По правде говоря, я чувствовал себя подавленным. Мне требовался реванш, я хотел его всем сердцем.
В своем первом после возвращения интервью я сказал, что я не облажался, что сделал все от себя зависящее. Но я понимал, что именно я больше всех проиграл в тот раз: много ожиданий, много рекламы, много завистников, жаждущих увидеть меня побежденным… И я отлично помню, что сказал: «Хорош, ради бога, не врите. В нашей стране есть вещи гораздо более важные, чем Марадона. Я хочу выкинуть этот чемпионат мира из головы и начать думать о следующем, в 1986‑м». Это я им сказал в 1982 году. И год спустя я начал приводить себя в форму, чтобы доказать, что я не шутил.
Билардо начал объяснять мне свои идеи, как он хотел, чтобы я играл и прочее. Он мне сказал, чтобы я не боялся гепатита: у него уже было два случая в «Эстудиантес» с Летану и Троббиани, что поначалу было тяжело возвращаться, но потом привыкаешь. И в игре Билардо по-настоящему предоставил мне все возможности. Он дал мне свободу: я играл где хотел, а остальные играли вокруг меня. Билардо хотел, чтобы я с середины поля вел мяч к воротам, но не обязывал забивать (но еще бы я не забивал!), как делали Румменигге или Ханси Мюллер в Германии. Ему очень нравилась Германия. Я помню, что потом он говорил с Штиелике, свободным защитником «Мадрида». Также Билардо встречался со стариком Ди Стефано. Великий Альфредо. Я всегда очень его любил, очень. Он был такой же заводной, как и я, и опережал свое время. Во время той встречи он сказал Билардо, что аргентинскому футболу не хватало подвижности и динамики, чтобы все забивали, а не только играли. И если честно, то он был прав.
Билардо сразу же обронил фразу, которую я никогда не забуду, что бы ни случилось. «К тому же ты будешь капитаном», – сказал он.
У меня просто сердце выпрыгивало из груди! Если в тот момент я не умер от инфаркта, то не умру никогда. Даже сегодня, когда мне говорят, что я был, что я есть – я есть! – капитан сборной, я чувствую то же самое. Это как держать на руках моего внука, аналогичные эмоции. Как будто ты становишься у руля, принимаешь ответственность. Нет ничего прекраснее, чем быть капитаном команды. А тем более в сборной: там ты становишься самым настоящим бригадиром.
Я был капитаном «Архентинос», молодежной сборной, «Боки», но больше всего я хотел стать капитаном сборной. В каждой поездке я покупал себе повязки капитана. Так у меня набралось их штук 200. И мне было всего 24 года. Но я чувствовал, что способен на это. Если Пассарелла был капитаном, то, значит, должна настать и моя очередь.
Когда тебе поручают быть капитаном, ты хоть в лепешку разбейся, но нужно всех знать. Я просил, чтобы мне приносили видео, показывающее, как играл тот или иной член команды, много расспрашивал по телефону моих братьев и племянников. Они мне помогали, рассказывали о них: «Этот играет хорошо», «вон тому нужно бить сильнее…». Конечно, сейчас смешно, но в те времена футбольные матчи по телевизору не были таким обычным делом, как сейчас, и нужно было доставать информацию любым способом. Я искал ее везде. Прежде всего как капитан.
Такой должна была быть сборная Марадоны
Первой целью, которую я себе поставил, узнав, что моя мечта сбылась, было культивирование идеи: игра в футболке сборной – самое важное в мире, какие бы большие деньги ты ни зарабатывал в каком-нибудь европейском клубе.
Мне хотелось, чтобы это была сборная Марадоны: такой стиль я стремился задать.
Кроме того, меня очень зацепили слова Билардо о том, что только я был закреплен в основном составе. Поэтому я сделал то же самое с Масчерано спустя много лет. Также я должен был сделать это с Месси, хоть никогда и не говорил об этом – вот одно из дел, которое я должен разрешить. Обратите внимание, я принимаю формулу «Марадона плюс десять», так же как после я сказал «Масчерано плюс 10», но я никогда не думал, что мог выиграть в одиночку, это нереально. И я признаю жертву всех нас. Всех, кроме Пассареллы.
Но я понимал, что именно я больше всех проиграл в тот раз: много ожиданий, много рекламы, много завистников, жаждущих увидеть меня побежденным…
Но до этого оставалась еще очень много времени. Стоял март 1983 года, и все только начиналось. В моем случае пройдут еще два года, прежде чем я вновь надену футболку сборной. Кажется невероятным, но так все и было. Чего я только не пережил за это время! Как обычно, у меня год шел за три или четыре.
Неделю спустя после упомянутой встречи с Билардо я вновь вышел на поле после трех месяцев, пропущенных из-за гепатита. Мы сыграли вничью с «Бетис», но самым важным являлось то, что на скамье сидел Менотти. Это был его дебют. С ним все стало по-другому. Ребята влюбились в Тощего за его манеру с ними обращаться. Естественно, они же пришли от немцев, и Менотти подкупал их словами. Обратите внимание, что даже Гвардиола пошел к нему, когда решился стать тренером. Сегодня, с кем бы я ни встретился из той команды, все обязательно спрашивают про Менотти.
Я получил огромное удовольствие от той «Барселоны» и помню безумные матчи, как, например, против «Реал Мадрида» на стадионе «Барнабеу». Мы обыграли противников со счетом 2:0, и я забил такой гол, что его до сих пор иногда показывают: я начал молниеносную контратаку, их вратарь, Агустин, вышел из ворот, я обошел его и остался лицом к лицу с воротами. Я видел, что сзади меня бежал Хуан Хосе – низенький защитник с бородой и очень длинными светлыми волосами. Я уж было собрался забивать, но все же подождал его и, когда он добежал, отправил мяч в ворота. Парень пробежал мимо и врезался в стойку ворот с разведенными ногами. Ох, мне даже думать об этом больно! А я аккуратно коснулся мяча, когда забивал. Стадион поднялся, чтобы поаплодировать мне.
Во главе с Менотти мы дошли до ¼ финала в Лиге. Я смог сыграть последние семь матчей, и мы даже выиграли Кубок Испании по футболу. К тому же мы обыграли «Реал Мадрид» с великим доном Альфредо Ди Стефано. Теперь нашей задачей было прорваться в следующую Лигу.
Я думал, что хуже гепатита со мной уже ничего не произойдет. Но я ошибся. Начали мы с проигрышей, но это было не самое страшное. Самое страшное случилось во время четвертой игры, когда «Атлетико Бильбао» приехали на «Камп Ноу». Это был как эль класико, но против басков, играли на полную.
Да, история как в книге, но произошла она на самом деле со мной, и мне до сих пор больно.
Я вновь рассказываю эту историю, поскольку за ней стоит очень важный на тот момент персонаж, который впоследствии сыграл большую роль и перед чемпионатом мира. Я говорю о враче Рубене Дарио Олива. Докторе. Или просто Чудаке, со всем моим уважением. Он знает, что я его так называю. Мне пришлось позвать его тогда. В тот момент, когда баск Гойкоэчеа нанес мне травму, закончившуюся переломом.
Беда случилась 24 сентября 1983 года. Я помню эту дату, словно забил тогда какой-нибудь важный гол. Как же я забуду, когда речь идет о худшей травме за всю мою карьеру? Каким жестким был испанский футбол в те времена! Просто чудо, если матч обходился без переломов. Я часто рассказывал историю о том, как я пошел в больницу навестить одного парня, которого сбила машина, потому что он хотел со мной познакомиться. Был день матча с «Бильбао», и когда я в спешке выходил из палаты, этот парень крикнул мне вдогонку, чтобы я берег себя, ведь они рассчитывают на меня. У меня холодок пробежал по спине, знаешь, все-таки подобные вещи впечатляют. Но я привык, что мне доставалось на мачтах, и уже, казалось, по-другому и быть не могло.
Для нашей команды матч прошел спокойно. Мы выигрывали 3:0, и Шустер въехал ногами в Гойкоэчеа. У них были свои разборки между собой, так как ранее баск нанес ему травму. Стадион взорвался криками в поддержку немца, а Гойкоэчеа просто хотел его сожрать, убить. Он просто хотел его убить. Так как он был рядом со мной и пристально на меня смотрел, я сказал ему:
– Спокойно, Гойко, угомонись. Ты сейчас заработаешь желтую карточку, а вы проигрываете 3:0…
Нет-нет, я не доставал его, клянусь. Я всегда так разговаривал с соперниками, особенно если они ко мне цеплялись. Но потом следил за ними. В тот вечер я не увидел, как он подошел, просто не увидел. Иначе я бы отскочил.
Произошедшую атаку тысячу раз повторили по телевизору, ее можно найти в любом архиве. Я побежал за мячом к нашим воротам. Добежал и перекинул его на левую сторону, чтобы повернуться и начать атаку. Сейчас это называют направленным контролем, и у меня отлично получалось. Коротким рывком я убивал защитников. Но едва я оперся на левую ногу, чтобы сделать рывок, я почувствовал толчок. Клянусь, звук был такой, словно ломается дерево. И тут я почувствовал… И даже сейчас чувствую. Первым ко мне подбежал Мигели…
– Как ты? Как ты? – кричал он мне.
– Он меня сломал, сломал… – ответил я плача.
Меня отвезли в больницу прямо со стадиона в фургончике, за который сегодня было бы стыдно. Это была даже не «Скорая». Когда меня положили в палату, единственное, что меня интересовало, – когда я смогу снова играть. Смогу ли когда-нибудь… Через какое-то время появился Менотти. Своим прокуренным голосом он сказал: «Вы скоро восстановитесь, Диего. И дай бог, чтобы ваши страдания послужили тому, чтобы подобное насилие прекратилось». Серьезно, играли очень жестко, очень.
