Сейчас на мне был именно такой, багрово-красный. Белая рубашка с воротничком-стоечкой и красной вышивкой, черные, шерстяные лосины и длинные сапоги все того же непревзойденного огненного цвета. Поверх этого безобразия я накинула шоколадный, длинный, как раз до колена жакет с коротенькими, одна четвертая, рукавами. Выглядела при том очень занятно.
Атаманшей.
Катинку же я заставила надеть все те же бриджи, золотистые сапожки на низком каблучке, белую рубашку и кушак. Как знала, что ей танцевать.
Взяв лютню, привычно села прямо на стойку. Немного побренчав, проверяя струны, я посмотрела на напарницу:
— С чего начнем?
Она пожала плечами.
— Что вы делаете?
— Зарабатываем, — кинула я насмешливый взгляд на эльфа. — Мы всегда выступаем здесь раз в неделю. Подожди. А еще лучше посмотри, Катинка здорово танцует. Может не так искусно, как эльфийки, но с куда большей душой.
А потом я коснулась струн и заговорила с ними, полностью отключаясь от этого мира. Перед моими глазами лишь играл разноцветный платок Катинки.
Вынырнула из этого только когда поняла, что танец закончен, а я вяло перебираю струны. При том упершись взглядом куда-то, как завороженная. Присмотревшись, я поняла что так манило мой взор — два вечно тлеющих уголька в камине. Вытянув руку, улыбнулась:
— Иди ко мне.
Саламандру не пришлось уговаривать. Видно, она тоже соскучилась, раз пришла послушать. Ящерка споро забралась ко мне на плечо и нежно ткнулась мордочкой в щеку.
— Я тоже, милая, — пробормотала я, зная, что она хочет сказать. По случаю же хорошего настроения я посмотрела в толпу с интересом, но не ажиотажем, как в первый раз разглядывающую мои нежности с огненной саламандрой. — Ну, что вам спеть?
— Грустную песню.
— Моей доче в прошлый раз понравилось твоя «Прости», — посмотрел на меня Дик, попутно протирая бокалы. — Все уши прожужжала. А я не слышал. Споешь?
— Для тебя — что ни попросишь.
Перебрав струны, я уселась поудобнее и, приготовившись, медленно запела. Слова и музыка вырывались откуда-то из самой груди, оттуда, где билось сердце.
«У тебя лишь прошу —Ты забудь обо мне».Эти строки пишу,Я в коротком письме.Не дано мне проститьСлов твоих острый лед.Но любовь не забыть —Мое сердце не врет.
Ты прости меня любимый.Мне твоей, увы, не быть.Зря ты шепчешь мое имя.Нам ту ночь не возвратить.Ты прости, любимый!
Последний аккорд повис в полной тишине залы. Я вздохнула и смахнула набежавшую слезу.
— Простит, как думаешь? — посмотрела на прибалдевшую саламандру. Та отреагировала довольно скептично. — Вот и я о том же. Скорее возьмет за шкирку и притащит в Царство. Угу, еще и пинком подгонит. — Уголек кивнула, полностью согласная со всем выше сказанным.
— Таня, перестань пугать народ, — зло прошипела Катинка. — Это я привыкла к твоему трепу с ящерицей, а людям каково?
Мне стало смешно:
— Представь, что будет, если я Нагоса приведу.
Катинка представила и довольно нервно хрюкнула.
— Может не надо?
— Ему еще пару месяцев спать, — успокоила я Катинку.
— Кто такой Нагос? Твой возлюбленный? — возник рядом эльф.
— Да. Самый нежный, самый преданный, самый лучший!
Воровка в голос рассмеялась, привлекая к себе внимание.
— О, он очарователен.
Я легко улыбнулась. Нагос всегда был моей поддержкой и опорой. Во всяком случае, когда не спал. И я не знаю, что буду делать, если однажды заклинание приворота закончится. Ведь потерять своего великолепного гидру так страшно.
— Итак, — я поставила ногу на стойку, — мне нужна информация — где, когда и с кем будет находиться артефакт. И мои амулеты. Те, что сняли, — посмотрела я на Элестса.
Он усмехнулся:
— А без них ты ничего не можешь?
— С ними у меня возможностей больше. Верни мне их. Все равно никому больше они не подчинятся.
— А тебе подчиняются?
— Хочешь покажу?
За цепочку эльф вынул четырехлистник из мешочка на поясе и подвесил на уровне моего лица.
— А что, в руки взять не получается?
— Ты ведь знаешь это, магичка. Зачем спрашивать.
Правильно, никому, наделенному хоть каплей магии, подарок демонов не дастся в руки. Заквиэль, умница, позаботился об этом.
Повесив кулон себе на грудь, я любовно тронула его рукой, чувствуя знакомое тепло. И нежность, с которой тот был сделан. Мои милые черти.
Коснувшись одного лепестка, я зажгла на руке огненный цветок.
Коснувшись другого — яркие искры молнии.
Коснувшись третьего — дивную розу.
Коснувшись четверного — завихрение тумана.
Мне нравилось играть с этими силами. Они ласкали меня, целовали лицо, руки, шею. Иногда я это просто чувствовала.
Находящиеся в таверне люди и не только захлопали, посчитав мои выходки частью развлекательного номера.
— А где Звезда? — вспомнила Катинка.
— Какая звезда? — искренне удивился Элестс.
Внутри у меня все перевернулось.
— Золотая Звезда. Подвеска.
— Вы потеряли ее? — разозлилась подруга. Она-то к ней уже привязалась, почти никогда не снимала.
Как только бледность начала сходить, а голос вернулся, я тихо спросила:
— Тот толстяк имеет к тебе какое-то отношение?
— Нет. Я нанял его поймать вас.
Я кивнула.
Народ в зале как-то притих, разом осознав, что пред ними не обычная девчонка-бард, а магиана всесильная в гневе.
В руках сами собой выросли клинки. И не какие-то мелкие, как несколько минут назад, а длинные лезвия миллиметров 750, чуть изогнутые к концу, до половины обоюдоострые. И раскаленные до красна, с язычками пламени.
— Таня, не надо!
— Где мой плащ?
У знакомого нам коттеджа мы были через полчаса. Одним направленным движением я выбила все имеющиеся охранки и вошла на территорию окружающего дом небольшого садика.
Подбежавших охранников снесло волной воздуха.
Парочку вернувшихся быстро обезвредили мои спутники: Катинка, в чьей верности я не сомневалась, и увязавшийся с нам эльф. Хихикая, тот пояснил — ему, мол, любопытно, чему не приходилось удивляться — это присущая их роду слабость.
Толстопуз уже давно спал, когда я пинком раскрыла дверь в его спальню. Дверь не выдержала силу магии, вложенной у удар, и, сорвавшись с петель, отлетела на несколько метров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
