— Куда мы идем? — поинтересовалась Виола, когда они вышли за ограду.
— Умываться, — ответил Бьорн. — Или у вас в Ангалонии принято ходить грязными?
— Конечно нет! — фыркнула она.
Они спустились к реке, где среди зеленых камышей поблескивала чистая заводь. Бьорн снял сапоги, сбросил тунику и, подкатив штанины, вошел по колено в воду, спугнув по дороге дружную компанию лягушек.
Виола осталась на берегу. Бьорн стоял к ней спиной и умывался, набирая воду в ладони. На мощной шее виднелась четкая граница между загаром и белой кожей, под которой бугрились крепкие мускулы. Темно-синяя вязь татуировок опутывала всю левую руку, доходя до лопатки.
Широченные плечи, узкие бедра, подтянутый округлый зад, мягко подчеркнутый полотняными штанами… О, господи! Не пристало приличной девице так откровенно пялиться на мужчину, да еще и на дикаря, но Виола ничего не могла с собой поделать: красивое тело, закаленное боями и упражнениями, так и притягивало взгляд.
Покончив с умыванием, Бьорн повернулся к ней. Солнце и вода позолотили светлые волосы на могучей груди. Ее левую половину украшали синие руны, а из-под правого соска почти до пупка тянулся наискось багровый шрам. Виола стыдливо опустила ресницы. Хоть воздух и был насыщен прохладной росой, но у нее вдруг взмокли подмышки.
— А ты почему не моешься? — поинтересовался он.
Виола взглянула на реку — над блестящей гладью клубился белесый туман. Брр! — вода должно быть жутко холодная. Но когда Бьорн вышел на берег, то у нее запылали щеки. Его рельефный торс так притягательно лоснился от сверкающих капель, что ей стало душно.
Пожалуй, освежиться все-таки не помешает.
— Иди купайся, я не буду смотреть. — Он принялся вытираться прихваченным с собой полотенцем.
Удостоверившись, что он отвернулся, Виола скинула плед и, оставшись в одной рубахе, спустилась к реке. Ступни погрузились в мягкий песок, стайка мальков резво бросилась врассыпную. Вода была ледяной. Виола подоткнула повыше сорочку и пошла на глубину, но не успела сделать и пары шагов, как ступня попала в какую-то ямку. Виола потеряла равновесие, взвизгнула, замахала связанными руками и рухнула в воду, подняв кучу брызг. Обжигающий холод пронзил ее тысячей острых игл, и она с отчаянным воплем вскочила на ноги.
Мокрая сорочка прилипла к телу, и прохладный ветерок превратился в ледяную стужу. Зубы застучали, кожа покрылась пупырышками. Сотрясаясь мелкой дрожью, Виола неуклюже заковыляла к берегу. Бьорн протянул ей руку. Она вцепилась в его ладонь, но вдруг заметила, как его взгляд с интересом ощупывает ее фигуру.
Опустив глаза, она увидела, что от воды ткань стала совсем прозрачной, и сквозь мокрые белые складки просвечивает розовая кожа. А соски затвердели от холода и торчат так дерзко и непристойно, что просто уму непостижимо! О, господи! Виола вспыхнула и прикрыла руками грудь.
В этот момент она опять наступила в ту же ямку, и со всего размаху рухнула Бьорну в объятия. От неожиданности он пошатнулся, и они едва не свалились на песок. Черт! От стыда Виола была готова провалиться сквозь землю. Она поспешно отпрянула от Бьорна, успев заметить, что ее рубаха оставила на его тунике огромное мокрое пятно.
Виола подняла взгляд на его лицо. Что это? Он смеется? Вот ублюдок!
— Что смешного? — пробурчала она, тщетно пытаясь совладать с клацающими друг о друга зубами.
— Не знал, что анги принимают перед завтраком целую ванну, — заржал он, и Виола с трудом удержалась от того, чтобы не стукнуть его по башке.
В следующий миг он достал из-за пояса кинжал и перерезал веревку, стягивающую ее запястья.
— Снимай свое тряпье! — велел он. — На, вытрись.
Он сунул ей в руки полотенце.
— Отвернись! — потребовала она.
— Да я и так уже все видел, — осклабился он, но все-таки отвернулся.
Виола стянула через голову мокрую, липнущую к телу рубаху. Ее колотила дрожь — но не от холода: горячая кровь уже разнесла по жилам пылающий жар — а от стыда. Наспех вытершись полотенцем, она схватила с ветки плед и торопливо в него завернулась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Идем, эти обжоры уже наверняка все слопали без нас, — сказал Бьорн, и они отправились в лагерь.
У одного из костров на бревнах сидело трое: рыжий Рагнар, который тоже был на пиру; противный Ингвар, который хотел вчера «поразвлечься»; и еще один хейд — светловолосый, с клочковатой бородой.
— Прошу к столу, принцесса. — Бьорн кивнул на свободное место возле Рагнара.
Тот подвинулся и дружелюбно похлопал по темной коре. Виола с опаской присела рядом. Бьорн сел с другой стороны от нее, вынул из-за пояса кинжал и принялся срезать куски мяса с жарившейся на вертеле свиной туши. Жир капал в огонь и шкварчал, а Виола глотала слюнки. Ни тарелок ни ножей с вилками поблизости не наблюдалось, но когда Бьорн сунул ей в руки сочное ребрышко, покрытое золотисто-коричневой корочкой, Виола с жадностью впилась в него зубами, наплевав на светские приличия и этикет.
— Эк, девка изголодалась, — ухмыльнулся Рагнар. — Видать в графском замке плохо кормят.
— Нормально кормят, — огрызнулась она, проглотив божественно вкусный кусочек мяса.
— Может с нами поедешь? На кой тебе эти графья? Чем тебе Бьорн не жених? — не унимался рыжий, но, получив от Бьорна кулаком в бок, крякнул и замолчал.
Виола умяла ребрышко. Затем еще одно. Закусив лепешкой из ржаной муки, она принялась с любопытством оглядываться по сторонам, потягивая из деревянной кружки ароматный эль. Приветливое солнечное утро, сытый желудок и беззлобные подтрунивания хейдов навевали спокойную расслабленность, и похищение казалось не таким уж и страшным. Через час-другой она отправится домой, и в памяти останется лишь забавное приключение, которым можно будет похвастать перед придворными девицами.
Ее размышления вдруг прервал голос Бьорна:
— Виола!
Она вздрогнула. Как странно ее имя прозвучало из его уст! С мягким деликатным «л» — как-то даже чересчур нежно для такого грубого языка.
— Да? — Она повернулась к нему. — Бьорн?
Он кивнул, протягивая широкую ладонь. «Медвежья лапа», — отчего-то мелькнуло в голове. Немного поколебавшись, Виола пожала его руку. Не то что бы ей хотелось любезничать с похитителем, но лучше его не злить. Ведь пока он не сделал ей ничего дурного… если, конечно, не считать самого похищения.
Ладонь Бьорна — большая, шершавая, теплая — сжала ее маленькую кисть с неожиданной осторожностью. Виола невольно взглянула в его глаза. При свете дня они оказались ярко голубыми — с синей окантовкой по краям и прозрачной бирюзовой сердцевиной, такой же ясной, как небо в безоблачный день…
— Как ты думаешь, сколько денег даст за тебя твой папаша? — спросил Бьорн, и очарование момента развеялось как дым.
Она выдернула ладонь из его руки. Ну конечно, перед ней всего лишь алчный дикарь, которого интересует только нажива.
— А я почем знаю? — фыркнула она, не решаясь назвать конкретную цифру.
Будучи единственной дочерью графа Альберди, Виола не сомневалась, что отец выложит за нее любые деньги — вот только похитителям знать об этом совершенно не обязательно.
— Даст он твой вес серебром? — поинтересовался рыжий Рагнар, все это время с любопытством поглядывающий на нее.
Ничего себе аппетиты у этих варваров! И что сказать? Подтвердить? Но ведь это огромная сумма. Отрицать? А вдруг они разозлятся!
— Может быть, — уклончиво ответила она.
— Тогда тебя нужно как следует откормить, — хохотнул Рагнар. — Ну-ка, Бьорн, отрежь девице еще кусок мяса, да пожирней.
— Ладно.
Бьорн улыбнулся, и от уголков глаз разбежались веселые морщинки. Хм… У него на редкость ровные белые зубы. Вполне человеческие, а вовсе не медвежьи клыки. И довольно красивые… Проклятье! Хватит уже на него таращиться как последняя дура!
— Спасибо, я больше не голодна, — пробормотала она, увидев, как Бьорн потянулся за кинжалом.
— Как знаешь, — сказал он, и хотел было что-то добавить, но тут по всему лагерю прокатился сиплый рев боевого рога.
