с ней, пока не поправится. А потом заболеет хомяк любимой бабушки…Ну уж нет. С меня хватит!" со злостью думала Арина. 
— Тогда вали на неделю или две обратно домой.
 — Но Арина, ты должна меня понять, у меня дети, которых я не могу оставить..
 Арина обернулась к Артему и пристально посмотрела на него. Почему только сейчас, через столько лет, розовые очки исчезли? Она увидела перед собой не своего Артёма, с которым познакомилась тогда в клубе и на которого не могла надышаться. Сейчас перед ней стоял трус с комплексами, который самоутверждался за счёт двух глупых женщин.
 Она встала, подошла к нему и с улыбкой сказала:
 — Так и не бросай. Что ты тут забыл, если у тебя жена и дети? Ключи отдай.
 В глазах Артёма были страх, непонимание и какое-то унизительно-слезливое чувство, которому Арина не могла подобрать название.
 — Ключ отдай и иди к семье, — твёрдым голосом повторила она. — Здесь тебе больше не рады.
 Артём заколебался, но, положив ключ в раскрытую ладонь Арины, проговорил:
 — Я знаю, что ты мне позвонишь. Я нужен тебе, чтобы оплачивать вот это, — он обвёл взглядом квартиру, — всё.
 — Да-да. " Блаженны верующие". Ты, если не заметил, я сама в состоянии оплачивать все это и не только. Давай на выход.
 Арина сама не ожидала, что сможет так прямо и резко поставить точку. Она думала, что будет плакать, что на душе будет камень, а тут оказалось, что как раз камень-то и пропал. Стало сразу как-то легче дышать.
 Артём распахнул дверь и вышел из квартиры, но тут же остановился. За дверью, протягивая руку к звонку, стоял парень. На вид лет 27, среднего роста, обычного телосложения, в джинсовой куртке на белой футболке. Единственное, что выделялось на приятном лице- старый шрам на правой щеке.
 — Добрый вечер, — проговорил он. — Арина, я не вовремя?
 Она смотрела на парня и не понимала, откуда знает ее имя.
 " Вроде голос знакомый".
 — Так ты уже и хахаля себе завела? Вот оно в чём дело! Не пиши мне больше и не звони, — крикнул Артём, сбегая вниз по лестнице.
 Арина стояла, прислонившись к дверному косяку и смотрела на парнишку.
 — Слушай, я явно не вовремя. Ты прости, — проговорил тот, краснея, и собираясь уйти.
 — Погоди. Ты вообще кто?
 Парень смутился.
 — Я Леша. Вчера помог тебе водку до дома….кхм. донести…
 Арина улыбнулась.
 — Знаешь, Леша, а проходи. Раз мы провели ночь вместе, наверное можно уже и познакомиться.
  Радость материнства
 Я сижу в ванной и ору в подушку, которую прихватила из спальни, убегая и спасаясь от дикого крика, который не прекращается уже несколько недель.
 Я убежала от своего ребёнка.
 Сидя на холодном кафельном полу, чувствую, как разгорячённое тело понемногу начинает остывать. Но это только тело. А разум всё так же пылает и отказывается принимать действительность.
 Орать уже не хочется, да и не помогает это. Крик через пухлое препятствие, воняющее перьями и пылью, не может перекрыть надрывный плач, прорывающийся в мозг сквозь темноту моего убежища.
 Я слышу только крики. Только крики, крики, бесконечные крики.
 Помню тот момент, когда невыносимая боль потуг сменилась облегчением и мне шмякнули на грудь грязный, сморщенный, синий комочек. Что я чувствовала? Счастье от того, что всё закончилось, счастье, что мы с малышом живы. А потом посмотрела на ребёнка и неимоверной гормональной волной меня накрыла необъятная, безграничная любовь.
 Я целовала его маленькие пальчики, гладила крошечный носик. А как он пах…Этот запах. Когда утыкаюсь носом в его макушку, то чувствую тоже, что и тогда. Что отдам душу, тело, всё, ради него.
 Потом меня увезли в одну палату, его в другую. Мы виделись, когда приносили кормить, когда я прогуливалась по отделению, где весь замотанный в пеленку лежал мой сынок. И это было самое счастливое время.
 Да, было тяжело по началу. Грудь превратилась в одну сплошную мозоль, но я была всё равно счастлива.
 Потом выписка. Шарики, цветы, квартира, украшенная праздничными плакатами и эйфория первых дней материнства сменилась адом.
 Я слышу этот крик постоянно. Не могу сходить в туалет нормально, в душ. Я слышу только, как он орет и мне раздирает это душу.
 Муж придумал, что ему надо работать много, и лучше 24 часа.
 — Я же ради вас стараюсь, чтобы у вас всё было.
 А если мне не нужно это " всё"? Если мне нужно, что бы мой любимый человек был рядом? Что бы он мог посидеть пару часов с ребёнком, а я одела бы чистую одежду, накрасила глаза и пошла в люди. В обычный продуктовый магазин внизу нашего дома. Что бы спокойно прошлась между стеллажами с хлебобулочными изделиями, консервами и овощами. Что бы ощутила себя частью живого мира, а не предметом мебели или едой.
 — Почему ты не прибрала в квартире? И где глаженная рубашка? — спрашивает меня Паша в те редкие минуты, когда все же появляется дома.
 Что? Рубашка? А ручки у тебя на что? Я не могу помыться, а ты про рубашку! И никто не спросит, как я себя чувствую. Почему-то всем стало плевать на меня. На меня! На отдельного человека, на личность! Все спрашивают, а как малыш? Сколько поел, сколько срыгнул, покакал, пописал. Почему никто не спросит, как у меня дела? Что чувствую я и нужна ли мне помощь? Я перестала быть собой. И превратилась из красивой, ухоженной женщины в растрёпанную нервную бабку.
 — Одевайся теплее. Ешь витамины и правильно питайся.
 Нет, это говорит мне мама не потому, что волнуется за меня, а потому, что внук не должен страдать от нехватки витаминов. А если не хватает молока, потому что он вырос, то значит плохо ем, нервничаю или плохая мать, так как не хочу чаще прикладывать к груди.
 Я прикладываю. 24 часа в сутки. Если он не есть, то орёт. Если не орёт,