В финансовой сфере против натиска ориентированной на технологию автоматизации выступил Королевский банк Канады (The Royal Bank of Canada). Его руководство установило в операционных отделениях банка на Уолл-стрит оригинальную компьютерную программу (названную THOR), замедляющую передачу распоряжений о покупках и продажах, чтобы защитить их от манипуляций слишком торопливых биржевых спекулянтов. Когда замедлили выдачу распоряжений, обнаружилось, что торг стал чаще оканчиваться привлекательными для покупателей сделками. Банк признаёт, что идет на компромисс, сопротивляясь технологическому диктату быстрого потока данных. Воздерживаясь от скоростных торгов, он получает меньше денег на каждой отдельной сделке, но считает, что в долгосрочной перспективе верность клиентов и снижение рисков приведут к увеличению общей прибыли [35].
Один из бывших сотрудников банка, Брэд Кацуяма, пошел еще дальше. Заметив, что фондовый рынок сдает позиции под натиском биржевых маклеров, совершающих частые сделки, он создал новую и более честную биржу – IEX. Открытая в конце 2013 года биржа налагает строгие рамки на работу автоматизированных систем. Скорость потока данных регулируется таким образом, чтобы все участники торгов получали сведения о ценах и другую информацию одновременно, что нейтрализует преимущества алчных биржевых контор, помещающих свои компьютеры в непосредственной близости от биржи. IEX запрещает использование некоторых типов торга и вознаграждений, дающих преимущества быстрым алгоритмам. Кацуяма и его коллеги используют сложную технологию для уравновешивания шансов людей и компьютеров. В некоторых странах приняты законодательные акты, призванные обуздать автоматизированные торги. В 2012 году во Франции был введен небольшой налог на каждую сделку. Примеру Франции в следующем году последовала Италия. Алгоритмы быстрых торгов разработаны для стратегии скупки и продажи ценных бумаг мелкими порциями. Каждая сделка приносит минимальный доход, но таких сделок совершается несколько миллионов в минуту, и даже небольшой налог оборачивается крупными деньгами, что делает применение скоростных алгоритмов менее привлекательным.
Попытки направить автоматизацию в нужное русло внушают надежду. По крайней мере, некоторые компании и государства начали сомневаться в ее тотальных преимуществах, но это лишь исключение из правила, а перспективы масштабов использования остаются пока туманными. Как только автоматизация, ориентированная на технологию, берет верх, становится очень трудно изменить ход событий. Компьютерные программы начинают диктовать, как выполнять работу, формировать спрос покупателей, навязывать методы получения прибыли. По словам историка Томаса Хьюза, этот процесс является образцом «технологического давления» [36]. На ранних стадиях применения новых компьютерных технологий они были достаточно эластичными. Формы и методы их применения изменялись не только в зависимости от желаний разработчиков, но и исходя из интересов работников и всего общества в целом. Когда современная автоматизация внедряется в физическую инфраструктуру, в торговые и экономические учреждения, ее диктат становится невероятно трудно остановить. На этой стадии возникает интеграция технологии в общество, и она продолжает двигаться вперед, повинуясь своим собственным законам. Естественно, со временем и эти технологии устареют и будут заменены новыми, которые сохранят и увековечат применение технологического подхода к автоматизации.
Например, качество работы в гражданской авиации зависит от точности управления. Компьютеры лучше, чем пилоты, рассчитывают самый экономичный маршрут, самолеты могут сближаться на меньшие дистанции. Здесь и скрывается противоречие между желанием повысить квалификацию пилотов и дальней автоматизацией. Авиакомпании едва ли согласятся нести убытки, а законодатели не пойдут на ограничения возможностей бортовых компьютеров только ради того, чтобы пилоты оттачивали свое мастерство. Катастрофы, обусловленные отказами бортовых компьютеров самолетов, крайне редки, и с ними, как кощунственно это ни звучит, мы должны смириться ввиду эффективности и экономичности автоматизированных систем. В здравоохранении страховые и больничные компании смотрят на автоматизацию как на средство снижения расходов и повышения эффективности. Они почти наверняка будут вынуждать лечебные учреждения переходить на автоматизированное оказание медицинской помощи, несмотря на озабоченность врачей возможностью потерять самые ценные навыки и квалификацию.
На финансовых биржах компьютер совершает сделку в течение десяти микросекунд (то есть за одну десятимиллионную долю секунды), в то время как человеку на то, чтобы просто среагировать на новое событие, требуется приблизительно четверть секунды. Компьютер может выполнить десять тысяч сделок за то время, пока оператор просто моргнет глазом [37]. Скорость работы машины устраняет человека.
Обычно считается, что те или иные технологии, принятые в разных отраслях и способствующие их развитию, априори улучшают качество труда. Если исходить из такой точки зрения, то прогресс – это своего рода дарвиновская эволюция. Люди изобретают множество разнообразных технологий, они конкурируют между собой за пользователей и покупателей, но побеждает в этой борьбе самая лучшая из технологий. Выживают лишь наиболее приспособленные инструменты автоматизации. Это оптимистический взгляд на прогресс, подпитанный, по мнению покойного историка Дэвида Нобла, «…бесхитростной верой в объективную науку, экономическую рациональность и рынок». Но, как объясняет тот же Нобл в своей вышедшей в 1984 году книге «Forces of Production» («Производительные силы»): «Искаженный взгляд на вещи… рисует технологическое развитие как процесс, с одной стороны, автономный и нейтральный, а с другой – рассудочный и саморегулирующийся. В обоих случаях считают, что люди не влияют на него» [38]. Вместо сложностей, превратностей и интригующих подробностей истории взгляд на технический прогресс одаривает нас упрощенными фантазиями, основанными на прошлом опыте.
Нобл наглядно показывает сложный и извилистый путь, которым технологии завоевали всеобщее признание и влияние, на примере истории автоматизации машиностроительной промышленности за годы, прошедшие после Второй мировой войны. Изобретатели и инженеры предложили несколько разных технологий для программирования работы токарных, сверлильных и других станков. Каждый из методов имел как плюсы, так и минусы. Одну из самых простых и одновременно изобретательных систем, названную Specialmatic, изобрел дипломированный инженер Феликс Карузерс, выпускник Принстона. Систему продавала маленькая нью-йоркская компания Automation Specialties. При использовании ключей и наборных дисков, кодировавших и направлявших работу машины, Specialmatic передавал всю ответственность за программирование в руки квалифицированного механика, работавшего в цехе. «Оператор машины, – писал Нобл, – мог устанавливать и регулировать скорость подачи материалов в машину, опираясь на накопленный опыт, позволявший выполнять задания на основании вида, звука и запаха обрабатываемого металла» [39]. Система включала в работу опыт и знания рабочего, Specialmatic обеспечивал немалую экономическую выгоду: хозяевам заводов не надо было оплачивать труд многочисленных инженеров и консультантов для программирования. Система Карузерса удостоилась похвалы в журнале American Machinist, который отметил, что Specialmatic сконструирован так, что позволяет настраивать режим и программировать работу станка. Рабочий трудится с большей эффективностью, так как система позволяет ему сохранять контроль над машиной в течение всего цикла работы станка [40].
Но Specialmatic не смог удержаться на рынке. В то же самое время, когда Карузерс трудился над своим изобретением, командование ВВС США вкладывало деньги в научно-исследовательскую программу, осуществлявшуюся группой ученых МIT, имевшей давние и тесные связи с военным ведомством. Они разработали методику «численного управления» с помощью технологии цифрового кодирования – предшественницы современных цифровых компьютерных программ. Эта система не только осыпала разработчиков золотым дождем щедрых правительственных субсидий и подняла их престиж в научных кругах. Она очень понравилась владельцам и менеджерам предприятий, так как перед лицом растущего рабочего движения они стремились максимально автоматизировать производство, чтобы подорвать влияние рабочих и их профсоюзов. Система числового программного управления стала воплощением всеобщего восхищения цифровыми ЭВМ, появившимися после войны. «Разработанная в МIT система числового управления, – как позднее писал один из членов Society of Manufacturing Engineers (Общества фабрично-заводских инженеров), – была сложным и дорогим уродством» [41], но такие гигантские компании, как General Electric и Westinghouse Electric Company, с восторгом ухватились за эту технологию, не оставив Specialmatic ни единого шанса. Системе числового управления не пришлось доказывать свою живучесть в конкурентной эволюционной борьбе, она была объявлена победительницей еще до начала соревнования. Автоматизация, ориентированная на технологию, победила. Что касается широкой публики, то она так и не узнала, что выбор был сделан без нее.
