Тщеславие может расти при наличии у пастыря энергичной воли, ума, дара речи, доброго сердца, подвижничества и даже смирения. Искушение это грозит всем иереям, как священникам, так (еще более) и епископам. Гордость обнаруживается у пастырей в походке, тоне голосов, жестах, обращении с людьми, в одежде (то слишком изысканной, то намеренно — небрежной)[9], в искании наград и повышений, в безмерном властвовании. Она даже откровенно требует почета и уважения на основании особо выдающихся у пастыря дарований. Отсюда понятно, как смиренно и благоговейно надлежит всякому пастырю пользоваться своим пастырским достоинством и авторитетом и как чутко следует прислушиваться к голосу совести.
Гордый и властолюбивый пастырь восхищает славу Божию себе и фактически курит фимиам диаволослужения. Благодати Божией он препятствует действовать чрез него. Он заполняет собою, своим культом собственное сердце.
«Поистине бедственно домогаться чести," — восклицает Златоуст[10]. А Григорий Богослов, дополняя его, говорит: «Самомнение отнимает у человека большую часть того, что он есть»[11].
Искушающему тщеславию и властолюбию пастырь всегда может противопоставить несогласие на греховные помыслы и думу о том, что он — только представитель славы Божией и не имеет права искать своей славы. Тщеславный, ставя себя в зависимость от мнения других, роняет свой авторитет и делается незаметно ниже их. Слава, наоборот, бежит за бегущим от неё и следует за ним даже по смерти.
Чем меньше пастырь будет заботиться о своем прославлении здесь на земле, тем больше просияет слава его по смерти. Он и мертвый будет заставлять говорить о себе. Такова слава трудящемуся во славу Божию и на пользу народную.
е) Душевное пастырство
Описанная нами картина проявления пастырской гордости и властности, всем заметной и поверхностной, иногда вырождается в скрытую и глубокую самонадеянность, в подмену благодатного и духовного пастырства пастырством естественным и душевным. Нет никаких плодов от подобной подмены Божьего человеческим, она страшна и опасна. Мечты с помощью широкого гуманитарного образования и веры в себя зажечь свет в сердцах пасомых — ошибочны.
Культурные воздействия на почве драматически-выразительного служения, торжественной обстановки Богослужений и проч. неглубоко и ненадолго действуют на верующих. Самый внутренний мотив спасать кого бы то ни было влиянием своей личности и удерживание других в своей подчиняющей власти уже глубоко греховны. Здесь и вырастает в пастырской душе увлекательная, заинтересовывающая страсть тонкого властолюбия над душами путем культурного воздействия.
Результаты отмеченного типа пастырствования часто неожиданны для действующего. Они плохи, плачевны и кончаются разочарованием. Некоторое время тщеславный пастырь заражает окружающих своей энергичностью. С течением времени этот энтузиазм верующих остывает, и они оставляют своего руководителя одиноким. Ему остается растерянно жаловаться на бесплодность своей работы. Внешнее влияние тогда только прочно и действенно, когда к нему присоединяется подкрепление, идущее изнутри, от благодатной веры и любви пастыря, от борьбы и победы его над страстями. Культурному влиянию в пастырской работе должны предшествовать воздействие таинств, молитвы и личного подвижничества пасомых, их мистик — аскетическая жизнь. Тогда и культура вносит свою долю пользы в нравственное воспитание душ. Иначе душевное пастырство кончается разочарованием и бесплодием.
Некоторые пастыри, руководя паствою, стремятся привязать к своей личности с помощью возбуждения в ней религиозного сентиментализма. Такой род воздействия присущ священнослужителям, зараженным фанатизмом и прелестным самомнением. К ним охотно примыкает интеллигенция, утратившая духовный вкус и живую связь с Церковью, так как они не требуют от паствы глубокого смиренно — молитвенного подвига, постоянной самособранности и духовной борьбы с собой. Себя же они воочию всех показывают проповедниками, аскетами и ревнителями Церкви, интересуются беседами с пасомыми и великолепием Богослужения с чудным хором и кратким уставом службы. Все это душевному человеку сродно, легко и привлекательно. При описанных условиях образовалась не так давно секта иоаннитов.
Внешностью пастырей и исканием таинственного чаще прельщаются слабые и сентиментальные по природе женщины. От ненормального выпуклого выдвижения личности пастыря общество может страстно привлекаться к ней и благодатию слабеть воем своим существом.
«Сердце ваше, — пишет епископ Игнатий Брянчанинов, — да принадлежит единому Господу, а в Господе — ближнему. Без этого условия принадлежать (привязываться) к человеку страшно»[12]. «Пристрастие делает любимого человека кумиром, приводит к вере в него… и исступленному фанатизму»[13]. Из фанатической веры привязанный решительно готов делать все угодное его кумиру: идти за ним даже по еретическому и сектантскому пути. При догматической нетвердости пастырь, влекущий к себе, может впасть в самомнение и искание славы. С её ослаблением он мучится. Привязанность к кумиру затемняет Христа.
Психологически процесс возрастания человеческого пристрастия можно изобразить так. Сначала пасомые в пастыре видят воодушевителя к духовной жизни. После своей безнравственной иди теплохладной жизни они охотно слушаются советов любимого руководителя. Но постепенно из любви к нему авторитет его становится для них выше авторитета Церкви, и они из — за излишней привязанности к своему кумиру начинают мало — помалу остывать к Богу и Церкви. Проповеди и беседы дорогого «батюшки» становятся им важнее молитвы, особенно, если служит, исповедует и причащает их «любимый наставник». Сравнительно с ним они критикуют всех прочих пастырей. На почве такой привязанности происходят в приходах организации особых кружков, сектантство, ссоры и вражда неумеренных поклонников за степень близости к обожаемому священнику[14].
Представленное выше влияние как искусственно навеянное совне — безблагодатно, внешне и поверхностно. Едва только у страстно любящих открываются глаза на призрачное достоинство руководителя, как их душевно — плотская любовь к нему переходит в разочарование.
Таков результат подмены внутреннего внешним и духовно — благодатного душевно — человеческим.
Спаситель, Апостолы и святые Отцы решительно восставали против душевного влияния и чрезмерной человеческой привязанности, как подменяющей Бога человеком и похищающей славу Божию. Некогда Господь запрещал исцеленным рассказывать об Его чудесах, уклонялся от народной привязанности после насыщения пятью хлебами пяти тысяч человек (Ин. 6,15). Причиной того была душевная привязанность к Нему народа, как к Источнику плотского наслаждения и Чудотворцу, а не как к Лицу Божественного достоинства.
Анализируя психологию современного человека, следует решительно сказать, что она сложна, как никогда. Отсюда и искушения пастыря ныне с каждым часом увеличиваются. На почве привязанности к личности пастыря, особенно, если он молод, добр, сердечен, красив, искушения самые сложные и, надо сказать, самые сильные и чреваты огромными неприятностями. Бывает немало случаев, когда сам пастырь увлекается какой — либо «особой», если он одинокий, монах или живет не в ладу с своей матушкой. Здесь процесс развития травмы греховной чрезвычайно стремительный, особенно, если молодой священник не огражден страхом Божиим и живет неглубокой духовной жизнью.
Но в большинстве случаев пастырь является объектом нападения, особенно от женщин психически нездоровых (дев, монахинь средних лет, инокинь). Они имеют несчастие особенно привязываться к священнику и своим крайне навязчивым сентиментализмом причиняют ему массу огорчений и неприятностей.
Молодые девицы исключаются из этого класса людей, так как они имеют, в большинстве случаев, страх к священнику как служителю Божию, который не позволяет им многое. Если учесть современное положение пастыря, что ему приходится работать преимущественно с женским персоналом, то опасность указанного типа искушений самоочевидна и вряд ли требует дальнейшего раскрытия. Опытные пастыри единодушно утверждают, что во избежание «кляузных женских вопросов» пастырю следует вести себя с ними сдержанно — суховато, начальственно — официально и не вдаваться в сентиментализм отношений. Это устрашит их и поставит на свое подчиненное место, подавляя душевность духовностью.
Пастырь заведомо неправильно действующий на пасомых, обязан сознательно отречься от неверного направления в сваей работе. При этой следует заметить, что «душевно — человеческими» средствами влияния пользуются преимущественно начинающие пастыри. Они, или не отдавая себе в том ясного отчета, или увлекаясь внешностью по своей «душевно — духовности», поступают так.
