда Игерна повернулась на бок и зарылась лицом в ямку на его плече. Полусонный, он почувствовал, как прижимается к нему обнаженное тело.
Эохайд отстранился и поднялся, глядя сверху вниз на белое, как снег, тело Игерны, такое таинственно прекрасное, каким может быть только женское тело во мраке ночи, освещенное лишь неясным лунным светом.
Вот интересно, что делают благородные господа после ночи любви?..
Эомар вдруг понял, что произнес это вслух, хотя и шепотом.
Девушка, однако, услышала, видать не спала.
— Не сказать, что могу похвастаться таким уж сильно большим опытом, — слегка спросонья пробормотала она, — но обычно то же, что и какой-нибудь мужлан-мельник, попользовавшись батрачкой: отворачиваются к стене и принимаются храпеть. А бедная девица все считает дни и мучается — не прокисла ли настойка морковного корня и не подсунул ли знахарь какую-то дрянь за ее серебро… Это в лучшем случае.
— А в худшем? — заинтересовался Счастливчик.
— В худшем? — с затаенной горечью усмехнулась его возлюбленная. — Встает с твоей постели и идет к жене или к другой бабе. А ты как думал?
— Ну, — у Эохайда промелькнуло ощущение, что сейчас можно быть откровенным и не стесняться. — Вроде им полагается читать своим возлюбленным стихи или петь серенады… Или серенады поют до того?
— Точно, — Игерна приподнялась на локте, обратив на него вполне бодрый взгляд. — До того, как в эту постель залезут. Впрочем, бывает и после тоже. Насчет серенад это все вы, мужчины, мастера — лишь бы подол задрать позволили. Но поют, случается. А так — все как у людей. Неужто у тебя не было ни одной знатной дамы, чтобы от нее узнать такие вещи?
— Да откуда же? — искренне усмехнулся Эохайд.
— Да так… — Отважная передернула смуглыми плечами. — Если наших ребят послушать, то они перепробовали всех леди на Ледесме, за вычетом разве аббатисы Мирты…
Капитан опять рассмеялся — настоятельница местной обители Анахитты восьмидесятилетняя старушенция, матерая ханжа, регулярно обрушивавшая проклятия на головы проституток Стормтона, по слухам, в молодости была изрядной греховодницей.
— Нет, не завелось у меня знатных дам как-то, ну вот разве что ты…
Вообще-то ему приходилось слышать от своих многочисленных (чего греха таить) продажных девиц слезливые рассказы про папу барона или графа, умершего накануне свадьбы с матерью красотки — горничной или прачкой, которую он, разумеется, полюбил прекрасной и чистой любовью. Ну, или на худой конец — о бедной сиротке-дворянке, обманом сданной в дом разврата злой мачехой. Но как все те же шлюхи объясняли, подобные истории они любят рассказывать, дабы выжать из сострадательного клиента слезу и пару скеатов сверх обычной платы.
— Да, — она вновь усмехнулась, — как у нас в Малганьере говорили про глупых девок: «Думает, что у кабальеро все не так как у холопа, и даже корень — квадратный»…
Он машинально отметил, что вообще-то, как любит говорить сама Игерна, она родом из Валиссы. Но мало ли — в пираты нечасто попадали путями прямыми и почти никогда — путями праведными.
— Значит серенады и стихи, — повторила она. — Я бы спела, так ребята отдыхают. А вот насчет стихи почитать… Чего бы тебе почитать?
Бряцая доспехом ржавым,В седле из кож человечьих,Въезжает Смерть в этот городИ я выхожу навстречу…
Копье из драконьей кости,И шлем — исполина череп…
— растерянно подхватила строфы девушка. — Вот это да! Ты читал Лоренсо де Гаргару? Откуда? Это же «Последний защитник Архатены» — его и у нас-то не всякий знает… А еще что-нибудь?
Счастливчик порылся в памяти.
Смерть и Время царят на Земле,Ты владыками их не зови:Все, кружась, исчезает во мгле,Неподвижно лишь солнце Любви…
— Ух ты! И Арсаф иб Фарим! — восхитилась Игерна. — Ну если ты прочтешь мне еще Савелиду, да еще «Каса дель Муэрте»…
Можно и донью Савелиду, — пожал плечами Эохайд.
…Но ты, у берега моряСтоящий на крепкой стражеМорской тюремщик, запомниВысоких копий сверкание,Боев нарастающий грохот,Пляс языков пожараИ волю людей, что проснулась,Став сильнее дракона…
На этом познания по части стихов у него закончились, но продолжать и не требовалось. Игерна была просто потрясена и восхищена.
— Нет, тут только Фаурицио Маро не хватает!.
— Фра Фаурицио? Извольте, донна! — улыбнулся Эохайд. — Как раз к случаю…
А был бы хоть час — я пропел быТебе о любви настоящей,О страсти — как солнце горячей,И как водопады звенящей.О девушке, что вдоль обрыва,Ходила и струи потока,В холодную глину кувшинаВливала с неспешностью сока.О парне из хижины горной,Что жил на соседней вершине,О муже с улыбкою черной,И сердцем мрачнее пустыни,О том, как клинки закаляют,И как избегают позора —О горьком горе и счастьеЯ спел бы тебе, о сеньора!Со мною у этих откосовТебя б потянуло остаться…
…Да ночь коротка, как навахаЗажатая в каменных пальцах,
— закончила Игерна, поднимая руки в знак признания полного поражения. — И откуда ты всё это знаешь??
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
