— Минуточку!
Я вернулась, помешивая кофе и держа газету под мышкой.
— Дети уже встают. У тебя две минуты на демонстрацию рубашек.
— Я еще не готов.
Я села в кресло в углу и принялась просматривать заголовки в газете.
— Ты только посмотри на это! — Филип в полном восторге облек свой мускулистый торс в желтую рубашку. Пряди влажных каштановых кудрей прикрывали верхний край воротника; он зачесал волнистые волосы назад и пригладил их рукой. Усмехаясь себе под нос и мурлыкая какую-то песенку, он начал застегивать пуговицы.
— Очень мило, Филип. Хорошая ткань. Ты сделал удачный выбор.
Я вернулась к газетам, краем глаза наблюдая за тем, как он легким шагом приблизился к своему гардеробу из красного дерева и начал рыться в серебряной чаше, которую выиграл в парусной регате в школе. Он отобрал три пары запонок и разложил на бюро — маленький ритуал, который утвердился с тех пор, как Филип стал зарабатывать достаточно, чтобы позволить себе больше одного комплекта хороших запонок. Выбор пал на золотые штанги от «Тиффани» с синими лазуритовыми камешками на концах — это были его любимые запонки.
— Ну, хорошо, дорогой. — Я отбросила газеты и пошла к двери. — Ты закончил? Ничего, если я…
Вдруг буквально из ниоткуда появилась большая грозовая туча.
— Черт!
С новой рубашкой явно было что-то не так. Филип пытался вставить запонки в слишком маленькие для них отверстия. Похоже, это начинало его сердить.
Сняв рубашку в желтую полоску, он прищурился.
Тут вошла, протирая глаза спросонок, наша пятилетняя дочь Грейси и схватила его за ногу.
— Не сейчас, зайка. Папа тебя очень любит, но сейчас он занят. — Он развернул Грейси по направлению ко мне, и я взяла ее на руки.
Филип снова подошел к кровати, на этот раз куда менее бодро, и достал другую рубашку, в сиреневую полоску. Помедлив, он глубоко вздохнул, словно бык на корриде перед тем как броситься в атаку. Приложив к себе накрахмаленную рубашку, он склонил голову набок — он явно пытался сохранить хорошее настроение. Стоя у кровати в синих в клеточку трусах-боксерах, белой футболке и черных носках, Филип надел новую рубашку и снова попытался засунуть лазуритовые запонки в дырки. Они снова не подошли. В комнату зашел наш пес, ирландский терьер Гасси, и сел, склонив голову набок, точно так же, как Филип минуту назад.
— Не сейчас, Гасси. Иди отсюда!
Пес склонил голову в другую сторону, но продолжал сидеть, не сдвинувшись с места ни на сантиметр.
Прикусив губу, я стояла с Грейси на руках, прислонившись к дверному косяку спальни.
Юристы в третьем поколении с гарвардским дипломом психологически не приспособлены справляться с мелкими бытовыми разочарованиями. Особенно юристы вроде Филипа, родившиеся и выросшие на Парк-авеню. Их растили няни, им готовили обед повара, а швейцары открывали перед ними двери. Они могут в одно мгновение заработать и потерять триста миллионов долларов для своего клиента и даже глазом не моргнуть, но боже упаси, если водитель после вечеринки окажется не там, где ему положено. Когда на пути моего мужа встает какая-нибудь бытовая мелочь, его реакцию нельзя назвать адекватной ни по каким меркам. И, как правило, чем меньше неприятность, тем сильнее взрыв.
Сегодняшнее утро было превосходным тому примером. И еще папа сегодня явно не соблюдал правила насчет ругательств, которые сам же установил для детей.
— Долбаный мистер Хо, чертов коротышка-лизоблюд, приперся из Гонконга, содрал с меня чертово состояние за десять долбаных рубашек ручной работы с двумя, черт побери, примерками, и он, видите ли, не может сделать нормальные дырки? За две с половиной сотни долларов не может сделать чертовы дырки? — Он метнулся обратно в гардеробную.
Я устроила Грейси под одеялом в нашей постели; она лежала, плотно сжав губы и широко распахнув глаза. В свои пять лет она понимала, что папа ведет себя как маленький, но при этом она прекрасно знала, что лучше помалкивать на этот счет, в противном случае папе это совсем не понравится. Тут в спальню вошел наш двухлетний сын Майкл и, добравшись до кровати, поднял руки — мол, мама, помоги забраться. Я уложила его рядом с Грейси и поцеловала в макушку.
Я сражалась с молнией на блузке, находясь в состоянии ожидания, ибо знала, что…
— Дже-е-ейми-и-и.
Когда Филип сделал мне предложение, он сказал, что ему нужна женщина с собственной карьерой, женщина, у которой, прежде всего, есть интересы вне дома. Он заявил, что он современный мужчина, и ему не требуется, чтобы жена его обслуживала. После десяти лет совместной жизни я беру на себя смелость с этим не согласиться.
Я поставила детям кассету с «Пинки Динки Ду» и спокойно пошла на крик, теперь уже доносящийся из кабинета, гадая, сколько американских женщин в настоящий момент времени имеют дело с утренней истерикой своих мужей по дурацкому поводу.
— Сколько раз нужно говорить Каролине не трогать то, что лежит на моем столе? Скажи ей, что она, черт ее побери, вылетит с работы, если еще хоть раз возьмет с моего стола ножницы.
— Дорогой, это же всего лишь проблема с запонками. Вряд ли она брала их, наверное, ты просто положил их…
— Извини, милая. — Он взял меня за руку и поцеловал в лоб. — Но я всегда, всегда их кладу вот в этот кожаный стаканчик, чтобы знать, где их искать, если они понадобятся. Чертовы тупые китаезы. Чертов мистер Хо.
— Филип, успокойся. И не называй китайцев тупыми китаезами, ты ведь не имеешь этого в виду. Хватит, это очень грубо. Я принесу тебе другую рубашку.
— Мне не нужна другая рубашка, Джейми. Мне нужны маленькие ножницы, лучше всего маникюрные, чтобы прорезать дырку чуть побольше.
— Филип, так ты испортишь рубашку. — Я протянула ему превосходную чистую рубашку из шкафа. При виде ее, он закрыл глаза и сделал глубокий вдох через нос.
— Мне надоели старые рубашки.
Он принялся выдергивать ящики своего стола и рыться в них, пока не нашел маленькие серебряные маникюрные ножницы. Следующие две минуты я любовалась тем, как мой муж, работающий в престижной юридической фирме, пытался проводить хирургические операции над дорогим египетским хлопком.
Запонка прошла сквозь дырку и упала на пол.
— Долбаная дырка! Теперь она слишком большая!
В этот неудачный момент вошел Дилан. Он не понимал, что происходит, да ему, в общем-то, было все равно.
— Пап, я все слышал. Ты сказал плохое слово, так что с тебя доллар. Мама не может мне сделать математику, у нее даже проценты не получаются. — Дилан протянул отцу учебник математики для четвертого класса. — Помоги мне.
