– Вы так убеждены в ее ценности?
– Думаю, что не ошибаюсь. Половина картины не видна под слоями краски, наложенными явно для того, чтобы что-то скрыть – возможно, еще одну фигуру или пейзаж. Нет никаких следов подписи. Надеюсь, она появится после расчистки. – Он улыбнулся, – Я не говорю о таких больших деньгах, как, скажем, за Ван Гога, но в одном абсолютно уверен: даже с учетом вашего гонорара за реставрацию я обязательно получу какую-то прибыль по сравнению с той ценой, какую заплатил.
– Сколько вы заплатили?
– Полтора фунта вместе с несколькими выцветшими акварелями и старой, пожелтевшей картой в придачу. Больше никого не заинтересовал лот номер тринадцать.
– Это ваше счастливое число?
Адам пожал плечами и усмехнулся.
– Если и нет, то я не так уж много теряю – по крайней мере в деньгах. – Он посерьезнел. – Но именно эта картина стоила мне одного из самых старых моих друзей.
Выражение горечи у него в глазах пробудило любопытство Гэбриэл.
– Мне кажется, вы бы выпили еще пива.
– Если мы поделим его на двоих.
Гэбриэл достала из холодильника еще одну банку, налила себе полстакана, остальное вылила в стакан Адама.
– Как вам удалось так дешево купить в Лондоне картину?
– Это была распродажа по сниженным ценам, всякий хлам из частного дома. Лучшие вещи ушли на запад, в главный аукционный зал, а филиал распродавал вещи из кухонь и с чердаков.
– Вы часто ходите в такие места?
– Стараюсь как можно чаще. Там можно найти удивительные вещи. Но на эту распродажу я попал по чистой случайности. – Он искоса посмотрел на нее. – Вам интересно будет послушать мой горестный рассказ, мисс Бретт?
– Что произошло? – спросила она: слово «горестный» подогрело ее любопытство.
Адам невесело усмехнулся.
– Позавчера я был в гостях в Лондоне. На другой день с больной головой шел на поезд и случайно увидел на противоположной стороне улицы объявление о распродаже, назначенной на следующий день.
Далее Гэбриэл слушала рассказ Адама с большим интересом. Когда он вошел внутрь аукционного зала, его охватило знакомое чувство предвкушения. Это была лишенная изысканности распродажа, где лоты состояли из прозаических абажуров и кухонных стульев, ящиков с разношерстным фарфором и кухонной утварью. Именно такого рода охотничьи угодья привлекали Адама Дайзарта, в жилах которого текла кровь трех поколений аукционистов и оценщиков.
На этот раз он уже был готов признать, что здесь нет ничего стоящего внимания, как вдруг на глаза ему попалась небольшая стопка картин, прислоненных к стене в самом дальнем углу зала. Он быстро просмотрел несколько небольших выцветших акварелей и старинную карту, которую покрывала сыпь рыжих пятен. Последней в стопке оказалась картина в рамке, написанная маслом, настолько почерневшая от грязи и более поздних слоев краски, что едва можно было различить голову и плечи девушки на одной стороне полотна.
От знакомого выброса адреналина в кровь у него шевельнулись волосы на затылке. Повторный взгляд на портрет усилил ощущение того, что под слоями грязи и краски прячется сокровище.
Прическа и поза девушки наводили на мысли о начале девятнадцатого века. Адаму ужасно захотелось приобрести картину. Если картина была сфотографирована, то фотография обязательно будет в архиве. Но даже если ее не фотографировали, все равно он может провести пару приятных часов, исследуя других живописцев того времени, работы которых могли бы пролить свет на его таинственную леди. В том, что ей суждено стать его леди, Адам ничуть не сомневался.
Без знания имени художника поиск оказался нелегким. Но под конец у Адама появилось чувство, что портрет мог быть написан рукой Уильяма Этти, известного аллегорическими сюжетами, пейзажами и портретами, но прославившегося больше всего изображениями обнаженного тела, которые выглядят на удивление современными. В приподнятом настроении Адам купил цветов и вина, взял такси и вернулся обратно в квартиру Деллы Тайли, где провел веселую ночь.
После двух продолжительных звонков и довольно долгого ожидания дверь приоткрылась, и на него в ужасе уставился глаз Деллы.
– Адам? – выдохнула она. – Что ты здесь делаешь?
– Я вернулся, чтобы попроситься переночевать.
– Кто там? – раздался мужской голос.
Глаза Адама прищурились.
– А! Очевидно, я сделал неверный ход. Прошу извинить за вторжение. – С насмешливым поклоном он протянул цветы. – Небольшой знак благодарности за вечеринку. Пока, Делла.
– Адам, постой! – Она плотнее запахнула халат и открыла дверь пошире, глядя на него с отчаянной мольбой. – Это не то, что ты думаешь.
Но когда в поле его зрения появилась фигура крупного мужчины, кое-как задрапированная полотенцем, Адам почувствовал себя так, словно получил удар в живот, и от омерзения затряс головой.
– Да хватит тебе, Делла. Это именно то, что я думаю. Привет, Чарли. Вижу, ты все еще здесь.
Чарлз Хокинс, друг Адама со студенческих лет, разразился многословным ругательством, и волна краски залила его лицо до корней волос.
– Мы думали, ты уехал домой…
– Вот теперь уехал. – Адам сунул цветы Делле, спрятил вино в сумку и, спустившись вниз по лестнице, cтал ловить такси.
– Вот так, – сказал Адам, заканчивая свой рассказ. Я переночевал у сестры в Хэмпстеде, утром на аукционе купил картину, сел на первый поезд и приехал на машине прямо сюда.
ГЛАВА ВТОРАЯ
– Вы были влюблены в нее? – спросила Гэбриэл, с yдовольствием представляя себе Адама Дайзарта в амплуа обманутого любовника.
– Это была не любовь, а вожделение, – напрямик ответил он и пожал плечами. – Я больше расстроился из-за Чарли, чем из-за Деллы.
– Возможно, этому есть какое-то вполне логичное объяснение, – сказала Гэбриэл после паузы. – Он мог просто принимать душ.
Адам покачал головой.
– Рискую смутить вас, мисс Бретт, но было совершенно очевидно, что Делла только что поднялась с ложа, где предавалась бурной страсти с Чарли Хокинсом. – Он сжал губы. – На что она имела полное право, разумеется. Но я не из тех, кто согласен делиться в этом аспекте. – Их взгляды встретились. – Вы считаете такой принцип чрезмерным?
– Ничуть.
Адам осушил свой стакан и поднялся.
– Спасибо за угощение и за то, что благожелательно меня выслушали. Надеюсь, я не нагнал на вас смертельную скуку.
– Не нагнали. – Ей было приятно узнать, что жизненная стезя Адама Дайзарта хоть изредка, но бывает не совсем гладкой.
– Гарри говорил мне, что вы живете в Лондоне. – Он окинул взглядом большую комнату с низким потолком. – Как вам нравится здесь, в глуши? Разве нет никого, кто мог бы приехать и составить вам компанию?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
