— Нашего дома, Мак! Это и мой дом тоже! ― злилась Тейлор. ― И Никки ― не сумасшедшая! Она очень талантливая, и я рада, что она согласилась на эту работу!
А вот я уже рада не была.
— Я не заплачу ей ни гроша!
— У меня достаточно своих денег!
— Все твои деньги принадлежат мне, Лори! Все до цента! И это рыжее недоразумение их не получит!
Стоп, что? Рыжее недоразумение?
Я услышала, как Тейлор зарычала:
— Ты не можешь! Папа оставил мне наследство!
— Которое ты получишь при определенном условии, помнишь? И, если перестанешь при каждой нашей ссоре как подросток сбегать в Чикаго!
Тейлор снова зарычала. Оказывается, она была не такой уж и паинькой.
— Прекрати быть таким дерьмом, Мак! Никки нужна мне, а ей нужна эта работа!
— Я не занимаюсь благотворительностью, ― прошипел он уже спокойнее.
Благотворительностью?
Нет, это уже перебор.
Я спрыгнула со стула, взяла свой чемодан, который ещё не успела распаковать, но который уже полчаса как стоял внизу ― я спустила его, как и велел мне придурок, когда перестала лупить его стулом ― а затем зашлепала к двери.
Ругань Тейлор и Мака тут же стихла.
Плевать. Найду другую работу.
— Никки, не уходи.
— Лори…
— Всё в порядке, мистер Маккейн, как вы верно подметили, я не нуждаюсь в благотворительности. ― вскинула голову, встречая его ледяной взгляд. ― Но вам следует лучше понимать термины, которыми вы форсите.
— Неужели? ― стальная бровь изогнулась. Не знаю, дерзил ли ему кто-нибудь раньше, кроме Тейлор, но я была не из тех, кто «глотал» обиды. ― И чего же я не понял?
— Благотворительность, мистер Маккейн ― это оказание безвозмездной помощи тем, кто в ней нуждается. Безвозмездной. А я собиралась брать за свою работу деньги.
— Брать деньги за то, чтобы малевать стены? ― он усмехнулся, а меня будто жаром обдало от такой наглости.
— Не считаете художников работящими?
— Работящими? ― вновь смешок. ― Художники ― это чертовы интеллигенты, закопавшиеся в своей славе и не знающие, что такое тяжелый труд. Они гребут деньги лопатами, малюя свои дурацкие картины, пока другие горбатятся на трех работах, пытаясь заработать на кусок хлеба. Так что нет, мисс Монро, я не считаю художников работящими.
Было больно, обидно, внутри разрастался гнев. Я хотела сказать всё, что думаю о нём, о его мнении, и куда он может его засунуть, но сдержалась.
— Как долго вы горбатились на этот дом?
— Простите? ― не понял он.
— Этот дом, ― повторила я, ― сколько вы работали, чтобы его купить?
Скулы Мака напряглись.
— Этот дом принадлежал нашим родителям.
— И они горбатились ― как вы выразились ― на трех работах?
Это очко явно вылетело в мою пользу. Глаза придурка налились ещё большей яростью. Я рисковала, но мне было плевать. Если и начинать новую жизнь, то, наконец, учиться давать людям отпор.
— Мой отец трудился. Всю свою жизнь. Как и моя мать.
— Так же, как трудитесь вы? ― спросила я, а затем склонила голову набок. ― А, кстати, чем вы зарабатываете?
И снова между нами залетали искры.
Тейлор испуганно вертела головой, молча открывала рот и кусала губы.
Наша перепалка напоминала игру в пинг-понг ― и финал обещал быть жарким.
— Тебя это не касается.
— Ты спортсмен, верно? ― я видела кубки и медали, принадлежавшие какому-то Майклу Маккейну, но не сразу сложила два и два. Думала, что это отец Тейлор или, возможно, её парень. Собиралась расспросить её об этом, но не успела. А ещё я упустила момент, когда мы перешли на «ты». ― Играешь в регби? Если не ошибаюсь, это спорт, в котором тупые качки бегают по полю с дурацким мячом?
Комбо.
— Ты ничего обо мне не знаешь, ― он сделал резкий шаг, и от неожиданности я отступила на два.
— Мак, прошу тебя…
Тейлор предприняла попытку остановить его, но та с треском провалилась.
— Не смей рассуждать о том, чего не знаешь. Больше никогда.
Сердце отстукнуло, но я всё же приблизилась и гордо вскинула голову.
— Бесит, да? ― прошептала, улавливая знакомый древесно-пряный аромат.
Глаза Мака отчего-то переместились на мои губы. Я ощутила странную дрожь по телу, но приняла её за ярость ― не более.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тебе не следует играть со мной, Никки, ― услышала я, когда он вновь вернулся взглядом к моим глазам, ― это моя территория. И на ней ас ― я.
Затем он грубо вручил мне мою джинсовку, которую я оставила днем в холле.
— Когда будешь уходить, убедись, что взяла все свои вещи.
Наверное, он ждал от меня каких-то слов ― хоть каких-то. Или думал, что я начну умолять его на коленях, просить дать мне эту работу и давить на жалость. Но ошибся.
Николь Монро никогда и ни за что не станет так унижаться.
Больше ― нет.
Тейлор собиралась что-то сказать, но Мак просто развернулся и ушел, оставив нас одних в пустом коридоре.
— Никки… мне так жаль…
— Всё в порядке, ― я смягчилась и даже попыталась улыбнуться, потому что, если говорить откровенно, Тейлор мне очень понравилась.
— Я поговорю с Маком. Не уезжай.
— Не нужно, ― завертела головой я, ― тебе не стоит ссориться с братом. Ты ведь слышала, он не хочет меня здесь видеть.
— Но почему? ― стонала Тейлор. ― Он ведь совсем тебя не знает.
Даже несмотря на всего четырехлетнюю разницу между нами, сейчас она казалась мне капризным подростком. Но всё таким же милым.
Я потянулась к своей сумке и, достав оттуда небольшой блокнотик и ручку нацарапала номер.
— Вот, ― я оторвала листочек и протянула его Тейлор, ― мой мобильный. Если захочешь поговорить или встретиться ― звони. Я буду рада.
Её лицо так и просияло.
Она обещала звонить мне, а затем не без долгих уговоров, но всё-таки отпустила.
Я добралась до отеля уже к ночи. Пришлось снова платить за номер, но я успокоила себя мыслью, что скоро моя жизнь начнет меняться.
Завтра же утром приступлю к поиску работы. Любой, даже самой дешевой ― плевать, нужно же было с чего-то начинать, правда?
Стараясь не думать о придурке Маккейне, которого возненавидела, приняла душ, смывая с себя остатки краски, а затем упала на кровать. Не такую мягкую, как дома, но всё же кровать. А кровать ― любая кровать ― была лучше, чем её отсутствие.
Услышала звук пришедшего на телефон сообщения, но глаза слипались, а мозг отключался, поэтому я решила, что посмотрю утром. Решила ― сделала. Уснула.
Проснулась от мерзкого и настойчивого стука в дверь. Накрылась одеялом с головой, мысленно мечтая, чтобы идиот, стучащий в соседний номер, прекратил. Но он не прекратил. Наоборот ― стал стучать громче.
До меня не сразу дошло, что стучали именно в мою дверь. А когда дошло, я застонала и вот такая, как есть ― заспанная и растрепанная ― поплелась к двери.
Стук стал почти невыносимым. А мне захотелось убивать.
— Да слышу я, слышу! ― проворчала, закатывая глаза и на ходу завязывая волосы.
Обслуживание здесь, конечно…
Раздраженно распахнула дверь и замерла, как столб. Моргающий столб.
Мысли тут же разбежались тараканами по углам.
Я открыла рот и удивленно бросила:
— Ты?
Мак
— Что ты забыл у моего номера?
Я не знал.
Не знал, что забыл у её номера, но знал, что, если бы не слезы сестры ― ни за что бы так не унизился.
Никки стояла передо мной в шелковой пижаме, состоящей из короткого белого топа и темно-синих шортиков с изображением пингвинов в снежинках. Её растрепанные после сна рыжие волосы были собраны в высокий пышный хвост.
Без макияжа она выглядела ещё привлекательнее.
И кажется, это замечал не только я.
Сглотнул и мысленно приказал своему дружку не выпячиваться из штанов.
Этого мне только не хватало.
— Вход в Ад в другом конце коридора. ― съязвила она, собираясь захлопнуть перед моим носом дверь. Я вовремя выставил руку.
— Я до этой дыры три часа ехал.
— Это не мои проблемы, Маккейн. Как ты вообще меня нашел?