Господь никогда и нигде нас не оставляет. С того момента, как Он пришел на землю, родившись от Пресвятой Девы Богородицы и стал Богочеловеком, Он всегда с нами. Как говорил Старец Порфирий, да пребудут с нами его молитвы, если бы мы увидели, как нас любит Христос и что Он для нас делает, то от безмерной радости помутились бы рассудком. Мы остались бы в Его объятиях, и нам бы уже ни до чего не было дела.
Любовь пастушки и любовь Христова
Как‑то раз, когда я находился в Каллисии [13] у Старца, ему сообщили, что в Афинах устраивается вечер, на котором будет выступать один святогорский игумен. Отец Порфирий сказал мне, что очень хотел бы подышать святогорским воздухом, подразумевая предстоящее выступление. На машине одного друга Старца мы по улице Асклипия добрались до храма Святителя Николая[14]·, где проводилось собрание. Зал был переполнен, больше всего было студентов и студенток. Сначала выступил один богослов, который достаточно хорошо изложил святоотеческие взгляды на проблемы современности. Затем слово взял святогорский игумен. Подъем духовного воодушевления в зале, казалось, достиг своего предела.
Когда он закончил, одному студенту пришла в голову мысль — попросить отца Порфирия, которого он увидел сидящим согбенно в уголке, сказать несколько слов собранию. Большинство собравшихся поддержало это предложение. Старец, казалось, несколько смутился, он сказал, что не выступает на народных собраниях, но «глас народа» вынуждает его говорить. Очень тихим, едва слышным в зале голосом он сказал: «Я не выступаю, но только молю Бога просветить моего послушника (имеется в виду выступавший игумен), чтобы Он дал ему слово». Однако слушатели не пожелали ограничиться этими его словами и просили сказать что‑нибудь еще.
Тогда отец Порфирий спросил: «О чем вы хотели бы, чтобы я с вами поговорил?»
«О том, как в наше время можно вести истинно христианскую жизнь», — ответили собравшиеся. И Старец очень медленно начал говорить: «Многие говорят, что христианская жизнь тяжела и неприятна; но я считаю, что она легка и весьма приятна, но при наличии двух вещей: смирения и любви». Слушатели, многие из которых делали записи в своих блокнотах, спросили: «Как мы можем, Геронда, стяжать смирение и любовь?»
Тогда Старец, с присущим ему неподражаемым талантом рассказчика, стал говорить «в притчах»: «Я расскажу вам, дети мои, — начал он, — одну историю. Некогда в горах жила одна пастушка, которая пасла овец. Целый день она проводила в трудах, заботясь о стаде: выгоняла его на пастбище, вела на водопой, оберегала от диких зверей. Вечером она загоняла стадо назад в овчарню, доила маток и оставляла своих овец до утра. Когда же наступала ночь и ее родители засыпали, она, несмотря на сильную усталость, перебиралась через забор и бежала в темноте, пробираясь среди скал и колючих кустов к заветному косогору, чтобы встретиться с пастухом, которого она любила. И когда она его видела, то несмотря на те труды и жертвы, на которые она шла ради этого свидания, ее душа преисполнялась счастьем. А от того, что эта встреча с возлюбленным стоила ей, как я уже сказал, стольких трудов и жертв, она становилась еще более счастлива. Простите мне, что я, монах, рассказываю вам о влюбленных. Но мне пришлось привести такой пример для того, чтобы вы лучше поняли то, о чем я хочу сказать. Душа должна иметь своим возлюбленным Христа, чтобы быть радостной, как пастушка, влюбленная в пастуха. Но что такое человеческая любовь перед любовью Божественной? Это любовь ложная и временная, тогда как Божественная любовь — истинная и вечная. Душа, которая любит Христа, всегда радостна и счастлива, что бы с ней ни случилось, каких бы трудов и жертв ей ни стоила эта Божественная любовь. И даже чем больше она трудится и жертвует ради возлюбленного ею Христа, тем большее счастье испытывает. Душа любит Христа, когда знает и исполняет Его заповеди. Когда она возлюбит Христа, то начинает любить и людей, она не может их ненавидеть. В душу, которая любит Христа, не может войти сатана. Вот, к примеру, возьмем сейчас нашу аудиторию: предположим, что мы все, собравшиеся здесь, — хорошие люди. Если вдруг теперь в дверях покажутся хулиганы и захотят войти внутрь, то они не смогут этого сделать, потому что зал уже заполнен нами. Так и в душу, кото–рая полна Христом, диавол не может войти и остаться там, как бы он ни старался. Он туда не вмещается, там нет для него свободного места. Так мы сможем вести истинно христианскую жизнь».
Все собравшиеся были глубоко тронуты простыми, но проникновенными словами Старца. Спустя несколько дней после этого вечера я вновь посетил отца Порфирия в Каллисии. Между прочим я рассказал ему о том, с каким горячим одобрением молодежь и те, кому они потом пересказывали услышанное, восприняли его слова и пример с пастушкой. Старец был рад этому и сказал: «Благословение Божие да пребудет на них. Ты знаешь, дитя мое, я не выступаю в аудиториях, на собраниях. Меня вынудили сказать что‑то. Ты знаешь, эта пастушка приходила ко мне на исповедь. Все было так, как я рассказывал». «Геронда, — спросил я, — так значит, эта история с пастушкой действительно имела место?» «Ну конечно», — ответил отец Порфирий. На меня произвело большое впечатление то, как удачно Старец, чтобы брани в борьбе за вечность сделать доступными пониманию, использовал в своих притчах события повседневной жизни.
Отец Порфирий, говоря о любви Божественной и о любви к человеку, был рассудителен и избегал разделять их, как это делают сектанты. Он не говорил только лишь о любви Божественной или только лишь о человеческой любви. Потому что в первом случае мы пришли бы к совершенно недуховной отчужденности от человека, а в конце концов — и от Бога, а во втором — к гуманистическому отчуждению от Бога, а в конечном счете — и от человека. Старец всегда говорил о православном сочетании любви Божественной и любви человеческой в образе вертикальной и горизонтальной, крестообразно пересекающихся линий в теле Церкви. Он учил этому не в абстрактных поучениях, но совершенно конкретно, на примерах главных событий личной жизни каждого.
Рай — это любовь ко Христу
— Что такое Рай? Это Христос, — говорил отец Порфирий. — Когда ты любишь Христа, тогда, несмотря на все ощущение своей греховности и своих немощей, у тебя есть уверенность в том, что ты преодолел смерть, потому что ты находишься в общении любви Христовой. И да сподобит нас Бог видеть Лик Господень и здесь, на земле, и там, куда мы отправимся.
Я всех люблю и за всех молюсь
— Да, я молюсь за всех, и за тех, кто уезжает отсюда, так и не встретившись со мной. За всех вообще, а за некоторых — поименно.
— И Вы не устаете? Столько людей… Как Вы выдерживаете?
— Я их люблю. Хочу всем им помочь, но не могу, и из‑за этого расстраиваюсь. Я говорю непрерывно целый день, так что во рту у меня все пересыхает. С четырех или пяти часов утра я начинаю говорить. Вот сегодня в пять утра мне позвонил игумен одного монастыря на Святой Горе Афон, затем — один владыка с Крита.
Позавчера в полночь мне позвонил человек с острова в Тихом океане. Понимаешь? В то время как я нахожусь здесь, духом я пребывал там. Он рассказывал мне о своих дочерях. Я дал ему совет относительно одной из них. Этот человек весьма обрадовался. Я также сказал ему еще раз позвонить мне.
Когда я утомляюсь, то закрываю лицо и только лишь благословляю приходящих. И народ приезжает, ты знаешь, со всей Греции, и издалека, из‑за границы. Позавчера были люди из Александрии, из Киато [15].
У людей — большие проблемы. Что делать… стараюсь. Но я не могу все время говорить. Они расстраиваются, уходят, а потом идут слухи…
Игумен монастыря Параклит[16]· советует мне принимать всех: хоть немножко, но поговорить с каждым или хотя бы только благословить.
Ты знаешь, никто не сможет удовлетворить такое количество людей. Поэтому сегодня некоторые люди меня могут называть святым, а завтра газетчики могут написать, что народ мною недоволен и что я прельщаю людей.
Не жди, что тебя будут любить
«Держитесь подальше от зависти. Она пожирает человека. Одна монахиня позавидовала другой, и ей представилось, что та бесчинствует с духовником. Потом она стала рассказывать об этом как о факте, действительно имевшем место.
С завистливым человеком происходит все что угодно. Я все это пережил. Люди считали меня хорошим, и многие приходили ко мне на исповедь. Они совершенно искренне рассказывали мне о различных случаях из своей жизни.
Подальше от этих женских сетований и слез. Христа, дитя мое, Христа будем любить как можно сильнее, Божественной любовью.
Счастлив тот монах, который научился всех любить втайне. Он не требует любви от других, его не интересует, любят его или нет.
