лицо самого Христа,
Мертвый и богоподобный, брат всем и каждому, он снова
лежит здесь.
КОГДА Я СКИТАЛСЯ В ВИРГИНСКИХ ЛЕСАХ
Когда я скитался в Виргинских лесах
Под музыку листьев, под ногами шуршавших (была уже осень),
Я заметил под деревом могилу солдата,
Он был ранен смертельно и похоронен при отступленье - я
сразу все понял:
Полдневный привал, подъем! Надо спешить! И вот надпись
Нацарапана на дощечке, прибитой к стволу:
"Храбрый, надежный, мой хороший товарищ".
Долго я стоял там и думал, а потом побрел дальше.
Немало лет протекло с тех пор, немало событий,
Но в смене лет, событий, наедине и в толпе, я порой вспоминаю
Могилу неизвестного солдата в Виргинских лесах, с надписью
краткой:
"Храбрый, надежный, мой хороший товарищ".
КАК ШТУРМАН
Как штурман, что дал себе слово ввести свой корабль в гавань,
хотя бы его гнало назад и часто сбивало с пути,
Как следопыт, что пробирается вглубь, изнуренный
бездорожною далью,
Опаленный пустынями, обмороженный снегами, промоченный
реками, идущий вперед напролом, пока не доберется
до цели,
Так даю себе слово и я сложить для моей страны - услышит ли
она или нет - боевую походную песню,
Что будет призывом к оружью на многие года и века.
ВРАЧЕВАТЕЛЬ РАН
1
Согбенный старик, я иду среди новых лиц,
Вспоминая задумчиво прошлое, отвечаю ребятам
На их: "Расскажи нам, дед", и внемлющей мне молодежи
(Взволнован, ожесточен, я думал забить боевую тревогу,
Но пальцы мои разжались, голова поникла, - я снова
Стал раненым боль облегчать, над мертвыми молча
скорбеть);
Скажи о военных годах, об их неистовом гневе,
Об их беспримерных героях (иль только одной стороны? Ведь
был так же храбр и противник),
Так будь же свидетелем вновь - расскажи о двух армиях
мощных,
О войске стремительном, славном, - поведай о том, что видел,
Что врезалось в память тебе. Какие битвы,
Победы и пораженья, осады навек ты запомнил?
2
О девушки, юноши, любимые и дорогие.
От ваших вопросов опять в памяти прошлое встало;
Вновь я, солдат, покрытый пылью и потом, прямо с похода
Кидаюсь в сраженье и с криком после удачной атаки
Врываюсь во взятый окоп." Но вдруг словно быстрый поток
все уносит,
И все исчезает, - не вспомню о жизни солдатской
(Помню, что было много лишений, мало утех, но я был
доволен).
В молчанье, в глубоком раздумье,
В то время как мир житейских забот и утех дальше несется,
Забытое прочь унося, - так волны следы на песке смывают,
Я снова вхожу осторожно в двери (и вы все вокруг,
Кто б ни были, тихо идите за мной и мужества не теряйте).
Неся бинты, воду и губку,
К раненым я направляюсь поспешно,
Они лежат на земле, принесенные с поля боя,
Их драгоценная кровь орошает траву и землю;
Иль под брезентом палаток, иль в лазарете под крышей
Длинный ряд коек я обхожу, с двух сторон, поочередно,
К каждому я подойду, ни одного не миную.
Помощник мой сзади идет, несет поднос и ведерко,
Скоро наполнит его кровавым тряпьем, опорожнит и снова
наполнит.
Осторожно я подхожу, наклоняюсь,
Руки мои не дрожат при перевязке ран,
С каждым я тверд - ведь острая боль неизбежна,
Смотрит один с мольбой (бедный мальчик, ты мне незнаком,
Но я бы пожертвовал жизнью для твоего спасенья).
3
Так я иду! (Открыты двери времени! Двери лазарета
открыты!)
Разбитую голову бинтую (не срывай, обезумев, повязки!),
Осматриваю шею кавалериста, пробитую пулей навылет;
Вместо дыханья - хрип, глаза уже остеклели, но борется жизнь
упорно.
(Явись, желанная смерть! Внемли, о прекрасная смерть!
Сжалься, приди скорей.)
С обрубка ампутированной руки
Я снимаю корпию, счищаю сгустки, смываю гной и кровь;
Солдат откинул в сторону голову на подушке,
Лицо его бледно, глаза закрыты (он боится взглянуть
на кровавый обрубок,
Он еще не видел его).
Перевязываю глубокую рану в боку,
Еще день, другой - и конец, видите, как тело обмякло, ослабло,
А лицо стало иссиня-желтым.
Бинтую пробитое плечо, простреленную ногу,
Очищаю гнилую, ползучую, гангренозную рану,
Помощник мой рядом стоит, держа поднос и ведерко.
Но я не теряюсь, не отступаю,
Бедро и колено раздроблены, раненье в брюшину.
Все раны я перевязываю спокойно (а в груди моей полыхает
пожар).
4
Так в молчанье, в глубоком раздумье
Я снова по лазарету свой обход совершаю;
Раненых я успокоить стараюсь ласковым прикосновеньем,
Над беспокойными ночи сижу, есть совсем молодые,
Многие тяжко страдают, - грустно и нежно о них вспоминаю.
(Много солдат обнимало вот эту шею любовно,
Много их поцелуев на этих заросших губах сохранилось.)
ДОЛГО, СЛИШКОМ ДОЛГО, АМЕРИКА
Долго, слишком долго, Америка,
Путешествуя по дорогам гладким и мирным, ты училась только
у радости и процветания,
Но теперь, но теперь настала пора учиться у горестей, бороться
со страшными бедами и не отступать,
И теперь только можно понять и показать миру, каковы твои
дети в массе своей
(Ибо кто, кроме меня, до сих пор понимал, что являют собой
твои дети в массе своей?).
ДАЙ МНЕ ВЕЛИКОЛЕПНОЕ БЕЗМОЛВНОЕ СОЛНЦЕ
1
Дай мне великолепное безмолвное солнце со снопами лучей
раскаленных,
Дай мне налитых соком красных плодов, созревших в осеннем
саду,
Дай мне поле, где травы, не зная косы, растут на приволье,
Дай мне зелень деревьев, виноград на шпалерах,
Дай маис молодой, молодую пшеницу, дай медлительность мирных
животных - они учат довольству,
Дай мне тихую, тихую ночь, как бывает на взгорьях к западу от
Миссисипи, где глядел я вверх на звезды,
Дай мне запах прекрасных цветов в саду на рассвете, - где я
мог бы бродить в одиночестве.
Дай мне женщину в жены - у нее сладкое дыханье, от нее
никогда не устанешь,
Дай мне чудо-ребенка - дай спокойную жизнь, вдали от
городской суеты и шума, в деревне,
Дай мне спеть мои песни, как птице, когда захочется спеть их
свободно, для своего только слуха,
Дай мне чувство уединения - дай мне Природу, ее
первозданность, здоровье!
Так взывал и молил я (бесконечно измучась, устав от войны);
Так взывал день за днем, просил, открывая все сердце.
Я и ныне взываю, но все же я верен тебе, о мой город;
Я хожу, о мой город, по твоим мостовым много лет,
Я давно пленен тобой, город, отпустить меня ты не хочешь,
Ты с избытком питаешь мой дух - ты даешь мне видеть лица
(Я мечтал убежать, уйти от тебя, но ты меня покоряешь,
И уже развеяно то, к чему взывала моя душа!).
2
Пусть у тебя будет великолепное безмолвное солнце,
Пусть у тебя будут леса, о Природа, и тихие опушки,
Пусть у тебя будут поля клеверов и тимофеевки, фруктовые
сады и посевы маиса,
Пусть у тебя цветет гречиха и в ней гудят сентябрьские
пчелы
Дай мне улицы, лица людские - дай эти толпы, нескончаемо
движущиеся по тротуарам!
Дай миллионы глаз, дай женщин, дай тысячи товарищей
и влюбленных!
Новых встречать хочу каждый день - новые руки в своих руках
держать каждый день!
Дай мне ярчайших зрелищ! Улицы дай Манхаттена!
Дай мне Бродвей, где маршируют солдаты, - дай дробь
барабанов и звуки труб!
(Солдаты построены в роты или полки - часть их, отправляясь
в далекую даль, горит отвагой,
Другие - время их истекло - возвращаются в поредевших
рядах - молодые и все же очень старые, устало идут,
не замечая ничего вокруг.)
Дай мне берега и пристани с тесно обступившими их черными
кораблями!
Это по мне! Жизнь, полная напряжения! Многоликая,
насыщенная до краев!
Жизнь театров, баров, больших гостиниц - она по мне!
Салон парохода! Палуба с толпами людей, движение - это
по мне! И факельное шествие!
Плотно сбитый отряд, отправляющийся на войну,
с нагруженными повозками позади,
Бесконечный поток людей, охваченных страстью, с сильными
голосами, людей, всегда в действии,
Улицы Манхаттена - их могучий пульс, звучащие, как ныне,
барабаны,
Не знающий покоя, шумный хор, звяканье и лязг мушкетов
(и даже вид раненых),
Толпы Манхаттена - их музыкальный хор - разноголосый
