Б. С.) был амбулаторный прием, усадьба заполнялась всевозможными пациентами, она их сама лечила и давала лекарства. Крестьяне нещадно травили их луга и делали порубки в лесу. Когда брат их за это стыдил, говорили: "Так где же нам и взять, как не у тебя, Николай Николаевич", — и начинался обычный припев: "Мы ваши, вы наши", тем дело и кончалось. Со своей стороны, крестьяне в случае какого-либо события у Тухачевских: прорыва плотины у мельницы, лесного пожара и проч. — без всякого зова дружно приходили на помощь».
Семья, в которой родился будущий маршал, была большой. Михаил родился третьим по счету, а всего Бог наградил Николая Николаевича и его жену четырьмя сыновьями и пятью дочерьми. Мавра Петровна, по свидетельству того же Балкашина, «была прекрасной души человеком, скромная, приветливая, хорошая мать и хозяйка. Она пользовалась большим уважением соседей-помещиков и крестьян». Однако домовитость жены не могла компенсировать беспомощности мужа в хозяйственных делах. В 1898 году пришлось за долги продать Александровское, и Тухачевские перебралась в столь же расстроенное, но меньших размеров имение Софьи Валентиновны близ села Вражское в Чембарском уезде Пензенской губернии. Здесь они проявили такую же нерасчетливость в отношениях с крестьянами, как и в Александровском. Но эта непрактичность после октября 1917 года совершенно неожиданно обернулась, можно сказать, нешуточной выгодой. Сестра Михаила Ольга вспоминала об отце: «Это был прямой, чистый человек, без всяких условностей и предрассудков. Потому они и разорились и сами остались без всего. Зато после революции, когда крестьяне делили имение, то собрали сход и постановили выдать нам две коровы, две лошади, сельхозинвентарь и сказали, что они помнят, как помогали им отец и бабушка».
Бабушка Михаила была женщиной замечательной во многих отношениях. Умная, образованная Софья Валентиновна не раз бывала в Париже, лично знала Тургенева и даже будто бы послужила прототипом героини тургеневского рассказа «Вечер в Сорренто». Посещала она и музыкальные вечера у Полины Виардо. Была неплохой пианисткой, училась у самого Антона Рубинштейна, познакомилась во Франции с великим Шопеном, любила играть его произведения, а также музыку Бетховена, Листа, Моцарта. Софья Валентиновна и Николай Николаевич часто музицировали в четыре руки на рояле, на котором некогда давал концерты Рубинштейн. С ними дружил ученик Танеева и лучший знаток Скрябина Николай Сергеевич Жиляев, позднее подружившийся и с Михаилом Николаевичем, с которым сохранил на всю жизнь самые добрые отношения и разделил трагическую судьбу. Через Жиляева Тухачевский познакомился с первым в своей жизни большевиком — музыковедом Николаем Николаевичем Кулябко, также ставшим его другом и сыгравшим немаловажную роль на начальном этапе военной карьеры «красного Наполеона».
Михаил с ранних лет тянулся к музыке. Много лет спустя, зимой 37-го, наверное, предчувствуя скорый арест, он сказал одной из сестер: «Как я в детстве просил купить мне скрипку, а папа из-за вечного безденежья не смог сделать этого. Может быть, вышел бы из меня профессиональный скрипач…» В итоге Тухачевский играл на скрипке лишь на любительском уровне. Зато проявил большой интерес к изготовлению скрипок, став единственным в мире маршалом — скрипичным мастером.
Николай Николаевич привил детям интерес не только к музыке, но и к книгам. Михаил рано научился читать и читал много, запоем. Устраивал и домашние спектакли. Сестры вспоминают: «Пьесы сочиняли сами и сами же рисовали смешные афиши. Главными действующими лицами бывали Михаил и Шура. Николай открывал и закрывал занавес, а также исполнял обязанности суфлера. Игорь играл на рояле». Потом, уже в гимназии, на смену самодеятельным пьесам пришел Чехов. В инсценировке чеховской «Хирургии» Михаил играл роль фельдшера, а в «Канители» — дьячка. В те годы эти и другие чеховские вещи входили в стандартный репертуар домашних театров. Тезка и почти что сверстник Тухачевского Михаил Булгаков в это же самое время за сотни верст от глубоко провинциальной Пензы, в цветущем, благоухающем садами Киеве, «матери городов русских», запомнился своим сестрам блестящим исполнением роли бухгалтера Хирина в другой чеховской постановке — «Юбилее».
Литературные и артистические способности Тухачевский проявлял и позже. Те, кто его знал, отмечали необыкновенное для советских военных умение держать себя в любом обществе, а также то неотразимое, почти гипнотическое впечатление, которое маршал производил на женщин. Даже прочно связав свою жизнь с армией, Тухачевский остался не чуждым литературному труду, публикуя много статей на военную тему в газетах и журналах. Бывший секретарь газеты Западного военного округа «Красноармейская правда» Н. В. Краснопольский свидетельствовал: Тухачевский «не терпел так называемого «заавторства». Неоднократные наши попытки подсунуть ему на подпись статьи, подготовленные сотрудниками редакции, отвергались с порога. Михаил Николаевич имел определенное литературное имя, свой литературный стиль, устойчивую литературную репутацию и очень дорожил этим».
Но не в литературе и искусстве увидел Тухачевский свое предназначение. С детства он мечтал стать офицером и готовил себя к тяготам военной службы. Сестры Елизавета и Ольга вспоминали: «Еще совсем маленьким Михаил пристрастился к верховой езде, упражнялся с гирями, очень любил бороться. И редко кто из сверстников мог побороть его. Брат Николай удивленно спрашивал:
— Что ты, в цирк готовишься, что ли? Зачем тебе все эти тренировки? Для чего силы копишь?
И Миша отвечал с детской непосредственностью:
— Силы нужны мне, чтобы не нуждаться в посторонней помощи, если потребуется передвинуть письменный стол или шкаф с книгами.
Эта привычка все делать самостоятельно, не прибегать без необходимости к помощи других осталась у него на всю жизнь».
У Михаила рано проявился интерес к воинской службе. М. Н. Балкашин вспоминал: «Миша отличался особой живостью характера. С раннего детства у него была любовь к военным, всё равно, будь то солдат, пришедший на вольные работы, заехавший в гости исправник или кто-либо другой, лишь бы он был в военной форме. Меня, когда я приезжал к Тухачевским юнкером, а потом офицером, он буквально обожал, сейчас же завладевал моей шашкой, шпорами и фуражкой. Заставлял меня рассказывать разные героические эпизоды из наших войн, про подвиги наших солдат и офицеров. Десятилетним мальчиком он зачитывался историей покорения Кавказа во времена Ермолова и Паскевича. В юношеском возрасте он увлекался походами и сражениями великих полководцев. Русскую военную историю он знал превосходно, преклонялся перед Петром Великим, Суворовым и Скобелевым».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
