А что же он сам, Эрик Бревис? До какой степени он, психолог, в состоянии выносить неизведанное? Нет смысла волноваться по этому поводу. Неизведанное и иррациональное — его специальность. Кое-какие медикаменты, которые он принимал, позволили ему пережить столь диковинные ощущения, что вряд ли глубокое Тау сможет предложить ему что-нибудь новое. Впрочем, кто знает?
— Три минуты. — Снова Портер. — Старт будет проходить в два этапа. Мы войдем в состояние Тау, но останемся на взлетном поле, пока компьютер не выдаст координаты нашего курса. Эрик, если ты хочешь «прозондировать» Тау, тебе следует присоединиться к Пэту — он в обзорной сфере.
Бревис наклонился к микрофону:
— Иду!
Эрик шел по коридору, а корабль незаметно переходил из настоящего пространства в Тау, сосуществуя рядом с молекулами, которые бросились заполнять пустоту, образовавшуюся на взлетном поле после старта. Однако внутри корабля этот переход почувствовать невозможно. В сфере, по ту сторону экранов, все иначе. Бревис остановился перед массивной дверью, ведущей в обзорную сферу, и вытер вспотевшие ладони. Прямое влияние Тау на определенные центры головного мозга вызывало такие сильные галлюцинации, что эти образы могли соперничать с реальностью.
Бревис плечом распахнул дверь, внимательно вглядываясь в контрольные приборы на стене, чтобы понять, где находятся экраны, установленные в форме лабиринта и защищавшие корабль от эманаций, исходящих из обзорной сферы. В помещении было темно, но стоило ему сделать всего три шага, как он оказался в лабиринте и начал ощупью пробираться вперед. Однако как только он приблизился к последнему экрану, его охватило смешанное чувство страха и восторга.
Ему показалось, что сфера превратилась в остров, в пугающем одиночестве парящий посреди розового тумана, — так выглядит Тау-резонанс. Бревис прекрасно знал, что происходит, но от этого представшее его глазам зрелище не стало менее впечатляющим. Вот он — космос, столь безграничный, что никто не в состоянии охватить взглядом его просторов!
Нет ни верха, ни низа — вообще никаких координат. Лишь переливающееся розовое сияние, опутавшее корабль, причем, неясно, откуда оно исходит. Бревис знал, что это иллюзия и что, если он закроет глаза, ощущение останется. Но не мог избавиться от головокружения и чувства, что он превратился в крошечную пылинку в необъятном космосе, — именно таким образом сознание реагировало на картины, представшие глазам.
Однако Дрискол привык к ним и поэтому в меньшей степени подпал под их влияние. Он уже стоял под куполом сферы и снимал показания рефрактометра, анализатора спектра, полярископа и других приборов наблюдения, передавая векторные и тензорные координаты Грасу, чтобы тот мог загрузить их в компьютер, который затем рассчитает курс. Бревис, как зачарованный, смотрел на Дрискола, определявшего отношение между углами, линиями и точками, полагаясь только на положение образа области Тау относительно обзорной сферы. Бревис был поражен тем, как пилот на глаз определял координаты точек с точностью до семи знаков. Каким образом он извлекал эту информацию и как ему удавалось добиваться такой точности, Бревис понять не мог. Теперь он знал, почему Дрискола включили в состав экипажа. Способность интерпретировать образ Тау в математических символах действительно потрясала.
Все это было выше понимания Бревиса. Сам он видел только небольшие контрастные области в разных районах освещенного поля, словно некий космологический рисунок, преломленный сквозь рентгеновские лучи. Однако Дрискол оказался специалистом, сумевшим расшифровать этот рисунок, и, более того, основываясь на том, что видел, называл оси и точки, будто плел в трех измерениях сложнейшую воображаемую паутину, которую собирался накинуть на розовые декорации ирреальных подмостков.
Наконец Зигмунд Грас удовлетворенно проговорил:
— Все, больше нам пока ничего не нужно, Пэт. Компьютер будет решать задачу около семи минут. Пол, через десять минут я буду готов.
— Отлично, — прозвучал в коммуникаторе голос Портера. — Первичное ускорение повлияет на направление силы, которая начнет действовать параллельно длинной оси корпуса корабля. Это не мера изменения ускорения, а влияние гравитационного ядерного эффекта, оно быстро ослабеет, когда корабль покинет магнитное поле Земли. Эрик, ты еще не испытывал подобных ощущений, поэтому держись за что-нибудь — так легче. Зигмунд, я передаю компьютеру контроль за управлением полетом. Как только будет определен курс, сможешь взять эту задачу на себя.
4
Бревис ожидал, что им предстоит пережить долгие минуты стартового ускорения, когда корабль будет постепенно приближаться к скорости света. Но в иной физике Тау их старт прошел весьма спокойно. Ускорение в половину «g» почти не чувствовалось, лишь создавалось ощущение, что комната медленно вращается вокруг своей оси, однако через несколько минут неприятные эффекты исчезли.
Когда все условия стабилизировались, и образ Тау перестал меняться, Бревис покинул обзорную сферу и направился в рубку управления, где сейчас разворачивались главные события. Старт прошел так незаметно, что у Бревиса даже возникли некоторые сомнения: неужели они уже набрали гораздо большую скорость, чем в состоянии развить обычная ракета. Ведь в таком случае их ускорение было столь стремительным, что в реальном космосе его не мог бы выдержать ни один из известных материалов.
Но и в рубке управления сомнения Бревиса не развеялись. Показания радара Т-Допплера и других приборов были понятны Портеру и корабельному компьютеру, но Бревису они ничего не говорили — с тем же успехом корабль мог находиться в состоянии покоя. Их скорость постепенно приближалась к скорости света, а Бревис никак не мог убедить себя в том, что корабль и в самом деле мчится вперед. Наконец он решил отбросить эту проблему и заняться своими прямыми обязанностями — оценкой состояния экипажа.
И практически сразу обнаружил, что Грас и Портер очень даже ощущают скорость и побаиваются ее, напоминая туго натянутые пружины. Состояние Дрискола определить было трудно. Традиционная физика постулировала, что скорость света является абсолютом, превзойти который невозможно. Однако менее чем через четыре часа их корабль бросит вызов световому барьеру — они достигнут скорости триста тысяч километров в секунду. И тогда что-то либо кто-то не выдержит — корабль, или люди, или физический постулат. Никто не знал, какая их ждет судьба. Бревис с любопытством отметил, что, хотя члены экипажа прекрасно разбирались в физике и в феномене Тау, их не покидало почти суеверное почтение перед скоростью света.
Изредка Бревис наведывался в обзорную сферу, но Тау-образ казался ему неизменным — лишь Дрискол был в состоянии извлекать из того, что видел, новую информацию, которая позволяла ему вносить коррективы в их курс. Впрочем, психолог заметил, что интенсивность образа постоянно увеличивается; теперь, когда он посещал обзорную сферу, изображение возникало перед ним, словно по мановению волшебной палочки. Да и свечение уже выходило за границы лабиринта защитных экранов.
Галлюцинации стали такими мощными, что начали перекрывать визуальные ощущения, так что внутренняя часть сферы и инструменты Дрискола приобрели диковинную прозрачность; все тонуло в розовом, мерцающем сиянии. Даже Дрискол и сам Бревис под влиянием излучения Тау выглядели какими-то бесцветными, будто нереальными. И пока остальные члены экипажа, стараясь тщательно скрывать свои чувства, опасались приближения светового барьера, страх Дрискола, остающегося в обзорной сфере, становился особенно заметен — ведь причудливые, окрашенные в розовый цвет образы были символом неизведанного.
— Мне это совсем не нравится, Пол, — заявил наконец Дрискол. — По мере увеличения скорости появляются признаки нестабильности. Я не знаю, в какие области мы вторгаемся, но это не будет обычным скачком.
— Неужели наши дела так плохи?
— Нам удается выдерживать столь интенсивное воздействие образа только потому, что он остается почти неизменным. Но если он будет постоянно меняться, это превратится в настоящий кошмар. А в случае качественного скачка мы даже не успеем добраться до двери.
— Почему?
— Можно потерять всякое представление об окружающем пространстве за несколько секунд, если образы начнут резко колебаться. А поскольку излучение продолжает оказывать влияние на мозг даже после того, как ты теряешь сознание, можно получить сокрушительный удар по нервной системе. И тогда Тау становится убийцей. Я бы сказал, что сейчас происходит рождение такой смертельно опасной Тау-бури.
— Тогда следует уйти отсюда, и как можно быстрее, — предложил Бревис.
— Ты уходи. Я должен снять еще несколько показаний приборов, пока их еще можно различить.
